Историческая школа Германии

Таким образом, уже Стюарт Милль не видит в эгоистическом  двигателе и в погоне за барышом "универсального и неизменного" стимула деятельности человека. Больше того, у Стюарта Милля эгоизм, или интерес, вмещает в себя, по самому своему определению, альтруизм.

Но и тут упреки экономистов-историков, несмотря на их пре увеличения, вынудили даже экономистов других школ точнее определить свою точку зрения в этом отношении. Ныне Маршалл утверждает, что экономисты "занимаются человеком таким, как он есть; не абстрактным или экономическим человеком, а человеком из плоти и крови". И если, говорит Маршалл, из всех мотивов, которым подчиняется человек, экономист в особенности изучает по гоню за барышом, то это происходит не потому, что он хочет свести политическую экономию к "естественной истории эгоизма", а просто потому, что, будучи весьма часто измеримыми в деньгах, действия этого двигателя легче поддаются научному изучению, чем другие двигатели, например, стремление к благотворительности, тщеславие или чувство долга.

3. Злоупотребление абстракцией и дедукцией. Школа хотела бы на место дедукции поставить в качестве преобладающего метода основанную на наблюдении индукцию.

Критика дедуктивного мышления стоит в тесной связи с предыдущей критикой. Видя в человеческой деятельности только один двигатель, классические экономисты, по словам экономистов-историков, считали возможным из этой единственной тенденции вывести путем априорных рассуждений все экономические законы. Не достаточность такого приема бросается в глаза, если принять во внимание многочисленность существующих в экономическом ми ре двигателей. С ним школа дала карикатуру действительности, а не точное изображение ее. Только упорное наблюдение, опирающееся на осторожную индукцию, приведет к созданию экономической теории, охватывающей всю сложность явлений. "В будущем, - писал Шмоллер в 1883 году в ответ Менгеру, - наступит для политической экономии новая эпоха; но это случится исключительно благодаря содействию всех тех исторических, описательных и статистических материалов, которые собираются ныне, а не вследствие беспрестанной дистилляции абстрактных предложений старого догматизма, которые дистиллировались уже сот ни раз".

Заключение:

Критика исторической школы, направленная против классических методов, не была бы, вероятно, такой оживленной, если бы ею не прикрывалось совершенно особое представление о роли и  цели по литической экономии. За критикой скрывается более или менее определенно выраженная противоположность принципов. Если "молодая историческая школа" отбросила ныне некоторые из своих упований, то первые экономисты-историки, наоборот, сильно рассчитывали на них и, как мы видели, мечтали о полном обновлении науки. В каком смысле и каким образом? Это важно знать. Положительное, выработанное историзмом представление об экономии еще более интересно для истории экономических доктрин, чем его критическая работа. Ибо в нем отражается оппозиция духа с которой приходится встречаться почти весь период существования нашей науки.

Экономическую жизнь можно  рассматривать с двух различных  точек зрения: первую точку зрения можно назвать механической, а  вторую — органической. На первую точку  зрения охотно становятся обобщающие умы, увлекаемые простотой; а вторая естественно свойственна умам, прельщаемым беспрерывными видоизменениями конкретной действительности.

Старые экономисты в большинстве  своем принадлежат к пер вой категории. Из всего разнообразия социальных явлений они ограничиваются в большинстве случаев изучением тех явлений, которые доступны главным образом механическому объяснению. Колебания цен, повышение и понижение нормы процента, заработной платы и ренты, приспособление производства к спросу при режиме свободной конкуренции представляются им следствиями почти автоматического действия человеческих молекул, повинующихся повсюду однообразному двигателю личного интереса. И простота этой концепции не лишена некоторого величия.

Но полученная таким образом картина социальной жизни является в высшей степени неполной. За пределами ее остается вся безмерная масса явлений громадной важности и интереса. Конкретное зрелище экономического мира на самом деле чрезвычайно разнообразно и подвижно. Мы различаем в нем всевозможные учреждения: банки, биржи, ассоциации хозяев и рабочих, коммерческие общества, кооперативы; мы встречаемся здесь с ожесточенной борьбой между мелкой и крупной промышленностью, между крупной и мелкой торговлей, между крупной и мелкой земельной собственностью, между социальными классами и между отдельны ми индивидами, между государством и частными лицами, между городами и деревнями. Мы наблюдаем, как растет благосостояние государств и как оно потом исчезает; как конкуренция выдвигает их в первые ряды и затем отбрасывает назад; как известный коммерческий режим расцвел в данной стране и в данную эпоху и как он, наоборот, пришел в упадок в другом месте или в другую эпоху.