Историческая наука на рубеже веков

 Другой важной темой историографических исследований являются коммуникации русских историков, их личные взаимоотношения. Причем особый акцент делается на неформальных неинституализированных способах коммуникации. Здесь объектом исследования становятся кружки, салоны, журфиксы и другие неформальные объединения ученых. “Кружковая” организация повседневности создавала и воспроизводила стереотипы, которыми жили русские ученые. По мнению М.П. Мохначевой, кружки являлись своеобразными культурными порами, через которые происходило приобщение к научным ценностям, к особому миру науки. В это отношении особого внимания заслуживают статьи В.Г. Бухерта, Д.А. Александрова, монографии М.П. Мохначевой, В.С. Брачева и других исследователей. Участники кружка, как правило, репрезентовали явно или неявно свои ценности и пристрастия, выходя не только на научный, но и на обыденный уровень. Совсем иная точка зрения представлена статьей Д.А. Александрова, в которой автор представляет кружок как замкнутую форму научного быта, в которой происходит общение только между его участниками.

 Как мы видим, антропологический подход во многом способствовал изменению проблематики исследования в отечественной историографии. С изучения схем развития исторической мысли, исторических направлений историографы переключились на анализ творческой личности ученого, его исследовательской лаборатории, что позволило по-иному взглянуть на уже давно поставленные вопросы, среди которых раскрытие концепции историка как сложного интеллектуального явления, находящегося в постоянном развитии.

 В конкретно-исторических исследованиях настоящий бум  переживает история повседневности. В издательстве “Молодая гвардия” выходит целая серия книг “Повседневная  жизнь человечества”, среди которых наибольший интерес представляют “Повседневная жизнь русского гусара в царствование Александра I”, “Повседневная жизнь русского средневекового монастыря”, “Повседневная жизнь Петербурга на рубеже XIX – XX веков: Записки очевидцев”. Однако, по мнению М.М. Крома, “эти работы описательны, эклектичны и могут быть полезны самое большее в качестве справочников”.

 §2. Микроистория и изменение  проблематики современных  исторических исследований  

 Сам термин “микроистория” использовался еще в 50-60-х гг. (например: Ф.Броделем), но использовался с негативным или ироничным подтекстом, фактически он служил синонимом истории, занимающейся пустяками. В конце 60-х гг. этот термин употребил мексиканский исследователь Л.Гонсалес-и-Гонсалес уже в серьезном смысле. Но только в конце 70-х гг. группа итальянских историков сделала термин “микроистория” знаменем нового научного направления.

 Микроистория  возникла как реакция на традиционную в Италии “риторическую” историю, историю-синтез; как противовес упрощенным представлениям об автоматизме общественных процессов. Пьеро делла Франческа, Галилей, общество пьемонтских ткачей XIX в., долина в ЛигурииXVI в. – эти случайно отобранные примеры показывают, что в итальянских микроисторических исследованиях анализируются как темы, важность которых признана и не вызывает сомнения, так и сюжеты, которые ранее игнорировались или же считались второстепенными, как, например, локальная история.

 Важной чертой микроистории является изменение масштаба изучения: исследователи прибегают к микроанализу, чтобы разглядеть существенные особенности изучаемого явления как бы под увеличительным стеклом. Микроанализ позволяет увидеть преломление общих процессов “в определенной точке реальной жизни”.

 Определений микроистории достаточно много. Почти каждый автор работ по микроистории дает свое, непохожее на другие, определение своего предмета. “Событийная история” (как у Ф.Броделя), “локальная история” (Л.Гонсалес-и-Гонсалес), “малая история” (Ричард Кобб). Некоторые оппоненты иронично определяют микроисторию как “историю с приставками” (Франко Вентури). Наиболее распространенным является следующее: микроистория – как историографическое направление, изучающее прошлую социальную реальность на основе микроаналитических подходов, сформировавшихся в современных социальных науках (прежде всего в социологии, социальной психологии, экономике и культурной антропологии), включая как выбор объектов исследования, так и соответствующие им методы (теоретический и эмпирический инструментарий). Иными словами, микроистория – это микроанализ, разработанный в социальных науках и примененный к прошлому.

 Данная трактовка  микроистории вытекает из понимания  истории как полидисциплинарной науки, конструирующей прошлые, уже  несуществующие объекты (это определение  дано в рамках феноменологического подхода к изучению общества, в рамках которого социальная реальность тождественна социальному запасу знания о нем). Историческое знание в такой интерпретации является не одной наукой, а системой или совокупностью социальных наук, объектом которых является прошлая реальность. В силу своего полидисциплинарного характера история естественным образом использует достижения общественных наук, обращается к теоретическим схемам, моделям, категориям и понятиям. Однако, история заимствует методы и приемы извне с целью изучения прошлого, а не настоящего, поэтому она не может механически применять аппарат социальных наук, она должна его видоизменять и более того на основе воспринятых теорий она должна создавать свои, новые.

 Итак, в идеале историки, во-первых, должны знать методологию общественных наук и уметь ее использовать; во-вторых, адаптировать и развивать инструментарий общественных наук с учетом отличий прошлых реальностей от настоящей; в-третьих, брать на себя не только аналитические, но и информационные функции, связанные со сбором и первичной обработкой данных.

 Как известно, в научной терминологии “микро-“  используется в качестве первой составной  части сложных слов, указывающей  на малый размер объекта, к которому она прилагается. Например, микроб (микро – малый, биос – жизнь) – общее название всех микроорганизмов. Иными словами, это прежде всего характеристика размеров объекта, а не его значимости или роли. Соответственно, микроистория предполагает изучение малого исторического объекта. Небольшая величина объекта, в свою очередь, определяет специфику методов его изучения. Микроанализ – это изучение или измерение малых величин.

 Однако, не все  социальные дисциплины оперируют понятием микроанализа. Наиболее последовательно  оно представлено в экономике и социологии. Так, объектом микроэкономики является рыночное поведение отдельных экономических агентов (домохозяйств, фирм и т.д.). Макроэкономика исследует функционирование экономической системы в целом. Наиболее близкой к истории, особенно к историографии является микросоциология, интерес которой направлен на изучение сферы непосредственного социального взаимодействия, т.е. межличностных отношений, процессов социальной коммуникации, сферы повседневной реальности и т.д. К микроуровню относится также анализ социальных групп, находящихся на стыке с социальной психологией – членство, структура, групповая идентичность, внутригрупповое взаимодействие (отношение власти, распределение ролей). Макросоциология традиционно ассоциируется с анализом крупномасштабных социальных явлений и социальных структур (нации, государства, классы и т.д.) Таким образом, мы видим, что в экономике и социологии не является школой или направлением.

 Как представлен  микроанализ в исторической науке? Большинство историков определяют микроисторию как направление, представленное итальянскими историками, группировавшимися вокруг журнала “Quaderni storici” и серии “Microstorie”, выходившей в издательстве Эйнауди. Хотя применение микроанализа в исторической науке начинается задолго до появления этой школы и не только в Италии. Известны работы американских авторов по новой экономической истории А.Конрада и Дж.Мейера, Р.Фогеля и С.Энгермана – 60е гг.; школа новой локальной истории У.Хоскинс, Г.Финберг, Г.Дайос; социологическая теория обмена Дж.Хомана в Англии в 60-е гг. Однако, с приходом итальянцев термин утвердился, и микроистория была институализирована. Так же, как в экономике и социологии, обращение к микроанализу в истории было реакцией на доминирование макроподхода. Другой важной причиной появления микроистории была сциентистская реакция на постмодернизм. В этой связи интересно высказывание самого К.Гинзбурга: “В последнее десятилетие Джованни Леви и я все время полемизировали с релятивистскими взглядами, среди которых – разделяемый и горячо отстаиваемый Ф.Анкерсмитом, сводящий историографию к текстуальному измерению и лишающий ее какой бы то ни было познавательной ценности”.

 Как правило, историк в своей профессиональной деятельности индивидуален, одинок. Поэтому  наиболее приемлемым для целостного освоения является микрообъект. Именно в рамках микрообъекта историк в состоянии освоить источниковую базу, овладеть соответствующей социальной теорией и адаптировать ее к прошлому при ограниченном размере изучаемого объекта. Сегодня мы имеем достаточно много интересных примеров конструирования микроистории по образу и подобию микросоциологии и микроэкономики с применением соответствующих концепций. Ярким образцом в этом отношении являются работы Дж. Леви.

 Приведем  лишь некоторые примеры продуктивного  использования социальных теорий микроанализа в работах Леви. Из микроэкономики он использовал концепцию “ограниченной рациональности” поведения экономических субъектов, разработанную Г.Саймоном, и неоинституциональную теорию функционирования рынков, которая восходит к работам Р.Коуза. Из аппарата микросоциологии Леви заимствует теории символического интеракционизма (Дж.Г.Мид, Г.Блумер); “масштабов социального взаимодействия” Дж.Хоманса и т.д.

 Феномен Леви демонстрирует еще одну особенность  положения истории. В силу нехватки людских ресурсов историк обречен на междисциплинарный, а точнее, на полидисциплинарный подход. Конечно, Леви в этом смысле уникален. Он выбирает один объект и прикладывает к нему десяток теорий, в отличие от социальный наук, где одна теория прикладывается ко многим объектам.

 Микроанализ в определенной мере предлагает решение  давней проблемы исторического исследования: эксперимента. Конечно, речь идет не о  постановке эксперимента, но о некотором  подобии экспериментальной проверки теории. При этом соблюдается условие  экспериментального подхода: эксперимент имеет смысл лишь в том случае, если он может потерпеть и неудачу.

 Еще одно бесспорное достижение микроистории относится  к области выполнения информационной функции – сбора и обработки  источников. Результатом пристального изучения, основанного на микроанализе, стало создание новых типов коллекций источников.

 Другое понимание  микроистории представлено творчеством  Карло Гинзбурга. Притом Гинзбург рассуждает по поводу возможностей микроистории и профессионализма историка. (см. о Гинзбурге).

 Интерес к  микроистории в нашей стране выразился  в работах Ю.Л. Бессмертного. Его  казуальная история как раз и  пытается разрешить вставшую перед  микроисторией дилемму. “Добиться  сочетания анализа массовых феноменов  с анализом индивидуального поведения людей разного статуса – вот один из первых императивов подлинно современного исследования частной жизни и роли в ней индивида”. При этом деяния человека и его переживания рассматриваются как “взаимосвязанные проявления” “ментальных стереотипов” и “индивидуальных импульсов”. Для разрешения этой дилеммы Бессмертный вводит понятие “казуса”. “Всякий поступок есть не механическое следование той или иной норме и не воспроизведение традиционного обычая, а тот или иной казус человеческого поведения … Каждый индивид действует, исходя из обстоятельств конкретной ситуации, в которой он находится и которая зависит от его материальных ресурсов, а также когнитивных и культурных возможностей”.

 Ю.Л. Бессмертный  рассматривает казус в двух аспектах: как нечто стереотипное, которое мы вычленяем из общей массы и которое ярко иллюстрирует общую психологию, реальную социальную практику, и как нечто универсальное, неповторимое, как отклонение от этой сложившейся практики, как не вписывающееся в общую коллективную психологию, стереотип поведения. Но в то же время этот уникальный казус может послужить точку отсчета, началом развития иной социальной практики, иного стереотипа поведения, характерного для более позднего этапа развития общества.

 “Исключительные казусы … важны сами по себе. С их помощью исследователь может нащупать спектр возможностей индивида в данной среде и через них уловить не только ее общие характерные черты, но и уникальность культурной традиции, складывающейся в каждом конкретном казусе. В первую очередь имеется в виду понять, насколько индивид … в состоянии пренебречь обычными стереотипами и действовать вопреки им. Индивид, которому это удавалось, заслуживает специального внимания. И не только потому, что он создает своими действиями прецедент для девиантного поведения в данном обществе. Не менее (если не более)важно понять его собственное своеобразие , импульсы и стимулы его нестандартных интенций, их резонанс и последствия для культурных канонов”. Этот свой тезис Бессмертный доказывает на основе анализа поведения индивидов средневекового общества. “Индивид традиционалистского общества, поступающий нестандартно, оказывается, по выражению Л.М. Баткина, “точкой бифуркации”, феноменом, позволяющим проверять прочность традиционных норм, возможность их взлома. Когда мы имеем дело с подобными ситуациями, традиционалистский индивид “уже не просто подтверждал или варьировал общее, но выходил на границы своей ментальности”. Здесь закладывались возможности для “исторического движения культуры””.

 “Исключительные казусы могли – при определенных условиях – выступать как пресловутые “локомотивы истории”. Фигурировавший в этих казусах индивид не просто варьировал обычные стереотипы, но “выходил на границы своей ментальности”, выступал как творец новых культурных норм. А это значит, что еще до эпохи Ренессанса и до рождения новоевропейской личности прижизненный опыт индивида мог как бы оттеснять опыт предшествующих поколений, мог становиться движущей силой культурных сдвигов в частной жизни”.

 “Сумеем ли мы увидеть всю напряженность отношений между стереотипным и индивидуальным в истории, если разрешим себе считать заведомо приоритетным что-либо одно из них?”. В первую очередь надо отметить, что без внимания к глобальному невозможно осмыслить индивидуальное. Ибо всякая индивидуальность можеть быть обнаружена лишь на фоне массового и стереотипного. Но для историка значима и обратная установка: посильно уразуметь (осмыслить) глобальное можно только с учетом того, что реализовываться оно может лишь в индивидуальном. Историк имеет дело с живыми людьми, и без уяснения их сознательного вмешательства в ход событий … осмыслить историю не представляется возможным. Необходим параллельный анализ и индивидуального и стереотипного поведения, необходимо нащупать выход из этой двойственности.