Салават юлаев-исторический портрет

В начале августа Салават Юлаев двинулся на взятие Уфы. Поход, как видно, был обдуман и подготовлен. Салават предполагал обложить город со всех сторон, согласовав осаду с несколькими повстанческими отрядами. К Уфе шли по меньшей мере семь кавалерийских колонн, намеревавшихся “сделать на Уфу нападение и разбивать везде воинские команды”. С юга, например, шел большой отряд пугачевского полковника Качкына Самарова, с юго-запада -отряд главного полковника Канзафара Усаева, поддержанного сыном Кинзи Арсланова(см. фото) - Сляусином Кинзиным, с северо-запада - отряд депутата Уложенной комиссии 1767 г. Токтамыша Ижбулатова. Сам Салават наступал с севера. Тем временем и карательные силы сосредотачивали внимание на Башкирии. К тому же, все больше собственных старшин, воодушевленных уходом Пугачева из края, присоединялось к правительственным войскам. И случилось то, что обычно и случалось при народных восстаниях: наступавшие на Уфу повстанческие отряды, не имея друг с другом постоянной связи, стали жертвой раздельного нападения и разгрома. Сильнейший удар по планам нанесло поражение Канзафара Усаева. В первых числах августа его отряд Салаватом был разбит, а сам командир пленен.

Оценив  сложившуюся обстановку, Салават  отказался от намерения брать  Уфу немедленно. Всю осень Салават  провел в непрерывных походах  и боях, не давая передышки ни себе, ни карателям. Он сражался не только с правительственными войсками, но и с примкнувшими к карателям  отрядами башкирских и мишарских феодалов. Имя Салавата гремело грозой для царских властей даже после того, как уже и Пугачев был пленен, и стало ясно, что великая народная война проиграна.

Даже  последний бой Салавата Юлаева в конце ноября 1774 г. под Катав-Ивановским заводом оценен как смелый, неожиданный для неприятеля, главное -- тактически продуманный. А оценку боевым действиям и воинскому умению повстанческого полководца давали многоопытные армейские офицеры, знавшие, что такое война, какова роль военачальника в тактических расчетах и боевых действиях. Так, подполковник И. И. Михельсон участвовал в Семилетней войне против Пруссии, русско-турецкой кампании 1768--1770 гг. и отличился в сражениях при Ларге и Кагуле; был прикомандирован к А. В. Суворову и воевал против польских конфедератов. Под началом Суворова воевали секунд-майор Д.О. Гагрин, награжденный по его рекомендации орденом Св. Георгия IV класса. Михельсону Александр Васильевич посвятил собственноручно написанные строки: «он более всех по его искусству отражаем был противу мятежников в поле, и от успехов его получил себе великую славу».

Боевыми товарищами Салавата были русские солдат Иван Белобородов, крестьянин Иван Васев, казак Иван Кузнецов, мишари Канзафар Усаев и Бахтияр Канкаев, татары Абдулла Токтаров и Ермухаммет Кадырметев. Салават отличал проявивших себя в сражении воинов, присваивая им звания полковников, атаманов, есаулов. Так, за воинские заслуги Салават присвоил чин полковника марийцу д. Бургашево Осинской дороги Изибаю Акбаеву. По рекомендации Салавата Пугачев дал звание полковника татарину Абдулле Токтарову. Башкирского муллу д. Яуново Мурзаларской волости Сибирской дороги Якупа Тлеумбетева Салават назначил походным старшиной, оренбургского казака из Ельдяцкой крепости Семена Шеметова -- атаманом. Соратники отвечали ему доверием и верностью. Да и народ видел в нем освободителя и защитника и открыто выражал свою признательность и солидарность...

Можно заметить, что Салават Юлаев и его соратники держали под своим контролем значительную территорию Башкирии и прилегающих районов Пермской провинции. Память истории сохранила достоверные свидетельства причастности народного вождя к установлению новой власти, утверждению новых административно-правовых отношений в районах, освобожденных от власти царского чиновничества.

Готовясь  в поход на Кунгур, Салават Юлаев вошел в Красноуфимск для формирования сводного отряда и пополнения походного склада боеприпасов и снаряжения. В крепости, как и в округе, он застал сумятицу и безвластие, свойственные прифронтовой полосе и определенно провоцируемой сторонниками старой администрации, которую повстанцы сместили, но не изолировали. Волновалось и рядовое казачество: “...на бывших в Красноуфимску казацкой команды есаула Овчинникова и других старшин от казаков многие произошли жалобы”. И те три-четыре дня (12-15 января 1774 г.), какие Салават провел в крепости, он посвятил учреждению новой власти, энергичным мерам по ее укреплению, установлению общественного порядка и правопорядка”. Казачий устав самоуправления распространялся на весь город и округу, а, как гласил указ Салавата Юлаева от 13 января, “над всеми пригорода Красноуфимска жительми атаманом” назначался пугачевец Макар Попов, а его помощником - есаул Матвей Чигвинцев. Орган казачьего самоуправления - станичная изба должна была стать строго выборным учреждением и полностью обновить свой состав.

В принципе народовластия и его  практическом осуществлении заключался вызов крепостническому строю и  самодержавию. И тут еще важно  видеть, что вожди восстания сознавали  свое право строить новую, народную власть и представлять ее на всех уровнях  отношений с царской администрацией и командованием правительственных  войск.

“Чаянную  дерзость” усмотрел главнокомандующий  карательными войсками генерал-аншеф  А.И. Бибиков в обращении пугаческих атаманов И.С. Кузнецова, Салавата Юлаева и их соратников 20 января 1774 г. к властям Кунгура с предложением добровольно сдать город. Документ был даже передан самой Екатерине II. Поразило же царские власти здесь то, что повстанцы заявили себя суверенной стороной в вооруженном противостоянии враждующих классов. В этой связи Салават и Кузнецов обвинили кунгурские власти и командиров воинских частей, засевших в крепости, в несоблюдении общепринятых правил ведения переговоров между неприятельскими армиями, в нарушении неприкосновенности “посланцев армии всероссийского государя”, т.е. Пугачева, “тогда как издревле все монархи или, паче сказать, всякое державство посылают... друг ко другу посланников, и никакой владетель или город не в праве их задерживать”. Так вновь и вновь - и на полях сражений, и в мирных условиях народные вожди Крестьянской войны пытались утверждать образ жизни, в которой каждый мог получить “прописанную вольность и свободу”, “восчувствовать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжаться будет”.

Вся жизнь и деятельность Салавата Юлаева была овеяна мечтой человека о свободе и благоденствии. Его творческий ум, смелый дух, чуткое к несправедливости сердце откликнулись на волю народов жить по закону социальной справедливости и человеческой солидарности. Два века назад эти чаяния были исторически обречены. Но подвиг, совершенный под стягами борьбы за народную волю, народное счастье, бессмертен.

3.2 Арест и наказание Салавата  Юлаева

Салават был схвачен царскими властями 24 ноября 1774 года. По преданиям, он был  предан своим сподвижником. Он, его  отец старшина Юлай Азналин, Иван Зарубин-Чика содержались в Уфе, в подвале Троицкой церкви. Следствие, допросы, пытки, суд Салавата и его отца продолжались 339 дней! Из Уфы их отправили в Казань, в Секретную комиссию. Через 7 дней повезли в Москву. Там Салавата допрашивал сам обер-секретарь тайной экспедиции Сената Шешковский - печально знаменитый инквизитор-кнутобой Екатерины II. Это он пытал Пугачева, Радищева, Новикова.

Салават держался с большим достоинством. Признавал только те факты, которые  невозможно было отрицать. Никого не выдавал. Раскаяние выразил только формально. Для завершения следствия его  вновь отправили в Оренбург к  губернатору Рейнсдорфу. А потом - в Уфу.

Здесь, в местах наиболее активных действий повстанцев, Салават и его отец получили по 175 ударов кнутом, им вырвали  ноздри, а на лбу и щеках раскаленным  железом выжгли знаки "В" и "У" (вор и убийца) - по одной из версий. По другой - буквы “З”, “Б”, “И” (злодей, бунтовщик, изменник). Выдержка Салавата удивила даже палачей! Перед отправкой на каторгу вдруг заметили, что "знаки почти не видны, а ноздри почти заросли", поэтому экзекуцию повторили.

2 октября 1775 г. Салават навсегда  оставил родные края. Измученных  до предела, в кандалах, их повезли  по осеннему бездорожью по  маршруту Уфа - Мензелинск - Казань - Нижний Новгород - Москва - Тверь  - Великий Новгород - Ревель-Рогервик (Ныне г.Палдиски, Эстония) на пожизненную каторгу.

О дальнейшей судьбе Салавата известно мало, сохранились только скудные, отрывочные сведения. Есть сведения о том, что  в списке каторжных невольников, составленном 19 мая 1797 г., указано, что  Юлаю Азналину 75 лет, “дряхл, на ногах от застарелой цинготной болезни, раны”. После имени Салавата в соответствующих анкетных графах отмечено: “45 лет, здоров”.

Салават умер на каторге 26 сентября 1800г.

4. Салават Юлаев - поэт, певец, импровизатор

Башкиры выдвинули в лице Салавата не только своего национального героя, но и  первого поэта. Салават воплощал в себе героизм и поэтический  талант народа. Салават впервые поднял башкирское поэтическое слово как  острое оружие борьбы за светлую жизнь.

Башкирский  народ мечтал видеть у себя не только батыров с мечом, но и поэтов с  пером в руке. Неудивительно поэтому, что он признал в легендарном  Салавате и своего национального  поэта. Поэтический талант двадцатидвухлетнего  народного героя не успел раскрыться полностью, но уважение и любовь народа к нему были так велики и образ  Салавата был так тесно и органически  связан с народным идеалом, что его  поэзия любима поныне.

В творческом наследии Салавата Юлаева известны порядка 500 поэтических строк. В стихах "Битва" ("Яу"), "Стрела" ("Ук"), "Юноше-воину" ("Егеткэ") звучит призыв к борьбе с угнетателями; стихи "Мой Урал" ("Уралым"), "Родная страна" ("Тыуган иль"), "Соловей" ("hандугас") отражает возвышенные чувства любви к родной земле, "Зулейха" ("Зулэйха") - к женщине.

Произведения  С. Юлаева не дошли до нас на том языке, на котором они создавались. Сохранились лишь отдельные его стихотворения в подстрочном переводе на русский язык

В труде Р.Г.Игнатьева “Башкир Салават  Юлаев, пугачевский бригадир, певец и импровизатор”, написанном в 1975 г. на основе следственного материала “Дело о Салавате и Юлае”, а также народных преданий (Р.Г. Игнатьев. Сказания, сказки и песни. - “Записки Оренбургского отдела Русского географического общества”, 1875, вып. 3) и опубликованном после смерти автора (“Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете”, 1893, Т.XI, вып. 2) приведены семь стихотворений С.Юлаева. Перевод был сделан еще в 1868 г. покойным Г. Давлетшиным.

До  перевода на русский язык эти стихи - “О, Урал мой благодатный!, “Тихой ночью в перелеске”, “Я пустил стрелу высоко”, “Было время, время храбрых”, “Высоко летает ворон”, “Зюлейха, земная ты Гурия”, “Родные рощи и леса” - сохранились в рукописной форме, на языке “тюрки”, т.е. на том языке, на котором были написаны приказы, воззвания Салавата к народу, и переходили из рук в руки в новых списках. Дальнейшая судьба рукописей неизвестна. Нет никаких известий и о том, когда, впервые, кем и из каких источников были записаны эти стихи.

В стихотворениях Салавата Юлаева явственно ощущается авторское “Я”; это страстный, романтически настроений поэт и пылкий батыр, восхищающийся красотой природы родного Урала, его людьми и призывающий к борьбе с угнетателями. Стихотворения Салавата проникнуты патриотическими чувствами и думами. Образ Урала органически и величаво выступает в стихотворениях Салавата, а через них - впервые в башкирской письменной поэзии. Любовь Салавата к Родине, неразрывно связана с идеями свободы. В основе его патриотизма лежат два противоположных, но неразрывных в своем единстве чувства: любовь к родной земле, народу и ненависть к угнетателям, душителям свободы.

“Речь Салавата”, в которой раскрыты основные программные задачи Крестьянской войны  применительно к трудовому башкирскому  народу, сохранилась в устной передаче. Впервые она опубликована на башкирском языке в 1-й книге “Трудов научного общества при Наркомпросе БАССР” (г. Стерлитамак, 1922), а позднее напечатана в переводе на русский язык в книге “Песни и сказания о Разине и Пугачеве”, составленной А.Н. Лозановой (М.-Л., 1935). Эта историческая речь известна также и как замечательное поэтическое произведение: сэсэны переложили ее в кубаир под названием: “Присоединившись к Пугачеву”, приписывая авторство Салавату. “Речь Салавата” - это единственное произведение поэта - предводителя, которое непосредственно отражает конкретно-историческое событие в Крестьянской войне 1773-1775 г.г.

В своей поэзии Салават Юлаев предстает и как мужественный джигит, готовый пожертвовать жизнью в борьбе за свободу, и как лирик-романтик, влюбленный в природу родного края и его людей.

Наследие  Салавата Юлаева невелико. Но оно ценно своей глубокой народностью, патриотичностью, поэтической самобытностью. Сохранившиеся стихотворения Салавата Юлаева составляют первые страницы башкирской поэтической литературы.

Заключение

Салават, как и его отец, был деятельным и влиятельным человеком. Судьба уготовила ему высочайшую историческую миссию: стать народным вождем в  переломную эпоху, возглавить национально-освободительную  борьбу башкир. Не столько официальный  чин бригадира (генерала), сколько  поэтический клич любимого и почитаемого  трибуна вел за ним народные массы. Благодаря полководческому дару, Салават одержал много побед  над регулярными войсковыми подразделениями  царизма под началом хорошо обученных  кадровых военных. Салават Юлаев стоял во главе всего восставшего Башкортостана с самого начала Крестьянской войны 1773-1775 гг.

Поведение Салавата во время следствия рисует его личностью с сильным характером. Он не терял самообладания и твердости  духа, несмотря на все унижения, которым  его подвергали.

О зрелости Салавата Юлаева, как вожака движения, свидетельствует и его умение сплачивать в боевое содружество людей разных сословий и национальностей и поставить человека там, где тот более всего нужен. Постоянно заботясь об укреплении и боеспособности повстанческого войска, двадцатилетний военачальник назначал командирами частей людей стойких, преданных делу народного восстания.

Список литературы

1. Амиров М. В., Черданцев А. А., Библиографический указатель материалов о Салавате Юлаеве.

2. Кселобаев М.Х., Сын Юлая Салават. Уфа, “Книга”, 1995.