Свет и тени петровских времен

Но и  впоследствии великий преобразователь  не избежал упреков в свой адрес  со стороны потомков. К славянофилам восходит наиболее последовательная критика  Петра, как разрушителя национальной жизни. И в XX веке Петр также снискал  немало пристрастных взглядов и не всегда справедливых критиков.

И еще  один автор, наиболее известный своими обвинительными статьями в адрес  императора, И.Л. Солоневич. Петр для  Солоневича являлся источником всех бед России, ибо он, «порвав с  почвой и традицией Московской 
Руси, вместо существовавшей ранее народной монархии, создал Петербургскую дворянскую империю». Вместо интересов всех сословий, по словам 
Солоневича, это государство выражало интересы только дворянства. Нельзя не заметить, что Петр действительно много сделал для России, как нельзя отрицать и то, что, как замечает Гумилев, Петр был человеком своего времени, должным появиться и осуществить все свои деяния именно тогда, а не за 100 и не через 100 лет. 

3.Pro et Contra.

На его  реформах, как мы уже говорили, изначально лежала печать двойственности, методы их осуществления были грубы и  насильственны, результаты неоднозначны. В самом преобразователе также было предостаточно темных сторон. Обо всем этом много писали уже дореволюционные историки и в том числе В.О. Ключевский, к которому постоянно апеллирует Солоневич. Но первый все-таки признает его Великим Преобразователем, а второй готов ругать до неприличия. В одном случае видна объективность историка, в другом – тенденциозность памфлетиста.

Попробуем рассмотреть аргументы Солоневича против Петра по порядку.

Автор «Народной монархии» называет мифом тезис о бездне, в которую готова низвергнуться допетровская Русь.

Во-первых, сам термин «бездна» принадлежит  не историкам, а А.С. Пушкину и  это, конечно, просто метафора, навеянная  поэту памятником Петру I Э. Фальконе.

По большому же счету историки говорят об очевидной  отсталости России в конце XVII века, отсталости преимущественно технико-экономической, военной и социальной, сложившейся  в силу ряда внешних и внутренних причин. Взять хотя бы науку. XII век  в Европе – это время Галилея  в астрономии, Г.В. Лейбница – в  математике, И. Ньютона – в механике, Дж. Локка, В. Спинозы и Р. Декарта в философии и т.д. А Россия? Она не только не знала равновеликих имен, но даже и многих представляемых ими областей знаний.

Во-вторых, разве годы смуты в начале XVII века нельзя назвать краем бездны, в  которую заглянула Россия? И где  гарантия, что останься у власти Софья Алексеевна, опыт бездны не повторился бы? Есть ли основания утверждать, что  останься она у власти, Россия обрела бы моря, создала регулярную армию  и флот и сто с лишним лет  спустя смогла противостоять, скажем, наполеоновскому нашествию? Не логичнее предположить, что торжество Софьи  в конце XVII в или антипетровской реакции во второй четверти XVIII века привело бы Россию к ещё большему отставанию от Западной Европы, а в перспективе – к судьбе колониальной Индии или полуколониального Китая. Ведь эти страны долго сохраняли самобытность, но какой оказалась цена? Кстати, от порабощения их не спасли факторы, по Солоневичу, делавшие Россию неуязвимой: «пространство, время и масса».

Далее Солоневич называет тезис о военной бездарности и трусости Петра.

Фактически  во всех источниках есть объяснение бегству 17-летнего царя из Преображенского  от не представлявшего большой опасности  заговора Софьи в 1689 году. Во-первых, степень опасности становится вполне ясной после его завершения; во-вторых, у Петра были основания для  такой неадекватной реакции, как  бегство. В мае 1682 года, стрельцы на его глазах бросили на копья князя  М.Ю. Долгорукого, боярина Матвеева, двух дядюшек царевича Ивана и  Афанасия Нарышкиных. Эти события  помогают понять его страх и ненависть  к стрельцам, они объясняют, хотя и не оправдывают, жуткие и не обусловленные  необходимостью стрелецкие казни. Там, в мае 1682 года надо искать истоки и  жестокости и знаменитых конвульсий Петра. Так что августовское бегство 1689г объясняется, очевидно, не трусостью, а психологической травмой, пережитой  в детстве.

Второй  раз царь проявляет трусость, по Солоневичу, когда бросает свою армию  под Нарвой в 1700 г накануне сражения и уезжает в Новгород. Как полководцу «нарвская конфузия» не делает чести царю. Но почему же обязательно отъезд Петра надо объяснять трудностью? Убедительно звучит объяснение этого поступка в книге Павленко «Петр Первый», который говорит, что можно было бы предположить, что царь смалодушничал, но это предположение отпадает, когда вспоминаешь, что ни до Нарвы, ни после «царь не отсиживался в обозе, всегда находился в гуще сражений» и много раз ставил на карту свою жизнь. Скорее всего в данном случае Петр недооценил меру опасности, нависшей над русской армией, ибо знал, что её численность во много крат превосходила войско Карла XII».

Несколько иначе трактует отъезд Петра Е.В. Анисимов: «Зная мужество и личную отвагу Петра, мы не можем объяснить  его отъезд малодушием: вернее думать, что Петр считал дело под Нарвой проигранным и уехал готовить государство к обороне от шведского  нашествия».

Мы не знаем подлинных мотивов этого  поступка Петра (писем или иных источников тех мрачных дней не сохранилось). Оставление армии – факт, считает  С.Р.Бушуев, но вот объяснение его  малодушием или испугом не факт, а лишь только одно из предположений, причем не самое убедительное.

Война с Турцией летом 1711г, по Солоневичу, - венец полководческой безграмотности Петра. Никто не спорит, что компания была проиграна, что в неудачном  Прутском походе повинен прежде всего сам царь, неверно оценивший политическую обстановку, слишком уверенный в возможностях своей армии и недооценивший военную силу противника. Вполне вероятно, если верить дневнику датского посла, что был момент, когда у царя действительно сдали нервы и он «пришел в такое отчаяние, что, как полоумный, бегал взад и вперед по лагерю, бил себя в грудь и не мог выговорить ни слова». Но это мгновение слабости быстро прошло, и решение о капитуляции не было принято. Что побудило Великого визира заключить перемирие? Стойкость и боеспособность армии Петра, а вовсе не взятка «расторопного еврея Шафирова» (потери турок во время атаки 7 июля окруженной русской армии были значительно больше – 7 тыс., чем у русских, хотя они имели четырехкратное превосходство). Где же трусость царя?

Вывод из всего этого может быть один: Петр I как полководец был хотя и  не на высоте Суворова, но вполне на уровне своих современников.

Далее Солоневич утверждал, что император  вообще ничем не руководил, а только суетился.

Пожалуй, лучшим ответом на эти обвинения  будут слова большого знатока  Петровской эпохи Н.П. Павлова-Сильванского (1901г), человека, заведовавшего «кабинетом Петра Великого» в Государственном архиве и пересмотревшего немало дел его царствования собственноручно.

«Из напечатанных во множестве собственноручных бумаг  Петра, - пишет Павлов-Сильванский, - хорошо видно, что он был не только мореплавателем и плотником, корабельным мастером и токарем, но и усидчивым кабинетным работником. Его многочисленные письма, большей частью собственноручные, первой половины царствования, показывают, что он не только не терялся в деталях, но и действительно руководил всем обширным делом снаряжения армии и обороны страны, что он постоянными, настойчивыми напоминаниями возбуждает энергию сенаторов и генералов. В законодательных делах второй половины царствования Петр с той же неистощимой энергией работал пером, с какою он на верфи работал топором. Над выработкой морского устава Петр трудился в течение пяти месяцев по четыре дня в неделю, с 5 часов утра до полудня и с 4 часов дня до 11 вечера. Большая часть рукописи этого устава написана его рукою; остальная испещрена его поправками; чужая редакция редко удовлетворяла такого стилиста, каким был Петр». И таких примеров автор приводит немало.

А вот  другой пример из жизни царя, который  хорошо показывает, как он умел сочетать развлечения с государственными делами. В декабре 1714 г. он занялся  подготовкой грандиозного шутовского венчания князь-папы Никиты Зотова. 17 января потеха состоялась. Что же Петр? Целиком отдался никчемной затее? Ничуть! Даже обычный распорядок его дня не изменился. Как отмечает Павленко «За это время им было составлено и отредактировано 16 указов, среди них указ Канцелярии о строении с подробнейшим перечнем первоочередных работ по благоустройству столицы, указ об открытии Морской академии и др.» Умение охватить множество дел и успешно делать их одновременно – характерная черта человека, столь не симпатичного Солоневичу. Значит, всё-таки прав был Пушкин:

То академик, то герой,

То мореплаватель, то плотник –

Он всеобъемлющей  душой

На троне  вечный был работник.

Дальше  автор «Народной монархии» дает оценку преобразований Петра. И здесь  у него возникает изрядная путаница. Ранее он утверждал, что царь не руководил  преобразованиями, а уже  в следующем  разделе указывается, что он застал реформу «почти на полном ходу» и  превратил «реформу в революцию, а преобразование – в ломку». А еще несколькими страницами ниже выясняется: «план преобразования…был целиком заимствован с Запада». Так как же на самом деле обстояло дело?

Даже  самый поверхностный взгляд на реформы  Петра показывает, что царь действительно  действовал в соответствии с начинанием своих предшественников (и в связи  с этим, вряд ли можно считать  Петра разрушителем, поломавшим всё  и вся), только более настойчиво, последовательно, сознательно, целеустремленно, гораздо быстрее и эффективнее. Отсюда и качественные различия.

От Ивана III до регентши Софьи Алексеевны –  искание морей, при Петре –  прочное обретение Балтики. Первые Романовы вводят войска иноземного строя  и делают попытки строить корабли, Петр создает регулярную армию и  флот. Во времена царя Алексея Михайловича  строятся личные мануфактуры государя, обслуживающие в основном дворец, в годы правления его сына создаются  целые новые отрасли промышленности, нужные России. При первых Романовых  предприняты многочисленные и малоуспешные попытки реформировать государственный  аппарат, при их наследнике – административные реформы, замена громоздких приказов коллегиями. И этот перечень можно продолжать. Однако разница понятна и из того, что уже названо.

Другое  дело, что петровские реформы были насильственны, жестоки, несли в  себе немало чрезмерного «западничества», противоречиво сочетали в себе соответствующие  новому времени задачи со средневековыми методами их решения. Можно ли обвинять во всем этом одного Петра – это  уже другой вопрос.

И последнее  возражение Солоневичу, считавшему, что  от преобразований выигрывает только дворянство. В очерке «Классы и сословия при Петре», опираясь в основном на материал книги Е. В. Анисимова, можно увидеть, что закрепостительная политика царя отрицательно сказалась и на дворянстве, которое в первой четверти XVIII в. Было хотя и привилегированным, но далеко не свободным (например, пожизненная служба государства, сводившая на нет для большинства дворян указ о единонаследии). Ради государственной пользы Петр без колебаний приносил в жертву любые сословные интересы, и шляхетство здесь не исключение.

При подводе  итогов, возникает вопрос: стоит  ли требовать от памфлета научной  объективности. В своем роде это  превосходное публицистическое произведение, ценное хотя бы как противовес апологетическому роману А.Н. Толстого о Петре I. Но для историка здесь нет никакого «нового знания о России», а есть довольно односторонняя критический высказываний о Петре В.О. Ключевского, в сочетании с собственными, иногда интересными и глубокими, но чаще предвзятыми и тенденциозными обобщениями самого Солоневича.

Среди этих размышлений наибольший интерес  представляют сопоставления петровской империи и сталинского режима, который, конечно, вырос не на пустом месте, а на определенной исторической традиции. Солоневич пишет: «Совершенно естественно, что методы насилия остаются одними и теми же. Преображенский приказ и ОГПУ, посессионные крестьяне и концентрационные лагеря; те воры. Которых Петр призывал собирать побольше, чтобы иметь гребцов для галер, и советский закон от 8 августа 1931 г., вербовавший рабов для концентрационных строек; безбожники товарища Ярославского и всепьянейший синод Петра, ладожский канал Петра и Беломорско – Балтийский канал Сталина, Сталинские хлебозаготовки и 126 петровских полков, Табель о рангах у Петра и партийная книжка у Сталина, - голод, нищета, произвол сверху и разбитой снизу».

Если  уж и проводить параллели, то Иосифу Сталину гораздо более соответствует  Иван Грозный, которого и сам «великий вождь» ставил куда выше Петра. Кроме  того соответствие объясняется не только схожими личными качествами двух правителей России, но и роковым  сходством монархии и диктатуры  как таковых.