Россия в начале XXI века: новая страна, новые проблемы, новые возможности

Заметно снизилась роль «бандитских крыш» и вообще полубандитского  бизнеса. Уходят в прошлое экономические  войны по бандитским правилам. Уже  в 2002 г. не было ни одного крупного случая «недружественного поглощения», предприниматели почти научились добросовестной конкуренции.

В начале 2000-х годов ведущие компании проявили тенденцию к легализации  своей деятельности. Разумеется, они  не вышли из «тени», но предпочитают если и не более прозрачные, то по крайней мере менее рискованные бизнес-схемы. По-прежнему ведущие участники рынка (объективно) не могут и не собираются платить все налоги, но платить стали больше. Движение к легализации вряд ли следует считать сугубо добровольным делом — во многом это результат возросшего давления со стороны консолидирующегося государства. В целом тенденция к легализации достаточно заметная, хотя и не устойчивая, имеющая элементы обратимости и «сезонные» колебания.

На уровне регионов и ниже роль «теневой экономики», фактически компенсирующей неэффективную работу государственной власти, существенно выше. По некоторым оценкам теневая экономика в малых городах и деревнях превышает официальную в 2-3 раза.

Новая торговая революция. Ведущие  игроки потребительских рынков (в первую очередь, сетевые компании), наконец, повернулись лицом к средним и массовым слоям населения, став одним из локомотивов структурных преобразований. Первая волна поднялась, как водится, в Москве, но скоро начнет захлестывать и регионы. Это касается перехода к новым торговым форматам (супер- и гипермаркетам, дополняемым сетевыми «магазинами возле дома»), ценовых и ассортиментных сдвигов, развития сервисов и технологий продаж (например, поистине взрывного роста потребительского кредитования). Вслед за товарным изобилием придут и новые стили жизни. И эти изменения не обратимы.

Российский бизнес начал экспансию  в наиболее сложные и не вполне модернизированные сферы, связанные  с социально значимыми услугами — в пенсионное обеспечение, в здравоохранение, в образование, в ЖКХ, в культуру.

Наконец, российский бизнес начал  успешную экспансию на мировые рынки  капиталов, реальную интеграцию в глобальный рынок (вне зависимости от хода переговоров  по ВТО).

Крупнейшие российские предприниматели создали несколько крупных благотворительных фондов, оказывающих реальную поддержку культуре, науке, образованию.

В результате этих сдвигов российский бизнес смог стать двигателем экономического роста: экономический рост теперь —  не столько планы и программы правительства, сколько совокупность долгосрочных планов и стратегий российских компаний.

Происходит процесс институционализации  корпоративного представительства  бизнеса как в форме отраслевых объединений, так и в форме  общепредпринимательских: обновление РСПП и ТПП, создание Деловой России и ОПОРы.

Во взаимоотношениях с государством бизнес переходит от тактики эксклюзивных соглашений с «отдельно взятым»  чиновником с целью получить конкурентные преимущества на рынке, к совместной выработке общих правил, к подготовке законопроектов, фиксирующих эти правила, и программ преобразований по различным направлениям. Ведущим органом для этой работы стал с 2000 г. РСПП.

Еще одна не вполне позитивная, на мой  взгляд, тенденция — к формированию мощных конгломератов и холдингов, которые в значительной степени обусловлены не только экономическими причинами, но и как противовес к консолидированным ведомствам. Поскольку ведомства могут устанавливать правила игры на рынке, они оказываются сильнее любого, даже очень крупного участника рынка. Формирование межотраслевых крупных холдингов и конгломератов — попытка уравновесить мощь и влияние консолидированных ведомств. Я не уверен, что подобная тенденция к сверхмощной концентрации оправдана в экономическом смысле, не уверен в том, что эти структуры эффективны. Опять же эта тенденция к конгломератам и поглощение ими все новых о новых бизнесов объективно приводит к сужению пространства для конкуренции, прежде всего, на уровне средних компаний которые являются корнеобразующей системой, реальной базой для  конкуренции.

6. Средний бизнес — второй эшелон

Наиболее важным, фундаментальным  сдвигом последних лет следует  признать начавшийся структурный сдвиг  в пользу современного национального  среднего несырьевого бизнеса, стремительно растущего за счет освоения внутреннего рынка.

Именно этот сектор (по некоторым оценкам. порядка 2 тыс. компаний «второго эшелона») обеспечил перелом  в динамике темпов роста между 2002 и 2003 гг. Именно стремительное развитие национального несырьевого среднего бизнеса обнаружило те черты экономического роста, которые опровергают принадлежность России к странам третьего мира.

Важнейшей общественной характеристикой  этого «бизнес-кластера» является его бòльшая идеологическая, ценностная близость к «среднему классу», нежели к крупнейшему бизнесу: крупнейший (олигархический, сырьевой) бизнес космополитичен (не в смысле «антинационален», но достаточно безразличный к внутреннему рынку); средний — патриотичен, глубоко зависимый от внутреннего рынка.

Используя классическую формулу можно сказать, что новый исторический блок «средний класс + средний бизнес» уже сформировался как «класс в себе», но только начал формироваться как «класс для себя». Именно скачок в созревании этой социальной группы предопределил и поражение на выборах СПС с Яблоком, и ошеломляющий успех «Родины».

Ситуация с ЮКОСом фактически вызвала  раскол российского бизнеса: средний  бизнес в целом не поддержал в  этом конфликте с властью «самого  продвинутого олигарха», что и стало  важнейшим признаком оформления идеологии исторического блока «средний бизнес + средний класс», идеологии, известной, в частности, по исследованиям «Эксперта».

В целом, можно констатировать, что на наших глазах рождается  социальная группа, способная, по классической терминологии, стать «движущей силой» ускоренного развития России. Благодаря своему специфическому «оппозиционному» положению по отношению к крупнейшему (олигархическому) бизнесу, исторический блок «средний бизнес + средний класс» в состоянии получить поддержку своих интересов, устремлений, амбиций со стороны большинства населения.

Фактически в 2002-2003 гг. произошла стремительная смена  «движущей силы»: только-только крупнейший бизнес начал проявлять себя как  ведущая (единственная, способная быть ведущей) организованная сила возрождения России, как средний бизнес стал демонстрировать, что имеет куда более подходящий потенциал для этой роли.

Вместе с тем, именно перед этой группой, по некоторым оценкам, возникли серьезные ресурсные ограничения:

1. В отличие от крупных корпораций у среднего бизнеса нет возможности мобилизовать инвестиции, ему не хватает мощи на инновации, они испытывают кадровый голод
2. Средний бизнес в состоянии сделать существенно меньшие шаги в сторону легализации, прозрачности, уплаты налогов, чем может себе позволить крупнейший (олигархический) сырьевой бизнес; поэтому пример «прозрачного ЮКОСа» скорее предмет зависти для среднего бизнеса, вызывающий ощущение «несправедливости»; рост, обеспеченный в 2002-03 гг. средним бизнесом, во многом, теневой

7. Проблема легитимности собственности

В течение 2003 г. на передний план вышла проблема «нелегитимности» собственности, полученной в результате приватизации, необходимость преодоления  кризиса легитимности, а иногда даже и легальности в том, что касается института частной собственности в нашей стране.

За все эти годы, не только за последние 5 лет, частная собственность  в глазах масс не стала у нас  легитимной, то есть, она не слилась  со справедливостью. А для нашего менталитета это очень важно, поскольку легитимация почти  всех институтов, тем более института частной собственности у нас проходит через это сито, которое называется справедливостью.

С другой стороны, фиксация победы частной  собственности состоит не в том, что либералы, сторонники частной  собственности находятся в парламенте, а в том, что даже не либералы, даже не демократы, которые при этом находятся в парламенте, вытеснив оттуда либералов, даже они не выступают за отмену частной собственности.

Следует отметить, что проблема «легитимности  постприватизационной собственности» в наименьшей степени затрагивает именно средний российский бизнес

8. Проблема снижения вертикальной мобильности и повышения барьеров входа на рынок

В последние 2-4 года, то есть сразу после кризиса, произошло  повышение барьеров входа на рынок. Это связано не только с тем, что произошло увеличение конкуренции, важно, что сузился спектр возможностей для новых участников, не для тех, кто уже был на рынке, а для появления новых игроков, что, отчасти, является логичным следствием изменений в обществе (стабилизации), отчасти отсутствием продвижения административной реформы. Стала складываться некоторая иерархическая система государства и бизнеса, которая больше не содержит возможностей социального лифта. Это как раз приводит к тому, что люди начинают все в большей степени делать акцент на социальной справедливости, перераспределении природной ренты и так далее. Причем эта опасная тенденция характерна, в том числе, и для молодых, она стала наблюдаться среди 30-летних.

Многие уже могут позволить  себе планировать и планируют жизнь на несколько лет вперед (еще недавно это было бессмысленно и почти смешно). Конечно, среднесрочное и долгосрочное прогнозирование и планирование в личной жизни может быть в равной степени осмыслено и как достижение и как вынужденная мера: вертикальная социальная мобильность существенно уменьшилась. Времена, когда путь «из грязи – в князи» (а порой и обратно) мог занять полтора-два года, похоже, прошли. Вместо надежд на быстрое восхождение (обогащение) надо строить то, что называется скучным словом «карьера».

Бизнес за последние  годы вместо того, чтобы попытаться создать возможности для гражданских  институтов, формирования новых вариантов  социального лифта для граждан  пытался сепаратно договориться с властью — мы не будем вмешиваться  в политику, а вы нас не трогайте. Последние события показали, что и эти их попытки провалились. То, что бизнес не попытался как то серьезно взаимодействовать с обществом, создать возможности для более активных членов общества — очень серьезная ошибка.

9. Общество

Жизнь стала более  стабильной и предсказуемой; стабилизировалась  система правил, норм, регулирующих эту жизнь. Катастрофические настроения, активно транслировавшиеся прежде в СМИ, практически ушли в прошлое.

Начиная примерно с 2000 г., показатели адаптации и оптимизма медленно начинают расти. Ощущают положительные изменения в своей жизни чаще жители крупных городов, более состоятельные и молодые, образованные. Квалифицированные работники начинают чувствовать себя в последние годы более востребованными, чем прежде, и потому мы фиксируем устойчивый рост связи между уровнем образования и показателями оптимизма и адаптации (в 1998 г. такая связь была весьма слабой).

Доля граждан, считающих себя «приспособившимися»  к сегодняшней жизни (уровень  социальной адаптации), выросла с начала 1999 года примерно на 15%, и вот уже два года как этот показатель стабильно держится на уровне 50-55%. Доля респондентов, полагающих, что в ближайшее 1-2 года они станут жить лучше (уровень социального оптимизма), выросла за этот же период на 8-10% (и составляет в последние два года 30%). Декларируемая протестная активность сократилась почти в два раза. Для того, что составляет общественную атмосферу в стране, образ жизни населения, эти изменения не менее (а может быть и более) показательны и важны, чем ускорение экономического роста с 0% до 7%, или снижение инфляции.

Политическая и экономическая  стабилизация позволила россиянам  чуть успокоиться и оглядеться в  социальном пространстве. И, как выразился  один эксперт, «головы россиян развернулись». От взгляда в прошлое к взгляду в будущее. Период непрерывного ожидания, когда же все эти революции и реформы закончатся, период непрерывного сравнения новой жизни со старым добрым временем и скрытой надеждой многих — а вдруг еще вернемся туда — этот период завершился. Население, по большей части без всякой особой радости, призналось (прежде всего себе), что все эти новые условия и новые трудности, похоже, не временны, и что с ними теперь придется жить ВСЕГДА. Стало быть, надо как-то обустраиваться уже не по правилам чрезвычайного выживания во времена войн и стихийных бедствий, а строить какое никакое постоянное жилье, иными словами, находить свое социальное место в этой новой России. Российские граждане научились жить по новым правилам рыночной экономики, научились опираться на собственные силы и способности, брать индивидуальную ответственность за свою жизнь. Широкий слой людей (весь путинский электорат) воспринимающий реальность не в терминах советских, но в рыночных: мы не квартиру бесплатную требуем, а хотим зарплату, позволяющую заработать на квартиру.

Временнòй горизонт жизненных  стратегий существенно увеличился. Многие уже могут позволить себе планировать и планируют жизнь  на несколько лет вперед (еще недавно  это было бессмысленно и почти  смешно). Значительно больше стали думать о будущем, об образовании своих детей, о здоровье; больше времени стали уделять культуре. Переход от временных (пробных, экспериментальных) и во многом «боевых», форс-мажорных социальных практик (моделей поведения) к постоянным и долговременным становится определяющим социальным процессом в России.

Люди научились различать  уровни власти, ответственные за решение  проблем граждан. Протестные акции  стали адресными, а не против «антинародной  власти» вообще. Граждане России в значительно степени научились предъявлять адекватные и рациональные требования к государству. Пример, исследование мнения граждан о милиции, что граждане ждут от милиции, что они считают важным для них в работе милиции показало: на первое место, как ни странно, вышла не безопасность, не мордобой на милицейских участках, а вышла проблема одинаковой защиты милицией разных форм собственности.