стр. 142
СССР в 1970-е гг. не смогли
сменить эту дуэль на сотрудничество.
Бывший первый заместитель министра
иностранных дел Г. М. Корниенко
проследил, как неурегулированность конфликтов
в "третьем мире" привела наряду с
другими факторами к концу разрядки напряженности
1970-х гг.
Авторы сходятся в том,
что главным фактором вовлечения
СССР в проблемы "третьего мира"
была биполярная структура мира,
нежелание уступать США. Но идеология,
по воспоминаниям ветеранов, служила "внутренним
резоном и легитимизирующим фактором
советской политики, ее оптимистическим
и динамическим нервом". При Хрущеве
присутствовала и вера в то, что СССР -
главная сила революционных преобразований.
Но и тогда, считает Брутенц, "вся эта
эмоционально-идеологическая пирамида
на деле оборачивалась нацеленностью
СССР на продвижение границ своего влияния
и доминирования, то есть великодержавными,
а впоследствии и супердержавными мотивами"
59 . Интересна дискуссия Брутенца и Корниенко
в 1995 г. в Норвегии, в которой оба тем не
менее настойчиво подчеркивали приоритет
государственных (геополитических) интересов
над идеологическими мотивами 60 .
Исследование Гайдука подтверждает,
что советское руководство, несмотря на
идеологические симпатии к вьетнамским
коммунистам, занимало крайне осторожную
позицию, не желало эскалации войны в Индокитае
и усматривало в ней главную помеху для
разрядки напряженности в отношениях
с Соединенными Штатами. Исраэлян также
исходит из того, что в 1973 г. Л. И. Брежнев,
советское руководство и дипломатия прежде
всего хотели сотрудничества с США по
урегулированию ближневосточного конфликта;
идеологические интересы "борьбы с
империализмом" (так же как и антиизраильские
эмоции) были на втором плане.
Вместе с тем исследователи
единодушны во мнении, что с
1970-х гг. вовлеченность СССР в
конфликты в "третьем мире"
начала неуклонно приходить в
противоречие с советскими первостепенными
государственными интересами. Корниенко
и Брутенц усматривают главную причину
этого в болезни Брежнева и разрушении
эффективного механизма принятия решений.
Брутенц приводит и многие другие причины
исчерпания советского геополитического
наступления - от элементарных просчетов
до кризиса экономической помощи 61 . В
этой ситуации необычайно возросла роль
бюрократических, инерционных факторов,
а также и советских клиентов в "третьем
мире", втягивавших СССР в свои проблемы,
апеллируя к идеологическим ценностям,
а иногда и угрожая в случае отказа, перебежать
на Запад. Роковую память оставило в этом
смысле "предательство" египетского
президента А. Садата 62 . В результате,
в Анголе, затем в Эфиопии и наконец в Афганистане
советская внешняя политика оказалась
заложницей "идеологических обязательств"
и великодержавного престижа.
Что касается соперничества
в арабском мире, то Исраэлян
и Брутенц согласны, что главной
слабостью советской позиции
был ее "проарабский крен" и
ошибочный разрыв отношений с
Израилем в 1967 г. Кроме того,
богатейшие нефтедобывающие страны арабского
мира всегда оставалась незыблемыми союзниками
США, фактической частью финансово-экономической
и энергетической систем Запада. Брутенц
также отмечает спад арабского революционаризма
и ограниченность советских экономических
ресурсов 63 .
Другим моментом, который подчеркивают
большинство авторов, была жесткая
и бескомпромиссная политика
США в "третьем мире" - нежелание
американцев дать СССР легитимное
основание для присутствия на
Ближнем Востоке, в Африке и
других районах мира. С их точки зрения,
тем самым были упущены благоприятные
возможности для урегулирования существовавших
там проблем. Брутенц признает, что США
выиграли схватку в "третьем мире"
(как и "холодную войну" в целом) только
"благодаря запасу прочности своей
системы, но не политике, которая не была
ни мудрее, ни проницательнее, ни профессиональнее,
чем советская" 64 .
Общий кризис советской политики
в развивающихся странах и
возрастание опасности их потери
повлияли, по мнению авторов, на
решение советского руководства
послать войска в Афганистан в декабре
1979 г. Корниенко считает, что с приходом
Амина к власти в Кабуле у советского руководства
возникли и все больше укреплялись опасения,
что Афганистан может быть "потерян"
для СССР и там могут обосноваться американцы
65 .
Международные дискуссии по
темам упадка разрядки, конкуренции
в Африке и вторжения в Афганистан,
проводившиеся в 1994 - 1995 гг., послужили
дополнительным стимулом изучения
этого периода. В дискуссиях
принимали участие российские
ученые (А. Чубарьян, И. Гайдук, В. Зубок)
и ветераны- участники Н. Детинов, В. Стародубов,
В. Суходрев, К. Брутенц, В. Шебаршин, М.
Гареев, В. Варенников, А. Ляховский и др.
Был введен в научный оборот значительный
объем новых архивных документов 66 .
стр. 143
О "культуре "холодной войны""
Изучение социально-культурного
пласта проблем "холодной войны"
вызывает растущий интерес российских
историков. А. О. Чубарьян пишет
о том, что архивные исследования
подтверждают безальтернативность
советской политической и бюрократической
культуры. "В результате Политбюро имело
почти всегда перед собой одну линию и
один тип решений, что противоречило одному
из важных условий принятия правильного
решения - возможности выбора между разными,
порой противоположными точками зрения"
67 .
Е. Ю. Зубкова изучила интереснейший
пласт документов, позволивший ей
говорить о наличии в сталинском
СССР общественного мнения. Сталин
управлял этими настроениями, "во
всяком случае, делал это более
успешно, чем его последователи".
Диктатор сумел переломить депрессию
и изоляционистские настроения в обществе,
пришедшие на смену победной эйфории,
и мобилизовать советских людей на противостояние
новому врагу - Соединенным Штатам. Работы
Зубковой демонстрируют большие возможности
подхода к важнейшей теме "культуры
"холодной войны"" в советском
обществе 68 .
Плодотворную заявку на изучение
советского менталитета "холодной
войны" сделали в своих публикациях
B.C. Лельчук и Е. И. Пивовар
69 . В. О. Печатное и Д. Г.
Наджафов также указывают на
важность внимания к социальному аспекту
"холодной войны" на примере изучения
работы сталинского Агитпропа в 1945 - 1949
гг. по документам РГАСПИ. По их мнению,
важнейшей подосновой конфронтации была
непримиримость конфликта советских и
западных идей и ценностей 70 .
Вместе с тем именно в
этой сфере исследований особенно
много подводных камней, наиболее
серьезно стоят проблемы методологии
и источниковедения. Прежде всего
неясно, что может считаться достаточной
документальной базой для выводов
о настроениях советских людей,
тем более об их реакциях на различные
события "холодной войны". Неясно,
можно ли при отсутствии опросов общественного
мнения изучать таковое в научном плане
как предмет, используя имеющиеся приемы
западной социологии и политической психологии.
Быть может, поэтому социокультурное
проблемное поле изучения "холодной
войны" остается мало освоенным.
В то же время именно на
нем располагается большинство
доступных в настоящее время
архивных материалов - фонды отделов
агитации и пропаганды, науки
и образования, идеологических комиссий
ЦК КПСС, архивы частных коллекций и т.п.
Есть и важные вопросы, требующие если
не окончательного, то хотя бы гипотетического
ответа. Необходимо, в частности, изучить
на материалах ГСВГ и других фондов вопрос
о том, как влияло пребывание за границей
на менталитет и поведение советских людей,
воспитанных за "железным занавесом".
Большой темой для исследования являются
различные процессы и пласты социокультурной
жизни, которые принято называть "десталинизацией".
Среди других проблем: распространение
"прозападных" настроений в образованной
части советского общества и реакция его
на идеологическо-психологическое противоборство
между двумя блоками; влияние деколонизации
на советское общество и его поддержку
внешнеполитической деятельности советского
руководства; ослабление эффективности
советского милитаризма и распространение
пацифистских настроений, в частности,
в связи с угрозой ядерной войны и т.п.
Окончание "холодной войны"
Закономерно, что тон в
российских интерпретациях конца
"холодной войны" пока во многом задают
не столько профессиональные историки,
сколько практические участники советского
внешнеполитического процесса 1980 - начала
1990-х гг.
Этот период ближе всего
к современности, и потому порожденные
им политические страсти еще слишком
сильны, чтобы уступить место объективному
историческому анализу. Отзвуки этих страстей
явственно ощущаются и в развернувшейся
полемике по данному вопросу. Сторонники
"нового политического мышления"
- М. С. Горбачев и члены его команды (Э.
А. Шеварднадзе, А. Н. Яковлев, Г. Х. Шахназаров,
А. С. Черняев, В. А. Медведев) 71 отстаивают
свою инициативную роль и правоту в развязывании
основных узлов "холодной войны"
(объединение Германии, "бархатные революции"
в Восточной Европе, сокращение ядерных
и обычных вооружений), подчеркивая отсутствие
реальных альтернатив своей тогдашней
политике. Как правило, они "разводят"
окончание "холодной войны" и распад
Советского Союза, а при анализе делают
упор на устранении угрозы ядерной войны
и на мирном, консенсусном окончании конфронтации
как об историческом шансе на будущее.
стр. 144
В аргументации их наиболее
непримиримых оппонентов (В. И.
Болдин, Е. К. Лигачев, В. А.
Крючков и др. 72 ) на первом плане
мотив предательства - они считают,
что Горбачев и его сторонники выступили
"пятой колонной" США и в 1988 - 1991 гг.
предали советские государственные интересы
как во внешней, так и во внутренней политике.
В лучшем случае (Ахромеев, Корниенко,
Добрынин, Фалин, Квицинский), Горбачева
и Шеварднадзе обвиняют в "бездумной
сдаче позиций" американской дипломатии
на переговорах по разоружению, Германии
и т.п. У всех этих авторов сквозит ностальгическое
представление об упущенной возможности
иного, "более достойного" конца "холодной
войны" - на основе сохранения военно-
стратегического паритета и других гарантий
обеспечения интересов безопасности СССР.
Несмотря на явно полемическую
окраску и идеологически обусловленную
направленность этих публикаций
(кстати, она до известной степени
имеет аналоги в мемуарной
литературе из кругов Р. Рейгана и Дж. Буша),
некоторые из них представляют собой ценный
исторический материал, особенно те, что
опираются на дневниковые записи 73 . Большой
интерес также представляют подборки
документов по международным переговорам,
опубликованные Горбачев-фондом 74 .
Хотя в российской историографии
пока еще нет специальных монографических
работ о причинах окончания
"холодной войны", тема эта
вызывает оживленные дискуссии
общеконцептуального свойства. Поскольку
вопрос о ее окончании генетически
связан с оценками ее происхождения и
движущих сил, то последние неизбежно
проецируются на трактовку ее развязки.
Соответственно, исследователи, акцентирующие
внимание на межсистемной политико- идеологической
подоплеке противоборства, тяготеют к
причинно-следственной увязке крушения
коммунизма, распада СССР и советской
империи с концом "холодной войны".
Те же, кто ставит во главу угла обычное
геополитическое соперничество, склонны
объяснять ее конец простым "перенапряжением
сил", усугубленным грубыми просчетами
советской стороны в конце 1980-х гг. Мы,
авторы этого обзора, кстати, полагаем,
что существует глубокая взаимосвязь
между окончанием "холодной войны",
с одной стороны, и крушением коммунизма
и распадом советской империи и самого
СССР - с другой 75 .
С этим связана и другая
линия дискуссий - в вопросе
о роли внутренних и внешних
факторов в развале советской
империи. У большинства отечественных
историков и политологов не
находят поддержки тезисы о
том, что давление извне, политика
США играли основную роль в подрыве
и развале советской империи. Д. А. Волкогонов,
В. В. Согрин, Д. Е. Фурман, Р. Г. Пихоя практически
игнорируют внешний фактор и трактуют
события 1985 - 1991 гг. всецело как закономерное
окончание революционно-тоталитарного
эксперимента в России, выделяя в числе
решающих факторов реформаторские иллюзии
и ошибки Горбачева и его окружения, эгоизм
этнократических элит, радикальную эйфорию
сторонников Б. Н. Ельцина и т.п. 76 А. В. Шубин
в двухтомном исследовании об истоках
перестройки также уделяет внимание изучению
глубокого и нарастающего внутреннего
кризиса в СССР 77 . В то же время он, со ссылкой
на книгу апологета рейгановской администрации
Питера Швейцера, приходит к выводу, что
политика нажима на СССР со стороны рейгановской
администрации оказала известное воздействие
78 .
Жаркие споры об окончании
"холодной войны" и возможных
альтернативных его сценариях
и по сей день продолжаются
среди историков, как показала,
в частности, недавняя международная
конференция ""Холодная война"
и политика разрядки" (Москва,
июнь 2002 г.). Политико-публицистический
и идеологический фон, газетные выяснения
отношений будут, видимо, и дальше влиять
на российскую историографию данного
вопроса. Пройдет еще время, прежде чем
профессиональные историки смогут сказать
здесь свое слово, опираясь на хладнокровный
анализ всей доступной информации по этому
периоду.
* * *
Впереди у российских исследователей
еще большая работа по выявлению
и введению в научный оборот
новых документов из отечественных
архивов, освоению многих неосвещенных
аспектов и событий. И все же думается,
что они уже подошли к тому новому рубежу,
который требует более широкого и комплексного
подхода к изучению "холодной войны"
как взаимодействия по крайней мере двух
сторон (не говоря уже о многочисленных
"третьих" сторонах этого глобального
конфликта). Долгие годы советские, как,
впрочем, и западные историки, по образному
выражению Дж. Гэддиса, "хлопали одной
ладошкой", изучая "холодную войну"
на базе западных архивных материалов.
В последние годы с приоткрытием отечественных
архивов в ра-
стр. 145
ботах
российских историков сложился
противоположный "перекос" - опора
почти исключительно на новые
советские документы для анализа
только советской политики. Это
было вполне оправданно и даже
неизбежно, поскольку именно здесь простиралась
главная terra incognita "холодной войны",
сулившая наиболее интересные открытия.
(К этому, правда, примешивались и новые
финансовые трудности российских историков
в доступе к западным архивам и литературе.)
И все же думается, что наряду с изучением
и описанием процессов и явлений, имевших
место внутри советского государственного
аппарата и общества и влиявших изнутри
на советскую политику, настало время
на новом витке начать "хлопать обеими
ладонями", ибо и отдельно взятую советскую
политику "холодной войны" невозможно
углубленно и адекватно понять, исходя
только из нее самой.