Судебники 1497

Вопрос об авторах Судебника  в литературе решался по-разному. Большинство исследователей не только первой, но и второй половины XIX в. восприняли выдвинутую М. М. Щербатовым версию о  том, что Иван III «повелел» дьяку  Владимиру Гусеву «собрать все прежние  грамоты, установления, обряды, обычаи и по оным повелел всем судиям своим  суд и расправу производить». Л. В. Черепнин пришел к выводу, что составителем Судебника не мог быть только сын боярский Владимир Гусев, активное участие в создании Судебника принимали так же бояре - князья И. Ю. и В. И. Патрикеевы, С. И. Ряполовский, а также великокняжеские дьяки В. Долматов, Ф. Курицын и др. Составитель Судебника 1497 года имел в качестве своей особой задачи отражение общих норм о судоустройстве и судопроизводстве и подчинении местного суда центральному. Сохранив казуистическую форму закона, вышедшего из сферы московской практики, он вскоре становится законом для всей России, служа вспомогательным источником права для всякого областного суда, для всякой уставной грамоты. Это первое общее законодательство в географическом смысле. В нем проглядывается порядок, сложившийся для одного, небольшого удела и потом примененный к целому государству.

Систематизация русского права, начатая с Судебника 1497 года, являлась итогом всей предыдущей законодательной  деятельности Русского государства. Русская  Правда к XV в., как полагало большинство  исследователей, утратила свое значение. Сокращенная редакция Русской Правды была переработана с учетом действовавших в XV в. норм обычного права. Изучение Е. И. Колычевой этой редакции Русской Правды подтвердило высказанную С. В. Юшковым мысль о возможности отнесения ее к числу источников, использованных составителями Судебников XV—XVI вв. Изучая вопрос об источниках Судебника 1497 года, С. В. Юшков и Л. В. Черепнин приходят к выводу, что при его составлении были использованы не только Русская Правда, Псковская Судная грамота и уставные грамоты, но и разного рода жалованные и иные грамоты. Большое значение имели так называемые уставные грамоты наместничьего управления. Например, дошедшие до нас Двинская 1397 г. и Белозерская 1488 г. уставные грамоты, в которых, помимо вопросов местного управления и суда, содержались и нормы материального, гражданского и уголовного права. Действовало также местное законодательство, определявшее корм наместника, судебные и торговые пошлины, уголовные штрафы, отношение наместника к суду центральному, а также законодательство присоединенных к Москве княжеств и земель. Так, помимо известных нам Псковской и Новгородской Судных грамот, В. И. Татищев упоминает о не дошедших до нас ростовских и рязанских законах.

К источникам Судебника относятся  правые и жалованные грамоты, указы  и инструкции, касающиеся суда и  управления и издававшиеся как Московским, так и иными княжествами. Таков, в частности, Указ наместником о  суде городским, изданный в 1483-484 гг. в  связи с массовой конфискацией земель крупных феодалов, противившихся  централизации, и передачей этой земли дворянству. Указ предусматривал привлечение к участию в суде представителей верхов местного населения, регламентацию судебных пошлин, установление твердых сроков, которых должны придерживаться кормленщики, призываемые приставом  к ответу. В Судебник также вошли  Указ о езду, содержащий таксу пошлин за поездку приставов в различные  города Московского государства, и  Указ о недельщиках.

Источниками при составлении  Судебника 1497 года служили грамоты  отдельных княжеств, устанавливавшие  сроки отказа крестьян, сроки исковой  давности по земельным спорам и др.

По мнению С. В. Юшкова, в  Московском великом княжестве, вероятно, существовал и до Судебника 1497 года сборник правил о судопроизводстве, применявшийся в центральных  судебных учреждениях и, весьма возможно, в тех областях, которые не получили уставных грамот. Исследуя русские феодальные архивы XIV -XV вв., Л. В. Черепнин уточняет это предположение и приходит к выводу, что около 1491 года был составлен московский сборник, воспринявший некоторые местные, особенно звенигородские, правовые нормы и являвшийся руководством для разбора в суде поземельных дел. Ликвидация земельных конфликтов во вновь присоединенных владениях являлась очередной задачей московского правительства.

Проводя доскональное сопоставление  всего предшествовавшего законодательства с текстом Судебника 1497 года, С. В. Юшков пришел, однако, к выводу, что  только в 27 статьях Судебника можно  найти следы непосредственного  влияния каких-либо известных нам  юридических памятников или норм обычного права (12 статей из уставных грамот, 11 из Псковской Судной грамоты, 2 статьи из Русской Правды (ст. 55 Судебника о займах и ст. 66 о холопах) и 2 статьи из норм обычного права). Но и при заимствовании из старых источников нормы права перерабатывались применительно к изменениям в социально-экономическом строе. 40 статей, т. е. около 3/5 всего состава Судебника не имеют какой-либо связи с дошедшими до нас памятниками. Они либо извлечены из несохранившихся законодательных актов Ивана III, либо принадлежат самому составителю Судебника и представляют таким образом новые нормы, не известные прежней судебной практике. Именно новизной Судебника объясняется, по мнению С. В. Юшкова, то обстоятельство, что далеко не все его статьи осуществлялись на практике. Часть их оставалась программой, пожеланием, для реализации которой требовалось время. Именно поэтому Судебник 1497 года был положен в основу царского Судебника 1550 года, а отдельные его положения и принципы получили дальнейшее развитие и в последующем законодательстве.

Вопрос о влиянии иноземного права на Судебники также явился предметом изучения в дореволюционной  литературе. Еще Н. М. Карамзин, открывший  совместно с К. Ф. Калайдовичем Синодальный  и Рязанский списки Кормчей книги  и использовавший ее в своей «Истории», считал, что до издания Судебников гражданским уложением в случаях, не определенных российским правом, служила  Кормчая книга, то есть влияние византийских законов и обычаев. Кормчая имела в Русской земле значение и силу действующего права не только в сфере церковных, но и светских судов.

3. Строение Судебника

Исследуя сохранившийся  единственный список Судебника 1497 года, Л. В. Черепнин пришел к выводу, что  текст его был переписан с  подлинника или с другого списка не менее чем тремя сменявшими друг друга писцами. Рукопись Судебника  не имеет постатейной нумерации. Ее текст подразделяется с помощью  киноварных заголовков на 36 разделов, внутри которых имеются более  мелкие подразделения – выполненные  также киноварью инициалы. Систематизируя эти подразделения, М. Ф. Владимирский-Буданов при публикации текста Судебника 1497 года в своей Христоматии, изданной в 1873 году, разделил его на 68 статей. Однако, как показал Л. В. Черепнин, эта система деления искусственна. Однако ввиду того, что все научные работы, посвященные Судебнику 1497 года, основаны на нумерации Владимирского-Буданова в академическом издании было сохранено общепринятое деление. Таким образом, текст Судебника состоит из 68 статей, для его понимания помогают комментарии и сравнения, поведенные авторами в разные годы.

Статья 1 определяет состав боярского суда и пределы его  компетенции. Суд осуществляется членами  Боярской Думы, занимавшими высшие придворные должности и исполнявшими фактически обязанности судей. В  целях ограничения судебных прав бояр и необходимости ведения  судопроизводства, к боярскому суду допускаются представители иных сословий - дьяки. Боярская Дума в качестве суда первой инстанции судила своих  собственных членов, должностных  лиц приказов и местных судей, разбирала споры о местничестве и иски служилых людей, не пользовавшихся привилегией великокняжеского суда. Боярская Дума была высшей инстанцией по отношению к местному суду. В  нее передавались по докладу дела, изъятые из самостоятельного ведения  местного суда, а также дела от приказных  судей, когда между ними не было согласия, или порядок их решения не предусматривался законом. Помимо этого Боярская Дума была, наряду с великим князем, апелляционной  инстанцией.

Статья 2 указывает на наличие  у судей различной компетенции. Если к судье попадает дело, ему  не подсудное, он должен обратиться за указанием к великому князю или  сам передать дело по подсудности. Статья впервые упоминает о зарождении приказной системы. Но здесь она выступает еще в виде своего рода дополнения к старому боярскому суду. Суд по приказам применяется лишь в тех случаях, когда дело не может быть разрешено обычным, старым путем.

Статья 3 и следующие статьи 4, 5, 6, 7 развивают и конкретизируют ст. 9 Белозерской уставной грамоты, определяя размер и порядок взимания пошлин за рассмотрение дел боярским судом. Статья 3 направлена против посулов  и заменяет их строго регламентированными  судебными пошлинами, которые взыскивались на виноватом, т. е. со стороны, проигравшей дело. Размер пошлины зависел от суммы иска и лица, ее получающего. За основу бралась цена иска в один рубль. При этом боярин получал два алтына (12 денег), а дьяк восемь денег. С увеличением или уменьшением суммы иска пропорционально изменялся и размер пошлины.

В статье 8 наряду с процессуальными появляются нормы материального уголовного права. В ст. ст. 8 и 9 вводятся некоторые новые составы преступлений. Так, наряду с татьбой и разбоем, известными еще Русской Правде, впервые появляется понятие ябедничества, т. е. ложного доноса, злостной клеветы, имевшего своей целью обвинить невиновного. Наиболее существенным новшеством является введение в статью такой категории преступного деяния, как лихое дело. Новый состав давал господствующему классу неограниченные возможности. В борьбе со своими противниками под это понятие теперь можно было подвести любое деяние, которое приносило вред всему господствующему классу в целом, нарушая его интересы или посягая на установленный в государстве порядок.

Применение смертной казни  в зависимости от личности преступника, а не от состава преступления явилось  ярким отражением усиления классового террора в период создания Судебника  и феодально-сословного характера  права.

Имея в своей основе ст. 7 Псковской Судной грамоты, ст. 9 перечисляет особо опасные преступления против государства и церкви, а  также деяния, совершаемые феодально-зависимым  населением против своих господ. На первом месте упоминается государский  убойца, т. е. убийца своего господина. Именно так переводит это выражение Герберштейн. Введение специального понятия государский убойца и установление смертной казни для лиц, совершивших это деяние, обусловливалось учащением случаев выступления зависимого населения против своих господ и необходимостью защиты жизни представителей господствующего класса.

Статьи 10-14, по мнению Л. В. Черепнина, являются фрагментом самостоятельного устава, направленного на организацию  борьбы с татями и охрану феодальной собственности. В них устанавливается  наказание за кражу, а также порядок  изобличения преступников. Наказание  зависело от того, простой или квалифицированной  была кража. Деление кражи на простую и квалифицированную известно еще со времен Русской Правды.

В ст. ст. 15-19 определяется порядок  выдачи судебных актов. Все они должны были оплачиваться судебными пошлинами, скрепляться подписью дьяка и  печатью великого князя, что свидетельствовало  о придании большего значения формальной стороне дела.

Статья 20 является уточнением, усилением ст. 18, регистрирующей отпуск холопов на волю. В ней вновь  подчеркивается, что наместники и  волостели, державшие кормление  без боярского суда, неправомочны без обращения в вышестоящую  инстанцию решать никакие дела, связанные с правовым положением холопов. Они не могут выдавать не только отпускные, но также грамоты беглые и государя грамоты правые, т. е. решения суда по спорному делу между холоповладельцами о выдаче холопа или робы одной из сторон или о несостоятельности притязаний феодала, когда холопу удавалось доказать свое свободное состояние. Контроль за выдачей этих документов в условиях отпуска холопов и наряду с этим массового бегства и переманивания холопов землевладельцами был особенно необходим для охраны интересов господствующего класса.

Статьи 21-24, могущие, по мнению Л. В. Черепнина, представлять собой  самостоятельный правовой памятник, посвященный великокняжескому суду, определяют размер пошлин за разбор дел  этим судом. Под княжеским судом  понимался как суд самого великого князя, так и его детей. Воспроизводя текст ст. ст. 3,15-17 о размерах пошлин за выдачу правых грамот, отпускных и докладного списка, статьи подтверждают, что пошлины в великокняжеском суде взыскиваются те же, что и в боярском суде.

В статье25 определяются пошлины  за выдачу бессудной грамоты. Дело в  этом случае решалось в пользу явившейся  стороны. Отнесение вопроса о  выдаче бессудной грамоты к великокняжеской компетенции позволяло брать под защиту дворян, которые, будучи на государственной службе, могли пропустить срок явки в суд.

В статье 26 устанавливается  пошлина за выдачу срочной грамоты, а также за изменение срока  явки в суд. Срочные грамоты оформлялись  при участии официального лица - пристава, хранились обычно у дьяков и служили основанием для выдачи бессудных грамот.

В статье 27 усиливалось значение центрального суда.

В статье 28 регламентируется порядок выдачи приставных грамот, т. е. грамот, выдававшихся приставу и  разрешавших ему брать на поруки ответчика при вызове его в  суд, производить обыски или иные действия, необходимые для расследования  по делу или приведения в исполнение приговора. Приставная грамота выдавалась только в том случае, если цена иска превышала затраты, необходимые  для отправки пристава за ответчиком.       Таким образом, малоимущее население, чаще всего обращавшееся в суд с исками небольших размеров, фактически лишалось возможности прибегнуть к помощи пристава.

По мнению С. В. Юшкова и  Л. В. Черепнина, в статьях 29-36 содержатся ранее изданные правительством Ивана III указы О езду и О недельщиках, целиком вошедшие в Судебник.

Статья 37 начинает раздел судебника, в котором регламентируется порядок  действий местных судебных органов - наместников и волостелей (ст. ст. 37—45, 64, 67). По мнению С. В. Юшкова и Л. В. Черепнина, этот текст был составлен  ранее и вошел подобно Указу  о езду в Судебник.

Наместники и волостели  обычно чинили суд и расправу над  населением не лично, а через тиуна, являющегося, как правило, их холопом. Приезжавший в город или волость с приставной грамотой недельщик обязан был предъявить грамоту наместнику, волостелю или их тиунам, и в случае, когда оба истца, как именуются здесь истец и ответчик, подсудны суду одного города или волости, т. е. имеют одну подсудность, обоих истцов «поставити пред наместником или пред волостелем или пред их тиуны». Действовать самостоятельно на территории наместничества без санкции наместника недельщик не имел права.