Характеристика дворцовых переворотов в трудах С.М. Соловьева

      Появление этого капитального труда многими встречено было с некоторым недоверием: многим еще казалось слишком смелым писать историю России после Карамзина. Около половины XIX века в истории искали уже не одних «удовольствий для сердца и разума», не пищи для воображения, не «созерцания многообразных случаев и характеров, которые занимают умы или питают чувствительность», но искали и других, более сухих и прозаических указаний. Присутствие этой потребности в литературе за много лет до выхода первого тома «Истории» Соловьева, доказывается появлением исторического труда, отличающегося мыслью и талантом, но составленного слишком торопливо и без достаточной подготовки,— “Истории русского народа” Полевого¹⁰.

          Взгляд историка обнимая собой девять веков жизни русского народа, проходит чрез длинный ряд томов «Истории» цельной связующей их нитью, которая, о чем никогда не перестанет жалеть русская историческая наука, прерывается на последней четверти XVIII столетия, оставляя нас без последнего слова, без окончательного суждения историка, которое не только осветило бы смысл и значение этого века в нашей истории, но и бросило бы луч исторического света на времена, еще более к нам близкие.

     В жизни ученого и писателя главные биографические факты—книги, важнейшие события—мысли. В истории нашей науки и литературы было не много жизней, столь же обильных фактами и событиями, как жизнь Соловьева. Поминать ее по перестанет Московский университет, с которым она была связана в продолжение 40 лет. Соловьев был питомцам этого университета, 34 года преподавал в нем, 6 лет стоял во главе его как ректор, наконец, в его аудитории получил первую обработку главный труд жизни Соловьева. «История России», ставшая крупным фактом в развитии общественного сознания, служит новой связью, скрепляющею этот союз, и оба союзника не забудут последнего урока, какой сам собою вытекает из исторического процесса, изображенного Соловьевым. Обзор этого процесса он закончил словами: «Наконец, в наше время просвещение принесло необходимый плод: познание вообще привело к самопознанию», а самопознание, прибавил бы он, если бы довел свой рассказ до нашего времени, должно привести к самодеятельности.

           В пору студенчества и за границей, — говорит он о себе, — «я был жаркий славянофил, и только пристальное занятие русской историей спасло меня от славянофильства и ввело мой патриотизм в должные пределы». Позже, примкнув к западникам, Соловьёв не порвал, однако, со славянофилами, с которыми его сближали одинаковые воззрения на религию и вера в историческое призвание русского народа. Идеалом Соловьёва была твёрдая самодержавная власть в тесном союзе с лучшими силами народа.

           Огромная начитанность, глубина и разносторонность знания, широта мысли, спокойный ум и цельность миросозерцания составляли отличительные черты Соловьёва как учёного; они же обуславливали и характер его университетского преподавания.

         Соловьев рано стал и до конца жизни остался ученым. Он умер, не дожив до конца своего 60-го года. Его деятельность 34 года была разделена между архивами, университетской аудиторией и письменным столом его кабинета. Он удивительно много и правильно работал и на успехи русской исторической науки имел влияние, которое пока трудно еще оценить достаточно. С 1845 г., когда появилось его первое исследование по русской истории, и до последней строки, им написанной незадолго до смерти, он работал в одном направлении, которое прямо или косвенно отразилось на ходе всей русской исторической литературы. В движении русской историографии это время можно смело обозначить именем Соловьева: живущие ныне писатели, вместе с ним наиболее поработавшие над историей своего отечества, охотно согласятся с этим. Вооружившись приемами и задачами, выработанными исторической наукой первой половины нашего века, он первый пересмотрел всю массу исторического материала, оставшегося от жизни русского народа с половины IX до последней четверти XVIII в., связав одной мыслью разорванные лоскуты исторических памятников, и вынес на свет всю наличность уцелевших фактов нашей истории.

         Есть и будут десятки трудолюбивых исследователей русского прошедшего, которые останавливаются и будут останавливаться на том или другом факте дольше Соловьева, изучают и будут изучать то или другое явление подробнее, чем изучал он; но каждый из них, чтобы идти прямо и твердо в своей работе, должен начинать с того, чем кончил Соловьев свою речь о том же, и он, как маяк, еще долго будет служить первым указателем пути даже для тех, кто далеко разойдется с ним в своих последних выводах.

Глава 2. Причины  дворцовых  переворотов в трудах С.М. Соловьева.

Причинами дворцовых переворотов является следующие:

    1.  Отойдя от национальной политической традиции, согласно которой престол лишь  прямым наследникам царя, Пётр сам подготовил кризис власти (не осуществив указ о 1722г. о наследовании престола, не назначив себе наследника);

    2. На Российский престол после смерти Петра претендовало большое количество прямых и косвенных наследников;

    3. Противоречия между различными дворянскими группировками по отношению к петровскому наследию. Было бы упрощением читать, что раскол произошел по линии принятия и непринятия реформ. И т.н. новое дворянство, выдвинувшееся в годы Петра благодаря своему служебному рвению, и аристократическая партия пытались смягчить курс реформ, надеялись в той или иной форме дать передышку обществу, а в первую очередь, - себе. Но каждая из этих групп отстаивала свои узко-сословные интересы и привилегии, что и создавало питательную почву для внутриполитическую борьбу;

    4. Активная позиция гвардии, которую Пётр воспитал как привилегированную опору самодержавия, взявшую на себя, к тому же, право контроля за соответствием личности и политики монарха тому наследию, которое оставил её возлюбленный император;

    5. Пассивность народных масс, абсолютно далёких от политической жизни столицы.

         При анализе эпохи дворцовых переворотов важно обратить внимание на следующие моменты.

        Во-первых, инициаторами переворотов выступали различные дворцовые группировки, стремившиеся возвести на престол своего ставленника.

Во-вторых, важнейшим  следствием переворотов явилось  усиление экономических и политических позиций дворянства.

В-третьих, движущей силой переворотов была гвардия.

Действительно именно гвардия в рассматриваемый период решила вопрос о том, кому быть на престоле.

«Время от кончины Петра  Великого, до вступления на престол  Екатерины II – писал С.М. Соловьев – обыкновенно рассматривалось как время печальное, непривлекательное, время малоспособных правителей, дворцовых переворотов, недостойных любимцев. Но мы не можем разделять этих взглядов». Даже во время борьбы придворных группировок за внимание при дворе императрица Екатерине I, отметил историк, «никто из людей, высоко стоящих, не думал противодействовать просвещению, связи с образованным Западом, никто не желал возвращаться ко времени Алексея Михайловича»¹¹. Он подчеркивал, что «предания Петра Великого продолжались».

Рассматривает ли Соловьев дворянское землевладение в России XVIII в., удельный вес дворянства среди бюрократии? Нет, это было сделано только в историографии XX в. С. М. Троицким.

Глава 3. Характеристика  дворцовых переворотов в трудах С.М. Соловьева.

           3.1. Переворот в пользу Екатерины I.

           Как и в предшествующих ранее,  так и в 17-18 томах автор главное  внимание сосредотачивает на  освещении вопросов внешней политики, что отразилось и на распределении  материала: из семи глав обоих томов только три посвящены рассмотрению вопросов внутренней политики.

            Большой научной  заслугой  С.М. Соловьева является то, что  он первый из русских историков  ввел в научный оборот огромный  неопубликованный фактический материал  по истории России первой четверти  XVIII в.

             Однако, положительно оценивая  заслуги  С.М. Соловьева по разыскиванию  и систематизации большого количества  новых  документов по истории  России первой четверти XVIII в., необходимо отметить и некоторые недостатки источниковедческих приемов.

            Как правило, С.М. Соловьев подробно  пересказывал или цитировал содержание  документов (часто целыми страницами). Но в его труде даже нет  попытки подвергнуть критике  используемые им источники. Некритическое  отношение историка к правительственным  документам находится в определенной  связи с его взглядами на  роль государства в истории.

            В 4 главе 18 тома своего труда  С.М. Соловьев привел ценный  материал по истории России 1725-1727 гг. Он описал борьбу  придворных  группировок за власть, попытки  правительства урегулировать крестьянский  вопрос и разрешить финансовые  затруднения казны. При этом  он высказывает ряд ценных  наблюдений. Так он выступил против  недооценки некоторыми историками  периода русской историки, охватывающего  вторую треть XVIII в.

         «Люди Западной Европы, смотря на удивительные явления, происходившие в первой четверти XVIII века в Европе Восточной, - пишет Соловьев,- говорили, что все эти преобразования суть следствия одной личной воли царя, со смертию которого все введенное им рушится и восстановится старый порядок вещей. Теперь преобразователь был во гробе и наступило время поверки, прочен ли установленный им порядок.»¹²

          Железной руки, сдерживавшей врагов преобразования, не было более; Петр не распорядился даже насчет своего преемника; русские люди могли теперь свободно распорядиться, свободно решить вопрос, нужен ли им новый порядок, и ниспровергнуть его в случае решения отрицательного. Но этого не случилось; новый порядок вещей остался и развивался, и мы должны принять знаменитый переворот со всеми его последствиями как необходимо вытекший из условий предшествовавшего положения русского народа.

             Кто будет преемником императора: женщина или ребенок - вот вопрос, который волновал Петербург накануне смерти Петра. Народное большинство, разумеется, было за единственного мужского представителя династии - великого князя Петра Алексеевича; за него была знать, считавшая его единственно законным наследником, рожденным от достойного царской крови брака, за него были все те, на приверженность которых надеялся и несчастный отец его, все те, которые с воцарением сына Алексеева надеялись отстранить ненавистную толпу выскочек, и во главе их Меншикова. Носились слухи, что эти родовитые вельможи замышляли, возведши на престол малолетнего Петра, заключить Екатерину и дочерей ее в монастырь. Екатерина должна была действовать по инстинкту самосохранения и нашла себе помощников, находившихся в одинаковом с нею положении. В этом положении находился Меншиков, которого ничего не стоило погубить противной стороне вследствие обвинений, лежавших на нем, вследствие явной опалы от Петра: новому правительству можно было погубить Меншикова во имя старого, дать вид, что произносит приговор, который произнес бы и Петр, если б не был остановлен рукой смерти. В таком же положении находился Толстой, на которого смотрели как на главного виновника несчастий царевича Алексея и который, следовательно, не мог ожидать ничего доброго при воцарении сына его. Генерал-прокурор Ягужинский, обязанный своим высоким местом Петру, не любимый родовитою знатью, как выскочка и человек честолюбивый, стремившийся играть самостоятельную, первостепенную роль, не мог ждать для себя ничего хорошего при воцарении внука Петрова, т. е. при торжестве старой знати; тесть Ягужинского канцлер граф Головкин также не мог надеяться удержаться на своем важном месте и защитить своих; старик по природе своей не был способен действовать в решительную минуту, мог только помогать советами своему энергическому зятю Ягужинскому. Макаров имел право также ждать для себя беды при торжестве старой знати, тем более что на нем лежали важные обвинения. Члены Синода, учреждения нового в церкви, - а церковные новизны более всяких других многим кажутся неприятны и опасны, - члены Синода при воцарении сына Алексеева имели полное право бояться противодействия хотя некоторым мерам прежнего царствования, и прежде всего коллегиальному управлению церкви, а новый патриарх, конечно, уже не будет избран из синодальных членов. Всего больше должны были бояться двое главных членов Синода - Феодосий новгородский и Феофан псковский; первый, успевший по собственному сознанию нажить себе множество врагов неприятным характером и ревностию, иногда не по разуму, к новому порядку; притом в последнее время на него явились тяжелые обвинения, которыми враги его могли бы легко воспользоваться. Феофан, даровитый и тем более опасный защитник тех мер, которые прежде всего могли быть найдены неудобными при воцарении великого князя Петра, не уважаемый старою знатью, как архиерей, нелюбимый, как пришлец и выскочка, Феофан был в опасном положении и как автор духовного регламента, и особенно как автор «Правды воли монаршей», как защитник меры, которая была явно направлена к уничтожению прав сына Алексеева. Мы не знаем, были ли люди, которые считали себя вправе не желать вступления на престол малолетнего Петра во имя высших интересов, которые могли бояться больших бед при малолетнем государе в том опасном по своей новости внутреннем и внешнем положении, в каком покидал Россию преобразователь.