Историко-психологический портрет Павла I

Вот так, трагической гибелью, 12 марта 1801 года закончилось царствование Павла Петровича Романова.

Таким образом, сопоставив и  проанализировав все попавшие в  наше поле зрения воспоминания¹², мы так и не нашли, не увидели свидетельств неадекватного поведения императора в ту роковую для него ночь. Да, вначале «вторжения» он ошарашен, возможно, даже, несколько испуган. Однако, как видно из тех же воспоминаний, достаточно быстро приходит в себя, и даже начинает увещевать ворвавшихся, пробует их образумить. Затем, видя всю тщетность своих попыток - пытается защищаться, и потом даже вступает в драку, увы, неравную. И здесь видится нам не убогое и слабоумное существо, всю жизнь боявшееся повторения участи своего отца, а человек, и человек отважный, полный чувства собственного достоинства, не убоявшийся оголтелой, озверевшей, пьяной толпы, до самого конца боровшийся за свою жизнь.

В «Истории цареубийства 11 марта 1801 года» совершенно верно определено, что: «судьба Павла есть следствие  семидесятилетнего женского правления  через любовников и шутников, следствие  возвышения всевозможных авантюристов и проходимцев, следствие убийства царевича Алексея»¹³.

А 12 марта был обнародован  манифест. Император Александр Павлович обещал править «по уму и сердцу»  августейшей бабки своей, Екатерины II.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы попытались создать  полнокровный психологический портрет  монарха на фоне событий его эпохи, показать сложность взаимоотношений  царя и его подданных, влияние  внутренних и внешних обстоятельств  на действия императора и представителей различных кругов русского общества. Создавая образ царя-рыцаря, мы, тем  не менее, не ставили перед собой  задачу идеализации, возвеличивания качеств  наследника Екатерины. Нами сделан анализ психологического формирования личности Павла I, складывания его политических взглядов и пристрастий, на основе мемуаров современников, записок самого императора, исследования законодательства правительства, документов делопроизводства. На основе анализа связи воспитания, поведения, практической деятельности императора не только с конкретно-исторической обстановкой, но и с воплощением  в жизнь его теоретических  идей, нами сделан вывод о том, что  Павел Петрович стал жертвой меркантильных  интересов матери, дворянства, сыновей, наконец. И разоблачить эту сложную, хитросплетенную систему мифов  о Павле I неимоверно трудно. Только когда станет возможно использовать закрытые архивные данные¹, историки, не загипнотизированные мифами, смогут рассказать, наконец, правду о личности Павла I. До той же поры в массах по-прежнему будет бытовать миф о Павле I, как о безумном деспоте. Мы старались подойти к исторической истине объективно, проанализировав те исторические данные о Павле I, которые нам известны сейчас. Нами нарочно не рассматривалась и даже не затрагивалась тема масонства, поскольку её следует исследовать отдельно - подробно и досконально. По тем же причинам нами опущена история с Мальтийским Орденом, гроссмейстерство над которым было принято Павлом Петровичем.

Было бы неверно утверждать, что Павел всегда и во всем поступал последовательно и что все  его мероприятия приносили пользу. Но вовсе не всегда, и не во всем, Павел I был непоследовательным, как это, в основном, преподносится. По поводу всех измышлений о Павле I, изображавших его царствование как сочетание нелепого самодурства и дикого произвола ненормального деспота, Ключевский писал: «Собрав все анекдоты, подумаешь, что все это какая-то пестрая и довольно бессвязная сказка; между тем, в основе правительственной политики (императора Павла), внешней и внутренней, лежали серьезные помыслы и начала, заслуживающие наше полное сочувствие»². «Император Павел I был первый царь, в некоторых актах которого как будто проглянуло новое направление, новые идеи. Я не разделяю довольно обычного пренебрежения к значению этого кратковременного царствования; напрасно считают его каким-то случайным эпизодом нашей истории, печальным капризом недоброжелательной к нам судьбы, не имеющим внутренней связи с предшествующим временем и ничего не давшим дальнейшему…»³. «Краткое царствование Павла I, - пишет в своих воспоминаниях де Санглен, - замечательное тем, что он сорвал маску со всего прежнего фантасмагорического мира, произвел на свет новые идеи и новые представления. С величайшими познаниями, строгою справедливостью, Павел был рыцарем времен протекших. Он научил нас и народ, что различие сословий ничтожно»⁴. Генерал Ермолов, два года при Павле просидевший в тюрьме, по воспоминаниям Фигнера, «не позволял себе никакой горечи в выражениях... говорил, что у покойного императора были великие черты, и исторический его характер еще не определен у нас»⁵. Наполеон называл Павла Дон-Кихотом - без тени насмешки. Другие - «северным Гамлетом». И «последним рыцарем». В этом и смысл. Павел, помимо всего прочего, определенно пытался создать некую идеологию, которая могла бы заменить идею абсолютизма. И в этой идеологии были рыцарские черты - в лучшем смысле этого понятия. Неизбежность дворянского нападения на Михайловский замок лучше всего передали два человека, находившиеся, если можно так выразиться, на противоположных полюсах мысли и действия: декабрист Поджио и начальник тайной полиции при Александре I - де Санглен.

Поджио: «Павел первый обратил  внимание на несчастный быт крестьян и определением трехдневного труда  в неделю, оградил раба от своевольного произвола; но он первый заставил вельмож  и вельможниц при встрече с  ним выходить из карет и посреди  грязи ему преклоняться на коленях, и Павлу не быть!»⁶.Де Санглен: «Павел хотел сильнее укрепить самодержавие, но поступками своими подкапывал под оное. Отправляя, в первом гневе, в одной и той же кибитке генерала, купца, унтер-офицера и фельдъегеря, научил нас и народ слишком рано, что различие сословий ничтожно. Это был чистый подкоп, ибо без этого различия самодержавие удержаться не может. Он нам дан был или слишком рано, или слишком поздно. Если бы он наследовал престол после Ивана Васильевича Грозного, мы благословляли бы его царствование...»⁷.В том-то и парадокс, что едва намеченная Павлом «рыцарская идеология» при дальнейшем ее развитии ударила бы по российскому самодержавию не в пример сильнее, чем все прежние попытки. Павла следует оценивать еще и по тем последствиям, что могли повлечь за собой его решения, если бы они проводились в жизнь достаточно долго. Не зря один из современников-консерваторов назвал реформы Павла «карбонарским равенством», которое-де «противоречит природе вещей».Николай Бердяев в работе «Истоки и смысл русского коммунизма» писал: «...таинственная страна противоречий, Россия таила в себе пророческий дух и предчувствие новой жизни и новых откровений... святая Русь всегда имела обратной своей стороной Русь звериную. Россия как бы всегда хотела лишь ангельского и звериного и недостаточно раскрывала в себе человеческое. Ангельская святость и зверская низость - вот вечные колебания русского народа... для русских характерно какое-то бессилие, какая-то бездарность во всем относительном и среднем...»⁸. В этом много правды. Безусловно, никоим образом Павел I не был ангелом во плоти. Он был сыном своего времени с массой недостатков, ошибок и промахов. И все же этот убитый самодержец как раз и был тем, кто нес России «новую жизнь и новые откровения». Он предлагал России иной путь, уводивший из тупика и застоя. За это его и уничтожила «Русь звериная». При жизни, и после смерти…