Дизайн в легендах

Теоретическая часть книги Рида построена на основе свободного сопоставления различных  заходов, движения в разных уровнях рассмотрения, что в результате должно привести к выводу, по всей видимости, заранее установленному более или менее интуитивно. Рид не только описывает дизайн в категориях искусства - он создает теоретическую работу о дизайне методом искусства.

Исторический экскурс в отношении промышленника и художника, проводимый Ридом, так же как и остальное, является лишь вспомогательным средством построения четкой авторской концепции. Рид привлекателен тем, что не ищет компромисса, не хочет компромисса, всегда и во всем утверждая примат искусства. Пройдя всю систему (хотя слово "система" может использоваться чисто условно) предварительных заходов в различных аспектах художественной деятельности, Рид не делает попытки (совершенно неосуществимой) свести их в какое-то формальное целое - это ему не нужно. Все эти заходы нужны для того, чтобы подготовить совершенно неожиданный для читателей - по крайней мере первого издания - вывод:

"Мое убеждение  заключается в том, что утилитарные  искусства - объект, выполняемый  прежде всего для использования, - воспринимаются эстетическим чувством как абстрактное искусство" (2).

Если бы Герберт  Рид ограничился этим утверждением, то его работа имела бы необходимую  цельность и законченность. Но Рид  поставил перед собой фактически двойную задачу: построить эстетику "абстрактного искусства" и одновременно создать эскизный рисунок деятельности "абстрактного художника" - художника, проектирующего формы промышленных изделий. Если для решения первой задачи у него были достаточные профессиональные средства, то попытка выйти за собственно эстетическую проблематику при одновременном сохранении ее аппарата, естественно, должна была привести к возникновению множества противоречий.

Рид дает нужное определение художника, которое  полностью выводится из предыдущего рассуждения: "Художник - индивид (которого обычно называют дизайнером), который решает пропорции, по которым работает машина. Его задачей является приспособление законов симметрии и пропорций к функциональной форме изготовляемого предмета" (3).

Однако Рид не может забыть о задаче еще актуальной борьбы с академическим идеалом, поэтому он стремится показать, что художник, воспитанный на идеале изящных искусств, не может быть дизайнером, и неожиданно в роли дизайнера начинает выступать инженер. Автор вводит своего инженера-дизайнера довольно специфическим образом, утверждая, что, поскольку инженер (найти несколько таких примеров в истории инженерии не представляет труда) примиряет свои функциональные цели с идеалами симметрии и пропорций, он является, вернее, выступает в роли "абстрактного художника". Хотя относительно немногих инженеров подобное определение вполне справедливо в связи с их художественными способностями или склонностями (достаточно назвать Эйфеля), однако утверждать, как это делает Рид, что "самым типичным дизайнером машинного века является инженер-конструктор", не было никаких оснований. Такое утверждение означает произвольное отождествление двух видов профессиональной деятельности, обладающих своими методами и средствами, только на том основании, что один и тот же специалист может в отдельных случаях совмещать в себе и то и другое.

Линия борьбы с  академизмом в искусстве и  эстетике и линия утверждения  ценности деятельности художника в  промышленности, проведенные на ряде заходов, наконец смыкаются, и на этом фактически теоретическая работа Герберта Рида завершается:

"Единственно  общая неспособность увидеть  различие между искусством и  орнаментом и общая неспособность  увидеть различие между гуманистическим  и абстрактным искусством, и далее  - различие между рациональной абстракцией и интуитивной абстракцией не дают нам возможности рассматривать многие из существующих продуктов машинного века как произведения Искусства, и далее не дают нам возможности представить бесконечные возможности, заключенные в машинном искусстве" (4).

Вряд ли будет  ошибкой считать, что все же основной задачей Герберта Рида является существенное изменение эстетических принципов  и расширение эстетики, понимаемой как знание об искусстве. По профессиональным научным интересам именно этот вопрос является для него важнейшим. Конечно, Рид существенно заинтересован в практической реализации и развитии своих теоретических тезисов, превращении их в действительные принципы дизайна, однако этот интерес является, скорее, академическим, и все практические предложения автора относительно дизайна не выходят за рамки некоторых идеально полагаемых максим. Если эти принципы можно реализовать, тем лучше; если эта практическая реализация наталкивается на те или иные препятствия, затрудняющие или полностью ей препятствующие, то тем хуже для практики.

Исходя из своих  принципиальных посылок, Рид объявляет  задачей добиться признания "абстрактного художника" промышленностью. Речь в  данном случае идет об одностороннем  акте. Промышленность, а это значит все экономические и организационные формы промышленного производства, должна признать художника-дизайнера необходимым специалистом без каких-то дополнительных преобразований его профессиональных средств.

"Дизайнеры  должны привлекаться вовсе не  для того, чтобы просто сделать несколько эскизов на бумаге, которые потом остаются на милость менеджеров промышленности и торговцев; художник должен проектировать в конкретных материалах фабрики, в самой гуще производственного процесса" (5).

Под этим положением готовы были подписаться все теоретики и практики западного дизайна безотносительно к их мировоззрению, но именно это положение является для теоретических принципов Рида наиболее чужеродным и прямо заимствованным из словаря практиков. Поэтому вовсе не из этого положения, а из действительного содержания своих взглядов Рид делает вполне последовательный для себя вывод, вызвавший наиболее резкие нападки даже у его глубоких почитателей, находившихся в системе "делового" дизайна:

"В границах  функциональной целесообразности фабрика должна приспосабливаться к художнику, а не художник к фабрике" (6).

И совершенно естественно, что вслед за этим Рид полностью  перечеркивает саму возможность  эффективного развития "своего" дизайна  в западных условиях, утверждая, что  в рамках капиталистической системы подобная реорганизация не может быть осуществлена. Однако нужно сразу отметить, что подобный нон-конформизм в теоретической установке уживается у Герберта Рида с рассмотрением достижений западного дизайна, выполненных именно в рамках экономической, вернее, социальной системы капитализма. Значит, рассматривая эти работы как произведения дизайна или в своей терминологии "абстрактного искусства", Рид делает не выявленное допущение, что в рамках этой системы развивается нечто, что по содержанию деятельности является дизайном. И если это не дизайн по Риду, то это дизайн, который можно рассматривать и оценивать по Риду. Вполне естественно, что, будучи, по меткому выражению Глоага, одним из "романтических революционеров", Рид связывает надежды на изменение системы, необходимое для развития дизайна, с (!) воспитанием, образованием с целью создать новое "сознание эстетической формы".

Наверное, понятно, что Рид действительно не счел изменения в практике дизайна  существенными. Его дизайн при всей своей внутренней конфликтности отличается цельностью задуманного образа, иллюзорной привлекательностью отвлеченного идеала и как таковой не может быть ни улучшен, ни модернизован. Даже несложный методологический анализ двенадцати заходов первой части, в результате которых читателю предлагается основной вывод книги: дизайн есть "абстрактное искусство", заставляет с большой долей уверенности считать, что этот вывод на самом деле предшествовал аргументации и если и является выводом, то из более широкой системы взглядов - идеалистической эстетики автора.

Итак, книга Герберта Рида безусловно не является теоретическим  исследованием, она вообще не является исследованием. Это одна из двух одновременно оформленных позиций художника  в дизайне, которые в модернистской  теории просуществуют еще длительное время. Это первый в западной литературе проект желаемого либеральным интеллигентом дизайна, в котором максимальный акцент кладется на гуманистическое содержание деятельности абстрактно понимаемого "художника", а все остальные моменты реальной деятельности лишаются своего фактического значения. Поэтому книга Рида сохраняет свою оригинальность - до сих пор в просветительской "модели" дизайнерской деятельности не выдвинуто ничего ей равнозначного.

2. ДЖОН ГЛОАГ

Первое издание книги Глоага "Объяснение промышленного искусства" (7) вышло в 1934 году, одновременно с книгой Герберта Рида. Если в многочисленных переизданиях книги Рида менялись фактически только иллюстрации, то Глоаг всякий раз практически писал книгу заново.

Джон Глоаг особенно интересен тем, что он, пожалуй, единственный европейский критик, теоретик и практик дизайна, отстаивающий американский вариант новой профессии от идеологически ориентированной критики этого дизайна с позиции "чистого" или "академического" дизайна.

1944 год, год  публикации "Отсутствующего специалиста" (8), был временем, когда дизайн  не стал еще модной темой  современных курсов менеджмента  и постоянная необходимость подчеркивать  отличие дизайна от прикладного  искусства, для того чтобы установить  между дизайнером и промышленником отношения "партнерства", оставалась актуальной. Уже предисловие к книге, написанное Чарльзом Теннисоном, достаточно показательно в этом отношении: "Когда я говорю о дизайне, я думаю не о внешнем орнаменте или чистой декорации. В этом вопросе многое нужно улучшить, и с художественной точки зрения все это чрезвычайно существенно, но "дизайн" подобного рода не влияет практически на утилитарность предмета. Я имею в виду дизайн формы, конструкции и материала, направленный на то, чтобы дать потребителю максимально возможные удобства, удовлетворение от созерцания и прикосновения к предмету".

Вполне естественно, что, обращаясь к читателю, предисловие  Теннисона делает упор на удобства потребителя. Говорить в предисловии  об удобстве дизайна для бизнеса, когда вся книга преследует именно эту цель - хотя не следует думать, что Глоага как проектировщикане интересуют нужды потребителя, - не имело бы смысла.

В отличие от многих публикаций по вопросам дизайна, где тот рассматривается как  новая профессия вообще или как новое искусство вообще, Глоаг разбирает английский дизайн и английское производство. Книга написана отнюдь не с безразлично академических позиций, она продиктована четким осознанием отставания Англии в экспорте и уверенностью, что развитие дизайна может и должно вывести страну из этого состояния.  
Определение дизайна, которое дает Джон Глоаг, тем не менее трудно назвать предельно понятным, однако не вызывает сомнения, что подобное определение должно было импонировать запланированному читателю: "Хороший дизайн, который может стать могущественным средством продажи британских товаров в будущем, возникает из эффективного объединения тренированного воображения и практического мастерства" (9). Из этого определения можно уже многое понять. Для Глоага "хороший дизайн" всегда объединен с его коммерческим значением, то есть речь идет не об академически "хорошем" дизайне, решение которого оценивается безотносительно к коммерческим интересам. Глоаг вводит представление о "тренированном воображении" как основе хорошего дизайна. Содержание этого термина нигде подробно не раскрывается, но в целом очевидно, что имеется в виду эффективное проектное мышление, умение ломать традиционные решения - причем это тренированное воображение направлено на решение утилитарных и коммерческих конкретных задач, а не на выражение в формах вещей определенных эстетических идеалов.

"Так как  тысячи творческих умов были  захвачены ностальгической страстью  к методам отдаленного и идеалистического  прошлого, развитие промышленности сильно пострадало; хотя этот урон в то время был не только не понят, но даже и не подозревался" (10).

Широко известному движению к средневековым идеалам  красоты, начатому в архитектуре  и прикладном искусстве Рескиным и Моррисом, Глоаг дает предельно сжатую и уничижительную характеристику, попросту приравнивая это движение интеллектуалистов к движению луддитов - истребителей машин.

Для Глоага, с  его ориентацией на пробуждение  максимального интереса бизнеса  к развитию дизайна, важнейшей задачей  является представить дизайн как нормальную техническую операцию, которая не была признана своевременно лишь в силу случайных причин.

Задачей книги  вполне очевидно является пропаганда дизайна, а эффективная пропаганда требует максимальной простоты аргументации - Глоаг отказывается предположить, что до 30-х годов XX века капиталистический рынок, капиталистическое производство просто не нуждались в развитии дизайна. Поэтому задачей автора было убедить, что и промышленность нуждалась в дизайнере и потенциальные художники были подготовлены (в частности архитектурой), - но не было достаточной ясности взаимопонимания. Отделить дизайн от прикладного искусства, представить его как нормальную инженерную операцию - значило во время издания книги Глоага утвердить новый статус дизайнера, утвердить лучшие условия продажи высококвалифицированного труда через утверждение, что известная свобода дизайнера является выгодной для промышленности.  
"Это может быть очень хороший ум; но как бы он ни был изобретателен, как бы он ни был гибок, он неизбежно застынет, если будет постоянно связан в течение определенного периода с одной определенной отраслью промышленного производства" (11).

Отталкиваясь  от реальной английской ситуации, Глоаг  выдвигает свой проект установления необходимого контакта между дизайнерами и промышленниками путем организации временных консультативных комитетов, или, как он их предпочитает называть, комитетов исследований дизайна. В связи с этим он разрабатывает развернутую схему подобного комитета, его состав, принципы работы по сессиям, систему его взаимоотношений с администрацией промышленных фирм, с инженерами. Подобный проект конкретной организации службы дизайна на основе единой схемы комитета является единственным в своем роде. Хотя подобных комитетов было организовано немного и профессиональный статус дизайнера был закреплен в создании промышленных дизайн-групп или независимых фирм раньше, чем на это мог надеяться Глоаг, его проект от этого не теряет своего значения. "Многие адвокаты улучшения дизайна, действующие из лучших побуждений, интересовались исключительно "художественным" аспектом проблемы; многие из них считали само собой разумеющимся, что люди бизнеса должны быть только благодарны за возможность научиться чему-нибудь от дизайнера" (12).