Первобытная культура

ЛИТЕРАТУРА

Аргуэлес X. и М. Мандала. М., 1993. Боги, брахманы, люди. М., 1969. 
Ботард-Левин Г.М. Древнеиндийская цивилизация. Философия, наука, религия. М„ 1980.  
Бэшем Л. Чудо. которым была Индия. М„ 1977.  
Васильев Л.С. История религий Востока. М., 1988.  
История Древнего Востока / Ред. В. И. Кузищин. М., 1988. Культура Древней Индии. М., 1975.  
Овчинников В. Своими глазами. Страницы путевых дневников. М., 1989.

КИТАЙСКАЯ КУЛЬТУРА

Уникальность китайской культуры: ритуал и этика в традиционном Китае.  
Религиозно-философские учения: конфуцианство, даосизм, буддизм.  
Место буддизма в китайской культуре.  
Конфуцианство и легизм в политической истории Китая.  
Китайская социальная утопия.  
Своеобразие искусства: триединство каллиграфии, поэзии и живописи.  
Китайская семья: традиции и тенденции.  
Научный гений древнего Китая.  
Иглоукалывание и прижигание в китайской медицине.  
Великий шелковый путь, китайская культура и Запад.

Каждая из великих классических культур Востока уникальна. Своеобразие, уникальность китайской традиционной культуры сводится прежде всего к тому хорошо известному феномену, который на уровне обыденного сознания давно уже получил достаточно точное название — «китайские церемонии». Конечно, в любом обществе и тем более там, где существуют восходящие к глубокой древности традиции, немалое место занимают жестко сформулированные стереотипы поведения и речи, исторически сложившиеся нормы взаимоотношений, принципы социальной структуры и административно-политического устройства. Но если речь идет о китайских церемониях, то все отступает в тень. И не только потому, что в Китае сеть обязательных и общепринятых норм поведения была наиболее густой. В общинно-кастовой Индии аналогичных регламентов и запретов было, видимо, не меньше, однако только в Китае этико-ритуальные принципы и соответствующие им формы поведения уже в древности были решительно выдвинуты на первый план и так гипертрофированы, что со временем заменили идеи религиозно-мифологического восприятия мира, столь характерные почти для всех ранних обществ. Демифологизация и даже в не- 
малой степени десакрализация этики и ритуала в древнем Китае имели следствием формирование уникального социокультурного «генотипа», бывшего на протяжении тысячелетий основным для воспроизводства и автономного регулирования общества, государства и всей культуры древнего Китая. Это имело для Китая далеко идущие последствия, В частности, место мифических культурных героев заняли искусно деми-фологизованные легендарные правители древности, чье величие и мудрость были теснейшим образом связаны с их добродетелями. Место культа великих богов, прежде всего обожествленного первопредка Шанди, занял культ реальных клановых и семейных предков, а «живые боги» были вытеснены немногими абстрактными божествами — символами, первым и главным среди которых стало безлично-натуралистическое Небо. Словом, мифология и религия по всем пунктам отступали под натиском десакрализованных и десакрализующих этико-ритуальных норм на задний план. Этот процесс нашел свое наиболее полное и яркое завершение в учении Конфуция. 
В конфуцианстве понятие «ли» («этика-ритуал»), охватывающее родственные понятия («правила поведения», «обряд», «обычай», «благопристойность» и др.) стало высшим символом ритуализованной этики, превратилось в' наиболее общую характеристику правильного, даже идеализированного, социального устройства и поведения человека: «Правитель руководит подданными посредством ли», «Преодоление себя и обращение к ли составляет гуманность. В тот день, когда преодолеют себя и обратятся к ли, поднебесная вернется к гуманности». 
Невычлененность этики из синкретического комплекса норм, охватывающая мораль, обычаи, право, обряды, церемонии, ритуалы и т.п. и ее практическое слияние с ритуалом и с «моральной теорией человеческих действий», помогли конфуцианству, этому вначале чисто философскому учению, постепенно овладеть и религиозными функциями, эффективно используя в своей проповеди не только разум, но и веру. С обретением мощных социальных и духовных санкций официально-государственной, рационально-философской, эмоционально-психологической, религиозной, конфуцианские и конфуцианизированные этико-ритуальные нормы и ценности стали непререкаемо обязательными для всех членов общества, от императора до простолюдина. 
Социальное функционирование этих норм представляло собой жесткий автоматизм обретенного с колыбели стереотипа. В этом и состояла главная сила «китайских церемоний», четко предписывавшихся каждому китайцу в соответствии с его статусом, который, кстати, мог меняться. Простолюдин в Китае не раз становился даже императором, тем более он мог стать даосом, буддийским монахом, а позже мусульманином или христианином. Но в одном плане китаец всегда, от рождения до смерти не изменялся: он вольно или невольно, сознательно или 
бессознательно оставался носителем незыблемых принципов конфу-цианизированного комплекса этико-ритуальных норм. 
Если Индия — царство религий, а религиозное мышление индийца насыщено метафизическими спекуляциями, то Китай являет собой культуру иного типа. Социальная этика и административная практика здесь всегда играли большую роль, нежели мистические абстракции и индивидуалистические поиски спасения. Если в Индии индивид стремился раствориться в духовном Абсолюте и этим спасти свою бессмертную душу от оков материи, то истинный китаец выше всего ценил именно материальное тело, т. е. свою жизнь. Этически детерминированный рационализм определял и нормы социально-семейной жизни китайца. 
Специфика религиозной структуры и психологических особенностей мышления, всей духовной ориентации в Китае видна во многом. Здесь тоже есть высшее божественное начало — Небо. Но китайское Небо — это не Яхве, не Иисус, не Аллах, не Брахман и не Будда. Это высшая верховная всеобщность, абстрактная и холодная, строгая и безразличная к человеку. Ее нельзя любить, с ней нельзя слиться, ей невозможно подражать, как и нет смысла ею восхищаться. Правда, в системе китайской религиозно-философской мысли существовали, кроме Неба, и Будда (представление о нем проникло в Китай вместе с буддизмом из Индии в начале нашей эры), и Дао (основная категория религиозного и философского даосизма). Причем Дао в его даосской трактовке (существовала и конфуцианская интерпретация Дао в виде Великого Пути Истины и Добродетели) близко к индуистскому Брахману. 'Однако не Будда и не Дао, а именно Небо всегда было центральной категорией верховной всеобщности в Китае. 
Для традиционной китайской культуры не характерна связь типа бог — личность, прямая или опосредованная фигурой жреца (богослова), как это было присуще иным культурам. Здесь связь принципиально иного типа: «Небо как символ высшего порядка — земное общество, основанное на добродетели», опосредованная личностью осененного небесной благодатью правителя. Этот императив, стократно усиленный конфуцианством, определил на тысячелетия развитие Китая. Как известно, основное содержание учения Конфуция сводится к провозглашению идеала социальной гармонии и поиску средств достижения этого идеала, эталон которого сам мудрец видел в правлении легендарных мудрецов древности — тех самых, что блистали добродетелями. Выступив с критикой своего века и высоко ставя века минувшие, Кон-фуций на основе этого противопоставления создают идеал совершенного человека, который должен обладать гуманностью и чувством долга. Конфуцианство с его идеалом высокоморального человека явилось одной из основ, на которых зиждилась гигантская централизованная империя с ее мощным бюрократическим аппаратом. ^ 
Однако ни общество в целом, ни человек в отдельности, как бы ни были они окованы официальными догмами конфуцианства, не могли всегда руководствоваться только ими. Ведь за пределами конфуцианства оставалось мистическое и иррациональное, к чему всегда притягивает человека. Экзистенциальная функция религии в этих условиях выпала на долю даосизма (философия Лао-Цзы, старшего современника Конфуция) — учения, ставившего своей целью раскрыть перед человеком тайны мироздания, вечные проблемы жизни и смерти. В центре даосизма — учение о великом Дао, всеобщем Законе и Абсолюте, господствующем везде и во всем, всегда и безгранично. Его никто не создал, но все происходит от него; невидимое и неслышимое, недоступное органам чувств, безымянное и бесформенное, оно дает начало, имя и форму всему на свете; даже великое Небо следует Дао. Познать Дао, следовать ему, слиться с ним — в этом смысл, цель и счастье жизни. Даосизм получил популярность в народе и благосклонность императоров благодаря проповеди долголетия и бессмертия. Исходя из идеи о том, что тело человека представляет собой микрокосм, подобный макрокосму (Вселенной) даосизм предложил ряд рецептов достижения бессмертия: 
1) ограничение до минимума в еде (путь, изученный в совершенстве индийскими аскетами — отшельниками); 
2) физические и дыхательные упражнения, начиная от невинных движений и поз до инструкции по общению между полами (здесь видно влияние индийской йоги); 
3) совершение свыше тысячи добродетельных поступков; 
4) принятие пилюль и эликсира бессмертия; не случайно увлечение волшебными эликсирами и пилюлями в средневековом Китае вызвало бурное развитие алхимии. 
Во II—III вв. в Китай проникает буддизм, и главное в нем — то, что было связано с облегчением страданий в этой жизни и спасением, вечным блаженством в будущей жизни — воспринял простой народ. Верхи же китайского общества, и прежде всего интеллектуальная элита, черпали из буддизма значительно больше. На основе синтеза идей и представлений, извлеченных из философских глубин буддизма, с традиционной китайской мыслью, с конфуцианским прагматизмом и возникло в Китае одно из наиболее глубоких и интересных, интеллектуально насыщенных и пользующихся до сих пор немалой привлекательностью течений мировой религиозной мысли — чань-буддизм (японский дзэн). 
Буддизм просуществовал в Китае почти два тысячелетия, сильно изменившись в процессе приспособления в китайской цивилизации. Однако он оказал огромное воздействие на традиционную китайскую культуру, что наиболее наглядно проявилось в искусстве, литературе и 
особенно в архитектуре (овальные комплексы, изящные пагоды и др.). Немалое влияние оказали на китайский народ и его культуру буддийская и индо-буддийская философия и мифология. Многое из этой философии и мифологии, начиная от практики гимнастической йоги и кончая представлениями об аде и рае, было воспринято в Китае. Буддийская метафизика сыграла свою роль в становлении средневековой китайской натурфилософии. Еще большее воздействие на философскую мысль Китая оказали идеи чань-буддизма об интуитивном толчке, внезапном озарении и т.п. В целом можно сказать, что классическая китайская культура представляет собой сплав конфуцианства, даосизма и буддизма. 
В политической истории Китая, в развитии китайской государственности и функционировании политической культуры императорского Китая сыграли значительную роль легизм и конфуцианство. Легисты были главной силой, противостоящей конфуцианству именно в сфере социальной политики и этики. Доктрина легизма, его теория и практика в ряде важнейших пунктов кардинально противоположны тому, что предлагали конфуцианцы. В отличие от конфуциан-цев с их приматом морали и обычного права, призывом к гуманности и осознанному чувству долга, культом предков и авторитетом личности мудреца, законники-легисты как реалисты в основу своей доктрины ставили безусловный примат Закона, сила и авторитет которого должны держаться на палочной дисциплине и жестоких наказаниях. Ни семья, ни предки, ни традиции, ни мораль ~ ничто не может противостоять закону, все должно склониться перед ним. Законы разрабатываются мудрецами реформаторами, а издает их и придает им силу государь. Он единственный, кто может стать над законом, но и он не должен делать этого. Осуществляют закон и проводят в жизнь его нормы министры и чиновники, слуги государя, его именем управляющие страной; почтение к закону и администрации обеспечивается специально введенной строгой системой круговой поруки и перекрестных доносов, которая, в свою очередь, держится на страхе сурового наказания даже за мелкие проступки; наказания за строптивость уравновешиваются поощрениями за послушание: преуспевшие в земледелии или воинских доблестях (только эти два вида занятий считались легистами достойными, остальные, особенно торговля, преследовались) могли рассчитывать на присвоение им очередного ранга, повышавшего их социальный статус. 
Существенно то, что конфуцианство делало ставку на высокую мораль и древние традиции, тогда как легизм выше всего ставил административный регламент, державшийся на строгих наказаниях и требовании абсолютного повиновения сознательно оглупленного народа. Конфуцианство ориентировалось на прошлое, а легизм бросал этому про- 
шлому открытый вызов, предлагая в качестве альтернативы крайние формы авторитарной деспотии. 
Грубые методы легизма для правителей были более приемлемыми и эффективными, ибо они позволяли тверже держать в руках централизованный контроль над частными собственниками, что имело огромное значение для усиления царства и успехов в их ожесточенной борьбе за объединение Китая. Проверка идей легизма на практике (основание в III в. до н.э. династии Цинь, ее падение и возникновение династии Хань) оказалась достаточной, чтобы выявить его несостоятельность для Китая того времени. Откровенно тоталитарная доктрина легистов с ее презрением к людям во имя процветания государства оказалась нежизнеспособной; легизм потерпел поражение, но для сохранения уже сложившейся имперской структуры, для процветания ее господствующих верхов, осуществлявших свою власть с помощью мощного административно-бюрократического аппарата, созданного стараниями легистов, необходима была доктрина, которая сумела бы придать всей этой системе благопристойный и респектабельный вид. Такой доктриной оказалось конфуцианство. Синтез конфуцианства и легизма оказался не столь уж сложным делом, ибо у них имелось немало общего. В результате реформ ханьского императора У-ди произошло видоизменение первоначального конфуцианства, оно стало государственной идеологией. 
Социальная несправедливость, междоусобные войны, народные выступления, различного рода неурядицы в обществе рождают утопии. Мечта об идеальном обществе, где нет ни насилия, ни войн, где все люди в равной степени пользуются земными благами, не обижая и не угнетая друг друга, живет в каждом народе, и китайская нация не составляет исключения. Уже в древнюю эпоху китайской истории были выработаны понятия «Датун» («великое единение» или «великая гармония») и «Тайнин» («великое равновесие» или «великое спокойствие»), с которыми неразлучно связана вся история общественно-политической и, естественно, утопической мысли Китая. 
Ярким выражение утопических представлений о счастливой стране является «Персиковый источник» Тао Юань мина, ставший синонимом прекрасного, радостного, безбедного общества. Утопические мотивы можно найти и в таких повествованиях, как «Путешественник на Запад», «Цветы в зеркале», в рассказах Ляо Чжая и других литературных произведениях. Социально-утопические идеи переустройства мира, имущественного равенства, уравнительного распределения земных благ, рассуждения о честных и мудрых чиновниках, не знающих других помыслов, кроме как «служить народу», встречаются в произведениях многих политических мыслителей — от Конфуция и Мо-цзы до Кан Ювея и Сунь Ятсена, которые, познакомившись с теориями запад- 
ного социализма (научного и ненаучного), восприняли их не в чистом виде, а переделали их на китайский лад. 
Своеобразный облик имеет и китайское искусство. Подобно искусству Древнего Египта, Двуречья и Индии, его корни уходят во 11 тысячелетие до н.э. В те далекие времена на народы Китая нападали различные племена, завоевывали их, а в XIII в. в Китае установилось господство монголов. Но эти чужеземные завоеватели не могли сбить китайское искусство с его собственного пути — можно сказать, что ни одно другое искусство не создало таких строгих, ясных, оригинальных и прочных традиций, как китайское. Буддизм из Индии был перенесен в Китай, но китайцы не приняли Будду готовым, а создали свой образ; то же самое произошло и с храмовой архитектурой. Китайские пагоды коренным образом отличаются от индийских храмов. 
Своеобразием китайского искусства является то, что в нем поэзия, живопись и каллиграфия не знают тех границ, которые обычно разделяют эти виды искусства, независимо от присущих им специфических черт. Эти три вида искусства вдохновляются и определяются природой иероглифического выражения и с помощью одного и того же инструмента — кисти — отражают глубинную суть бытия, «жизненной силы», наполняют каждую из этих форм жизнью и своеобразной гармонией. Цель китайской эстетики в том, чтобы достичь истинной сути животворных источников гармонии жизни: искусство и искусство жизни — это одно и то же. Как в живописи, так и в поэзии каждый штрих, изображающий ветку дерева или персонажи, всегда должен быть "живой формой, именно это стремление к выявлению сути присуще каллиграфии, поэзии и живописи. Но только живопись объединяет все три вида искусства. 
Если живопись в Китае — это целостный вид искусства, в котором стихи и каллиграфия составляют неотъемлемую часть произведения живописи, воссоздавая гармонию и таинство мироздания во всех его проявлениях, то поэзия считается квинтэссенцией искусства. Она преобразует начертанные знаки, почитаемые почти как святыня, в звук, и ее высшее предназначение — соединение человеческого гения с первоисточниками жизненных сил мира. Проникнутая идеями конфуцианства и даосизма, китайская поэзия объединяет разум и отрешенность, она стремится проникнуть в реальность и передать со всей остротой дух жизни, «неосязаемый трепет звуков», чему способствует музыкальность, присущая многотональному китайскому языку. Не случайно, что древнекитайская поэзия неотделима от музыки. 
В Китае каллиграфия возвышает графическую красоту иероглифов. Занимаясь этим основным в стране видом искусства, каждый китаец заново открывает внутреннюю гармонию своего Я, вступает в общение 
со Вселенной. Не ограничиваясь простым копированием, каллиграфия пробуждает экспрессивность движения и воображаемую силу знаков, каллиграфия должна быть полным отражением состояния души. Каллиграф должен также использовать живописные возможности иероглифов, их образную силу. Вот как описывают умение знаменитого каллиграфа Чжан Сюя, жившего в эпоху Тан: «Он охватывает взглядом все: пейзажи, животных, растения, звезды, бури, пожары, войны, пиршества, — все события мира, и выражает их в своем искусстве»^. Таким образом, поэзия, каллиграфия и живопись образовали в Китае единое искусство, традиционную форму, в которой используются все духовные глубины приверженцев этого искусства: протяжные мелодии и пространства, магические жесты и зримые образы. 
Конфуцианство наложило глубокую печать на все стороны жизни китайского общества, в том числе и на функционирование семьи, а именно, конфуцианский культ предков и культ сыновней почтительности способствовали расцвету культа семьи и клана. Семья считалась сердцевиной общества, ее интересы намного превосходили интересы отдельного человека, который рассматривался лишь в аспекте семьи, сквозь призму ее вечных — от далеких предков к отдаленным потомкам — интересов. Подрастающего сына женили, дочь отдавали замуж по выбору и решению родителей, причем это считалось настолько нормальным и естественным, что проблема любви при этом не вставала. Любовь могла прийти после брака, могла и не приходить вовсе (в состоятельной семье мужчина мог ее отсутствие компенсировать наложницей, и жена не имела права этому препятствовать). Однако это не мешало нормальному существованию семьи и выполнению осознанного социально-семейного долга — рождению детей, прежде всего сыновей, призванных продолжать род, упрочить позиции семьи в веках. 
Отсюда и постоянная тенденция к росту семьи. В результате большие семьи, включавшие в себя несколько жен и наложниц главы семьи, немалое число женатых сыновей, множество внуков и иных родственников и домочадцев, стали весьма распространенным явлением на протяжении всей истории Китая (образ жизни одной из них хорошо описан в классическом китайском романе «Сон в красном 
Каллиграфии придавалось большое значение и в русской культуре. «...Они превосходно подписывались, все эти наши старые игумены и митрополиты, и с каким иногда вкусом... <...> ...тот же английский шрифт, но черная линия капельку почернее и потолще, чем в английском, ан — пропорция света и нарушена; и заметьте тоже: овал изменен, капельку круглее и вдобавок позволен росчерк, а росчерк это наиопаснейшая вещь! Росчерк требует необыкновенного вкуса; но если только он удался, если только найдена пропорция, то эдакой шрифт ни с чем не сравним, так даже, что можно влюбиться в него» (Достоевский Ф.М. Идиот). 
тереме»). Дальнейший процесс развития семьи привел к появлению мощного разветвленного клана сородичей, крепко державшихся друг за друга и населявших порой целые деревни, особенно на юге страны. 
Сила и авторитет этих кланов признавал-ись властями, охотно предоставлявшими им решение различных мелких тяжб и внутренних деревенских дел. И сами кланы ревниво следили за сохранением за ними этих прав — принято было выносить на суд родственников все заботы, как гражданские и имущественные, так и сугубо интимные: не было ничего святого, своего, личного, чего не должны были бы знать семья и клан. Нарушение традиций не поощрялось: строгие нормы культа предков и соответствующего им воспитания подавляли эгоистические наклонности в детстве. Человек с первых лет жизни привыкал к тому, что личное, эмоциональное, свое на шкале ценностей несоизмеримо с общим, принятым, рационально обусловленным и обязательным для всех. Повиновение старшим было одной из важных основ социального порядка в императорском Китае. 
Несмотря на изменения, происходящие в структуре семьи современного Китая, она по-прежнему остается основной ячейкой общества. Сейчас социологи выделяют четыре категории семьи: неполные нукле-арные, нуклеарные, расширенные (нуклеарные и др. родственники), большие (две или три нуклеарные семьи) семьи. Исследования показывают увеличение больших семей (21,3%) и укрепление связей и проч-здости расширенной семьи (21,6%), причем подобные семьи не идентичны натуральным кланам прежних времен. 
Значительную роль в китайской культуре сыграл и даосизм, с которым тесно связано развитие науки и техники традиционного Китая. Еще более фундаментальным фактом является то, что китайское общество было аграрным, а централизованная бюрократия прежде всего должна была решать сложные технические задачи, связанные в первую очередь с ирригацией и охраной водных ресурсов. Поэтому высоким статусом обладали астрономия (значимость календарных расчетов и астрологических верований), математика, физика, гидротехника в их инженерных приложениях. В общем централизованный феодально-бюрократический тип социального строя на ранних стадиях благоприятствовал развитию наук. 
Едва ли не половина важнейших изобретений и открытий, на которых зиждется сегодня наша жизнь, пришла из Китая. Не придумай древние китайские ученые таких мореходных и навигационных приборов и устройств, как румпель, компас и многоярусные мачты, не было бы великих географических открытий. Колумб не поплыл бы в Америку, и европейцы не основали бы колониальных империй. 
Через Китай пришли в Европу из Великой Степи стремена \ помогающие держаться в седле, без которых средневековые рыцари не смогли бы, сверкая доспехами, мчаться на помощь благородным дамам, попавшим в беду. Тогда не наступил бы век рыцарства. Не изобрели бы в Китае пушки и порох, не появились бы и пули, пробивавшие доспехи и покончившие с рыцарскими временами. Без китайской бумаги и приспособлений для печати в Европе еще долго бы переписывали книги от руки. Не было бы и широкого распространения грамотности. Подвижной шрифт изобрел вовсе не Иоганн Гутенберг, не Уильяму Харви^ принадлежит открытие кровообращения, не Исаак Ньютон открыл первый закон механики. До всего этого впервые додумались в Китае. 
В китайской науке было получено много замечательных результатов. В области математики — десятичные дроби и пустая позиция для обозначения нуля; то, что в Европе с XVII в. называли «треугольник Паскаля», в Китае к началу XIV в. считался старинным способом решения уравнений; то, что известно как подвес Кардана (XIV в.), в действительности должно быть названо подвесом Дин Хуаня (II в.). В Китае при династии Тан (VII—Х вв.) были изобретены механические часы. Развитие шелкоткачества обусловило такие фундаментальные изобретения, как приводной ремень и цепная передача. При создании воздуходувных машин для металлургии китайцы первыми применили стандартный метод преобразования друг в друга кругового и поступательного движения, главной сферой приложения которого в Европе стали ранние паровые машины. В сочинении «Описание трав и деревьев южного края» (340 г.) содержится сообщение о первом в мире случае использования одних насекомых (муравьев) для борьбы с другими (клещами и пауками). Традиция биологической защиты растений поддерживается до сих пор. Таким образом, рушатся многочисленные мифы, когда мы находим истинные истоки многих привычных для нас вещей. Следует помнить, что современный мир — это сплав восточных и западных культурных пластов. 
На этот счет есть другое мнение. И верховая езда, и стремена, и естественное их дополнение — каблук на сапоге, без которого эффективная верховая езда невозможна, — изобретены в Европе (на Дону и в Северном Причерноморье). «Взаимоотношения между всадником и лошадью начались в обществе эпохи меди, известном как среднестоговская культура, которая процветала на территории нынешней Украины шесть тысячелетий тому назад... Самое древнее свидетельство, датируемое бронзовым веком, представляет собой вырезанное на поверхности скауты изображение коня и всадника в Каменной Могиле (Украина)... Конные племена быстро распространились по восточным степям, но им понадобилось больше времени, чтобы проникнуть в заселенные западные районы. Влекомые лошадьми колесницы достигли Ближнего Востока к 1800 г. до н.э., примерно через два тысячелетия после зарождения верховой езды» (Энтони Д., Телегин Д., Браун Д. Зарождение верховой езды // В мире науки. 1992. № 2. С. 36). 
Традиционная транскрипция — Гарвей. 
В последнее время врачи-специалисты убедились в несомненной эффективности таких методов древней медицины Китая, Индии, Тибета и Монголии, как иглоукалывание, прижигание, массаж и др. в лечении различного рода функциональных расстройств и болевых синдромов. Эти методы представляют собой разновидность рефлексотерапии, когда воздействие на больной организм осуществляется путем раздражения строго определенных участков кожи — точек акупунктуры (биологически активные точки). 
Древнекитайские врачи разработали учение, согласно которому в организме человека циркулирует «жизненная энергия» — чи, представляющая собой интегральную функцию всей деятельности организма, его энергии, тонуса жизненности. Другим постулатом китайской и восточной медицины вообще является учение о том, что форма проявления жизненной энергии — взаимодействие и борьба таких «полярных сил», как ян (положительная сила) и инь (отрицательная сила). На принципе ян-инь (он описывает картину мира в религиозно-философском мышлении древних китайцев) восточные ученые основывают взаимоотношение органов между собой и их связи с покровами тела. Регулируя обмен веществ, т.е. противоположно направленные процессы ассимиляции и диссимиляции, явления возбуждения и торможения и т.д. можно повлиять на 44 отдельных органа (или на весь организм) и изменить его энергетические уровни. С этих позиций болезнь — нарушение равновесия в распределении энергии между ян и инь. Измерения в распределении энергии осуществляется посредством воздействия на точки акупунктуры, число которых равно 696. 
Согласно схеме восточной медицины, «жизненная энергия» в процессе се циркуляции проходит последовательно все органы и делает кругооборот за сутки. Поэтому тот или иной орган наиболее восприимчив к лечению в определенный момент суток, что находит параллели в исследованиях биологических ритмов, получающих все большее распространение в современной медицине и биологии. 
В последнее время в Китае и в других странах мира все большее внимание уделяется лечебной гимнастике «ушу», которая одновременно выступает как вид спортивной борьбы, искусство самообороны, доставляя эстетическое наслаждение. В древнем китайском городе Лояне проводятся международные соревнования по «ушу». Гимнасты многих стран: США, Японии, Канады, Франции, Сингапура, Таиланда и др. вместе с китайцами участвуют в девяти видах соревнования: упражнениях с саблей, пикой, мячом, двумя мечами, борьбе с холодных оружием и без оружия. Популярность «ушу» — наглядный пример того, как входят в современный быт страны старые традиции китайской культуры, как получают они право на жизнь в современном китайском обще- 
стве с его бурными темпами экономического развития, компьютерами, электроникой и ультрасовременными дискотеками. 
К непреходящим ценностям китайской традиционной культуры относятся: 
— основанный на нерасчлененном представлении о мире интуитивный способ мышления, созвучный идеям современной физики, в частности, квантовой теории поля; 
— акцент на развитии культуры, моральном самосовершенствовании человека, гармонии межличностных отношений и отношений между личностью и обществом; 
— морально-этические устои: уважение старших, помощь ближнему, согласие в обществе; 
— традиционные правовые взгляды на приоритет морально-этических норм; 
— традиции семейных отношений; 
— стремление к сочетанию власти и долга, справедливости и выгоды, интересов личности и массы. 
Вместе с тем следует отметить, что китайская культура, при всей ее монолитности и непрерывности развития, включает в себя множество элементов, объяснить наличие которых можно только заимствованиями. В истории Китая наблюдается закономерность: периоды расцвета сопровождались интенсивным обменом с внешним миром, период упадка — отгороженностью от внешнего мира, боязнью культурного обмена. 
Существенную роль в культурных контактах Китая с внешним миром сыграл «Великий шелковый путь», который был проложен во II в. до н.э. посольством Чжан Няня, направленного императором У-ди в Бактрию. С этого времени начались перевозки китайского шелка на Запад, и Китай стал известен в Европе как «5епса» («Страна шелка»). Родившийся в 76 г. до н.э. великий римский поэт Вергилий написал стихи, воспевающие шелк. По этому пути с Востока на Запад переправлялись не только шелк, но и арабский фимиам, драгоценные камни, муслин и пряности из Индии. С Запада на Восток везли стекло, медь, олово, свинец, красные кораллы, ткани, посуду, золото. Великий шелковый путь протянулся почти на 12 тыс. км через известные тогда земли, связав Сиань (столицу поздней династии Хань) и Гадес (современный Кадис) на побережье Атлантического океана. 
Караваны тяжело груженых верблюдов продолжали брести по «Шелковому пути», когда появился новый «Морской шелковый путь», его открыл в 100 г. до н.э. капитан греческого судна Гиппалос. Морской путь был менее опасным и более экономичным, поэтому морская торговля между Востоком и Западом быстро развивалась, достигнув беспрецедентного размаха в эпоху династий Тан (618—907), Сун (960— 
1279) и Юань (1260—1368). Семь экспедиций в «западные моря», предпринятые известным адмиралом Чжен Хэ в 1405—1433 гг. также стимулировали дальнейшее развитие торговли Китая. 
По этим сухопутному и морскому «шелковым путям» шла не только торговля, но культурный обмен Китая с другими странами, внесшими свой вклад в облик китайской культуры. Так, история связей Китая и Индии в эпохи Тан и Сун показывает, что взаимодействие местной и иноземной культур было двусторонним; что буддийская философия, индийское изобразительное искусство, архитектура, музыка, медицина, йога и т.п. вовсе не поглотили китайскую культуру и не были поглощены ею, а переплелись и составили единое нерасторжимое целое. 
В период правления династии Тан наблюдался также мощный подъем ислама, этой новой силы, которой суждено было оказать столь существенное влияние на отношения между Востоком и Западом. Первое арабское посольство в Китае появилось в 651 г., а завоевание арабами Персии в 652 г. вплотную приблизило их к зонам китайского влияния. Арабы стали играть чрезвычайно важную роль посредников в культурном и торговом обмене между Востоком и Западом. Именно через них в Европу попали такие древние китайские изобретения как компас, бумага, книгопечатание, порох. 
По торговым путям из Китая в Европу шли не только рулоны шелка, ящики с фарфором и чаем, — распространялись различные нравственные, философские, эстетические, экономические и педагогические идеи, которым суждено было оказать воздействие на Запад. Живопись, скульптура, архитектура и ремесленные изделия Китая внесли большой вклад в развитие в XVIII в. европейского стиля «рококо». Влияние китайских архитектурных стилей можно проследить в линиях некоторых дворцов европейских правителей. Весьма популярными стали на Западе также парки в китайском стиле, их влияние ощущается до сих пор. 
В области философии внимание европейских ученых привлекло в первую очередь конфуцианство. Конфуций приобрел репутацию просвещенного мудреца, создателя этико-политического учения. Выдающийся немецкий философ Г. Лейбниц был одним из первых, признавших значение китайской мысли для западной культуры. Он полагал, что если бы Китай направил в Европу просвещенных людей, способных обучать «целям и практике естественной теологии», то это содействовало бы более быстрому возвращению Европы к ее высоким этическим нормам и преодолению периода упадка. Великий русский писатель и мыслитель Л.Н. Толстой обнаружил, что его взгляды во многом близки философии Лао-цзы, и одно время даже собирался перевести на русский язык «Дао дэ цзин» («Книга пути и добродетели»). Некоторые европейские мыслители эпохи Просвещения усматри- 
^ 
вали в системе образования феодального Китая пример для подражания. Немецкий теолог XVIII в. X. Вольф отдавал предпочтение китайской системе образования с ее раздельными школами для детей и взрослых. Он считал, что эта система согласуется с естеством человеческого духа. Китайские школы не только обучали чтению и письму, но и проводили с учащимися занятия по этике, знакомили их с методами приобретения знаний. 
Влияние китайской культуры можно также проследить в литературе и искусстве Запада. Некоторые полагают, что хорошо известная сказка «Золушка» — это западный вариант легенды «Ю Ян Цза Цзу», написанной Дуань Ченши в танскую эпоху. Китайская классическая пьеса «Сирота из рода Чжао» была переведена на английский, итальянский и французский языки. Под ее влиянием Вольтер написал пятиакт-ную пьесу «Китайская сирота», в которой он изложил нормы конфуцианской морали. Таких примеров можно привести достаточно много. 
Однако не следует забывать, что Китай и Запад взаимно влияли друг на друга. В то время как Запад испытывал воздействие богатого культурного наследия Китая, последний, в свою очередь, перенимал передовые научные и технические достижения Запада, его философские и художественные идеи. Все это способствовало укреплению дружеских связей и взаимопониманию между культурами мира.

ЛИТЕРАТУРА

Васильев Л.С. История религий Востока. М., 1988.  
История Древнего Востока / Ред. В.И. Кузищин. М„ 1988.  
Куликов Ц.С. Китайцы о себе. М„ 1988.  
Первлолюв Л.С. Слово Конфуция. М„ 1992.  
Шофер Э. Золотые персики Самарканда. М., 1981.

ЯПОНСКАЯ КУЛЬТУРА

Культура Японии в кругу азиатских культур.  
Синтоизм, буддизм и конфуцианство.  
Эпоха законов.  
Сословие самураев и политика сёгунов. возникновение современного государства.  
Специфика японского искусства.  
Поэзия, каллиграфия, живопись.  
Сценические искусства: драма Но, театр Кабуки.  
Архитектура и японские сады.  
Бытовая культура: искусство лака, керамика, икебана, чайная церемония.  
Капитализм по Конфуцию.  
Культура Японии и XXI век.

Культура Японии принадлежит к великому кругу азиатских культур, при ее рассмотрении следует учитывать ряд особенностей. Во-первых, необходимо считаться с тем, что традиционная японская культура вкладывалась в значительной степени под влиянием буддизма, к тому лке она впитала в себя достижения великих культур Азии. Действительно, Азия единственна и едина: Гималаи, которые делят на две части азиатский мир, только подчеркивают связь таких мощных культур, как китайская и индийская. Арабская культура с ее рыцарством, персидская доэзия, китайская этика, индийское мышление — все говорит об едином древнем азиатском мире, жизнь которого весьма пестра и разнообразна в различных регионах и который не знает четких и резких границ. Так, ислам можно описать как конфуцианство в военном облачении, в виде конного войска, тогда как буддизм — великий океан идеализма, в который стекают, подобно рекам, все системы азиатского мышления, — отнюдь не окрашен только в чистые воды великого Ганга; сюда следует добавить и монгольские народы, употребившие свой гений, чтобы внести новый символизм, новую организацию и новые силы в ревностном служении наполнить сокровищницу веры. Уникальный, практически 
сохранившийся на протяжении веков суверенитет сделал Японию хранителем сокровищницы азиатского мышления и культуры. Утонченные достижения индийского искусства во многом были разрушены гуннами, фанатическим иконоборством мусульман и бессознательным вандализмом торгашеских европейцев, считает японский ученый Каку-зо Окакура. По его мнению, «Япония — музей азиатских культур, и даже больше, чем музей». Такой тезис имеет под собой определенные основания — достаточно вспомнить храмовый комплекс Нара, в котором богато представлены произведения искусства Индии и культуры Китая эпохи Тан. Во-вторых, нельзя сбрасывать со счетов то, что для японцев характерна исключительно сильно выраженная традиционность. А это значит, что нормативные функции народных поверий, великолепно совмещенных с положениями основных восточных религий (конфуцианство, буддизм и др.) еще долго будут играть свою роль в жизнедеятельности японской нации. Упомянутый выше Какузо Ока-кура отмечает роль традиций японской культуры в современной жизни: «Поэзия Ямато и музыка Бугако, которые отражают идеал Тан при режиме аристократии Фудзивары, являются источником вдохновения и наслаждения в наши дни, подобно мрачному дзэн-буддизму и танцам Но, которые были продуктом просвещения Сун». Это значит, что Япония сохраняет истинно азиатскую душу, хотя она и «вплетает» ее в современные силы. 
Японская культура во многих отношениях уникальна и удивительна, она насыщена контрастами в духовной жизни. С одной стороны, изумительная вежливость, гораздо более искренняя и менее церемонная, чем в Китае, с другой стороны — острый меч самурая, смелость, отвага и готовность к самопожертвованию, которые могут быть сравнимы только со слепым фанатизмом воинов ислама. Редкое трудолюбие сочетается с обостренным чувством чести и глубокой преданности императору, сюзерену, учителю или главе фирмы; необычное даже для изысканного Востока чувство прекрасного, в котором сочетаются скромность и простота; лаконизм и прелестное изящество одежды, убранства, интерьера Умение отрешиться от суеты повседневности и найти душевный покой в созерцании прекрасной природы, моделируемой в миниатюре крохотным двориком с камнями, мхом, ручейком и карликовыми деревьями. 
И, наконец, поразительная способность заимствовать и усваивать, перенимать и развивать достижения других народов, культур, сохраняя при этом свое, национальное, своеобразное, японское. Особо сильное влияние на культуру Японии оказали индийская и китайская цивилизации в самых разных аспектах, она впитала и переработала в соответствии со своими потребностями традиции индуизма, конфуцианства, даосизма, буддизма, придав им свои неповторимые черты. Достаточно 
указать на дзэн-буддизм как чисто японское явление в отличие от китайского цань-буддизма. 
В формирование своеобразия японской культуры значительный рклад внесли синтоизм, буддизм и конфуцианство, поэтому рассмотрим их по существу. 
Синто — путь богов. Это древняя японская религия, и хотя ее истоки до сих пор не установлены, все исследователи единодушны в том, что она возникла и развивалась в Японии независимо от китайского влияния. Синто представляет собой род древней мифологии, ибо в раннем, буддийском синтоизме речь идет о сверхъестественном мире — мире богов и духов (коми), которые издревле почитались японцами. Известно, что истоки синтоизма восходят к глубокой древности и включают в себя все присущие первобытным народам формы верований и культов — тотемизм, анимизм, магию, культ мертвых, культ вождей и т.д. Подобно другим народам, древние японцы одухотворили все окружающие их явления природы и с благоговением относились к посредникам с миром духов и богов — к магам, колдунам и шаманам. Только позже под влиянием буддизма первобытные синтоистские шаманы стали жрецами, которые совершали ритуалы в честь различных богов и духов в специально для этого сооружавшихся храмах. , Буддизм, как известно, проник в Японию еще до нашей эры, однако решительное влияние на психологию японцев она стала оказывать только в V—VI вв., когда,в Японию стали прибывать буддийские монаху, а вместе с ними и священные буддийские книги, написанные на китайском языке. И хотя среди историков нет до сих пор единогласия в объяснении причин успешного проникновения буддизма в японское общество, тем не менее почти полуторатысячелетняя история его в Японии — своеобразный ренессанс после второй мировой войны (в виде так называемых «новых религий») свидетельствует о том, что буддизм нашел в этой стране благодатную почву. Во всяком случае не подлежит сомнению, что Хейанский период (VIII—XII вв.) — это золотой век классической японской государственности и культуры, в становлении которых буддизм сыграл существенную роль. Достаточно отметить, что буддизм явился теоретической основой управления государством и именно в Японии в полной мере воплотился принцип сэйкё-итти — единства политики и религии. 
Конфуцианство также занимало важное место в фундаменте этической и религиозной жизни японского общества. С самого начала своего существования в Японии конфуцианство находилось в поле зрения буддизма, его расцвет начинается в XIII в. Именно в это время происходит освобождение конфуцианства из-под контроля буддийского духовенства и обретение им независимости, что было вызвано потребностями развития общества. Дело в том, что тогда происходило преобразование страны воюющих феодалов, захлестываемой бурями эмоций и социальными взрывами, в единое, современное государство. Здесь-то конфуцианство оказало существенную помощь в стабилизации положения и управления социальными процессами. 
Конфуцианство и буддизм, китайская политическая и философская мысль оказали определенное влияние на переустройство древнего общества в Японии в средневековье (VII—IX вв.), причем оформление этого переустройства происходило по китайским образцам. Перестройка сопровождалась разработкой законодательных положений, призванных охватить все сферы деятельности населения и все отрасли управления. Наибольшее значение в этой законодательной работе получил свод законов Тайхо, в котором были введены два новых положения: право государства, олицетворяемого правительством, распоряжаться земельным фондом страны и право каждого иметь свой участок. Вся система в кодексе изложена в терминах, принятых в Танской империи. 
Японские историки часто называют период VII—IX вв. эпохой законов, имея в виду ту огромную за.конодательную работу, которая тогда велась. Но время это имело и другое, поистине историческое значение: в общественную и государственную жизнь вошел в силу принцип закона. Формы обычного-права, конечно, оставались и продолжали действовать в своих рамках, но над ними встал государственный закон, а вместе с этим в сознание людей вошла новая идея — идея законности. Идея эта пустила настолько глубокие корни в народном сознании, что стала одним из самых могущественных факторов, определивших все поведение различных групп населения страны. 
После 1185 г. господствующие позиции в государстве заняло сословие самураев, император и его двор перестали играть политическую роль в жизни страны. Фактическая власть стала принадлежать сёгуну, ставка которого находилась в Камакура. Большая часть эпохи Камаку-ра заполнена гражданскими войнами, которые в конце XVI в. привели к созданию централизованного государства Тоётоми Хидаёси — этим «японским Иваном Грозным». Каста самураев, или буси, приносит свой образ жизни, что влечет изменения в духовной атмосфере общества — почетное место занимает дзэн-буддизм. Именно он внес наибольший вклад в великое духовное возрождение Японии и тем самым оказал серьезное влияние на формирование национальной психологии. Среди причин всеохватывающего влияния дзен в средневековой Японии является то, что в условиях междоусобных войн феодалов центральная власть нуждалась в идеологии и практической системе самодисциплины. Доктрина дзен с ее целенаправленными ритуалами и тренировочными упражнениями отвечала этой потребности, она получила признание самураев с их культом смерти. В период правления сёгуна Иэясу Токугава — период формирующегося нового облика японской иден- 
тичности — были заложены основы для последующего превращения Японии в мощное государство. Политика сёгуната была направлена на постепенную разрядку внутренней напряженности, создаваемой прежде всего крестьянскими бунтами и амбициями вельмож. Сложная экономическая стратегия, правовые шаги, изменение многовековых стереотипов мышления, необходимость канализировать воинственные стремления самураев путем изменения эстетического вкуса, превращающего грозных, бряцающих мечами самураев и их сеньоров, даЛиё, в писателей и поэтов — все это требовало поиска нужных теоретических концепций в религии и философии. Буддизм, синто и конфуцианство внесли свой вклад в создание новых концепций, которые и были использованы военным правительством, бакуфу. По существу, Иэясу Токугава совершил, на первый взгляд, невозможное: подавил нацеленную на экспансию энергию профессионалов смерти, превратив их в надзирателей и распределителей результатов производства материальных благ, а простых самураев — в философов меча. 
Созданная сёгунами эффективная и мощная административная машина с ее множеством каналов власти почти целиком была использована при создании структуры современного государства во время буржуазных реформ эпохи Мэйдзи (1867—1912). Формирование новой системы правления поэтому не потребовало полного обновления политического аппарата. Правительство Мэйдзи проявило удивительное искусство в лавировании между традиционализмом и новаторством, между централизацией власти и учетом различных интересов. Новая философия власти под влиянием политической мысли Запада сформировала четыре основных принципа: политика правительства основана на широких консультациях, индивид имеет свободу в удовлетворении своих потребностей, интересы государства превыше всех остальных интересов, «основные обычаи прошлого» уступают место западным образцам. В итоге возникла структура современного государства, пред-ставляющая собой синтез традиций и инноваций и адекватная становящейся буржуазной Японии. 
Своей спецификой обладает японское искусство, сформировавшееся под влиянием китайской культуры и искусства, синтоизма, основанного на культе природы, рода, императора как наместника бога, буддийского иррационализма и художественных форм Индии. Эта специфика четко выявляется при сопоставлении искусства Европы и Япониц. Строфы Алкея, сонаты Петрарки, изваяния Праксителя и Микеланджело совершенны по форме, которая гармонирует с духовностью содержания. В них нет ничего лишнего, добавление к ним хотя бы одного штриха ведет к утрате воплощенного в них мировосприятия художника. Главная цель европейских художников, скульпторов, поэтов — создание идеала красоты, основанного на принципе «человек — мера всех 
вещей». Иная цель у японских поэтов, живописцев, каллиграфов и мастеров чайной церемонии. Они исходят из принципа «природа — мера всех вещей». В их творчестве лишь угадывается истинная красота, красота природы, в нем заключен шифр Вселенной. В процессе постижения красоты природы как конкретной данности возникает своеобразная эстетическая интуиция, позволяющая человеку постичь глубинные основы бытия. 
Типично японской является поэзия хайкай^ («нанизанные строфы»), ведущая свое происхождение от утонченной салонной игры и представляющая собой поэтическую импровизацию. В качестве примера можно привести хайкай знаменитого поэта XVII в. Басе: 
Старый пруд. 
Прыгнула в воду лягушка.  
Всплеск в тишине. 
В этом хайкай, как и во многих других лучших творениях Басе, ему удается соединить элементы вечного и мгновенного. Старый пруд вечен, но для того, чтобы мы прониклись сознанием его вечности, необходим некий мгновенный сдвиг. Прыжок лягушки, о котором мы знаем по всплеску воды, символизирует сиюминутное в хайкай, но пруд тут же вновь погружается в нескончаемую дремоту. Только возраст пруда, указание на его неизменную природу, по контрасту подчеркивает эфемерность жизни лягушки, благодаря чему раскрывается смысл бытия. 
Традиционное японское искусство невозможно представить себе без каллиграфии, которая является краеугольным камнем дальневосточной культуры. Согласно традиции, иероглифическая письменность возникла из божества небесных образцов, явленных мифическому правителю и культурному герою Фуси. От иероглифов впоследствии произошла живопись, под их влиянием сформировалась поэзия. Искусство каллиграфии выработало свой язык в уподоблении природе, оно давало наглядное представление об отвлеченных концепциях, облекало слова зримой плотью. 
Для всей дальневосточной культуры характерна тесная связь поэзии с живописью; в XV в. в Японии стихотворение и картина прочно соединились в одном произведении. Японский живописный свиток содержит два вида знаков — письменные (стихотворения, колофоны, печати) и живописные (собственно картина и европейском смысле). Письменный и живописный тексты служат взаимными возбудителями смысла. Эстетическая реакция на восприятие свитка несводима к простой сумме отдельно взятых впечатлений от стихотворения и картины. Огромное влияние на стихоживопись оказал дзен-буддизм, поэтому на высшем уровне постижения свитка он служит медитативным стимуля- 
Прежде использовалось неточное произношение «хокку». 
128 
тором и способствует просветлению. Большой популярностью пользуется искусство укиёэ, особенно цветные гравюры знаменитых художников XIX в. У. Хиросигэ и К. Хокусая. Графика укиёэ испытала на себе влияние театра. 
Из классических форм японского театра наиболее известны за рубежом Но и Кабуки, в основе которых лежат анимистские элементы японской культуры. Театр Но пользовался огромной популярностью у воен-кой аристократии средневековой Японии отчасти потому, что его эстетическая строгость в чем-то перекликалась с ригоризмом самурайского духа. В отличие от жестокой этики самураев, эстетическая строгость Но достигалась благодаря изысканной канонизированной пластике актеров, оказывавшей нередко сильное подсознательное впечатление на зрителей. Театр Но — это, по существу, театр фантазии. Его сцену можно сравнить со своеобразным киноэкраном, на котором проецируются подсознательные видения, рождающиеся в воображении ваки («свидетель», одно из трех амплуа), играющего роль «кинопроектора». Созерцая их на «экране» театра-фантазии, зритель словно заглядывает в самые потаенные уголки своей души. 
Кабуки — более поздняя по сравнению с Но форма театра, возникновение которой относится в началу XVII в. Следует отметить, что анимистская основа театра Но была сохранена в новой сценической форме, однако Кабуки имел иную, нежели театр Но, направленность. В отличие от Но с его направленностью на прошлое Кабуки пользовался поддержкой нового сословия торговцев и проявлял интерес к проблемам современного ему мира. Театр Но и Кабуки популярны и в современной Японии, дополняя друг друга. 
По-своему отражает изменения в культуре и архитектура, которая в Японии в самом начале испытала влияние религии, особенно буддизма. Достаточно вспомнить японские пагоды и буддийские храмы, испытавшие влияние китайской архитектуры. На рубеже XVI—XVII вв. в архитектуре произошел резкий поворот от религиозности к светскости. Традиционные виды культовых сооружений утратили доминирующее значение. Главное место в архитектуре заняли замки, дворцы и павильоны для чайной церемонии. В этом плане весьма примечателен ансамбль дворца Кацура, здесь зигзагообразные контуры плана строения воплощают очень важный строительный принцип, считающийся наиболее характерной особенностью традиционной японской архитектуры. Знаменитый японский архитектор современности Тайга пишет об этом: «Все меняется вместе с вашим движением». Во дворце Кацура движение пространства живо и ритмично. В современной архитектуре просматриваются систематические приемы европейского зодчества, в ней наметилась тенденция к сосуществованию традиционной и интернациональной сфер. 
С традиционной архитектурой смыкается японский сад, противоположный европейскому по заключенной в них мысли. Не снимает контраста тот факт, что европейские парки конца XVII — начала XVIII в. испытали большое влияние китайских садов, послуживших несколькими веками ранее прототипом японских садов. Последние можно уподобить стихам — так точны они в своем метафорическом языке, так разнообразны по эмоциональному строю, так философски глубоки по смыслу. Поэт из обычных слов повседневной речи строит образ, емкий и лаконичный, художник японского сада из предметов самой природы творит новый мир со своим особым значением. В японском саду деревья, кустарники, камни в созданной художником композиции важны не только сами по себе, но и как олицетворение философских представлений. В малом и единичном традиционное японское восприятие видит отражение великого и общего, самой природы, как всеобъемлющего макрокосма. Поэтому японский сад, как и картина пейзажиста, прежде всего выражает отношение к миру и представление о нем. 
Запросы человека не исчерпываются пассивным восприятием произведений профессионального искусства. Неизбежно возникает потребность в общении людей в атмосфере искусства, потребность в творческом участии в ритуале общения. В Японии формы такого общения весьма многообразны. Эта своеобразная сфера бытовой культуры включает любительское творчество, так называемые изящные развлечения: чайную церемонию, икебану, традиционное стихосложение, комбинирование ароматов, игру на музыкальных инструментах, пение и танцы, устные рассказы и т.д. К ней же относятся мода в одежде и декоративное оформление предметов, связанных с повседневной жизнью: вазы, чаши и коробочки для чая, сделанные из бронзы, лака, фарфора, бамбука и керамики. 
Историческое развитие культуры характеризуется расширением набора каналов связи и общения между людьми. Одним из культурных завоеваний японских горожан в момент перехода от средневековья к новому времени, было освоение заимствованного в дзенских монастырях и по-своему осмысленного ритуала чайной церемонии. Чаепитие было широко распространенной формой общения между людьми в разных социальных сферах — от императорского двора и окружения сёгуна до простого народа, и каждый из слоев общества видел в этом ритуале свой смысл и по-своему оформлял его. 
Существенно то, что повседневная культура: искусство аранжировки цветов (икебана), церемония чаепития и др. были пронизаны эстетикой, красотой, пониманием в духе дзен-буддизма. Из дзэновской концепции непостоянства всего существующего, эфемерности и призрачности жизни следует, что все кратковременное тесно связано с понятием прекрасного. Недолговечное текущее мгновение (цветение 
вишни и опадание ее лепестков, испарение капель росы после восхода солнца с поверхности листа и т.д.) отливалось в особую эстетическую— форму. В соответствии с этим жизнь человека считается тем прекраснее, чем она короче и ярче прожита. Для японца мир явлений выступает абсолютом, т.е. при таком мировосприятии «конечной реальностью является «здесь и теперь». Иными словами, время для японского мышления всегда есть «теперь», что эквивалентно «вечности», поэтому понятно утверждение японского специалиста в области дзэн-буддизма Д. Судзуки, что «дзен не знает времени, и поэтому для дзэн не существуют ни начала, ни конца мира». 
Сильное влияние концепции времени в дзэновской модификации видно в литературе (стихи, короткие поэмы и т.д.), драме (Но, баллада-драма), живописи (монохромная, портрет), архитектуре (храмы, бумажные окна, чайные домики), прикладном искусстве (лакированные шкатулки, ширмы, экраны), в повседневной жизни (чайная церемония, искусство аранжировки цветов — икебана и морибана, искусство комбинирования ароматов, каллиграфия и пр.) и в воспитании японца, особенно путем приобщения его к боевым искусствам (дзюдо, карате-до и т.д.). Функции сохранения и передачи традиционной культуры последующим поколениям выполняют так называемые иэмото — люди, прекрасно владеющие тем или иным традиционным искусством и имеющие непререкаемый авторитет в возглавляемой ими школе. И .так как многие виды традиционного искусства пропитаны религиозным духом и мистицизмом, то занятия ими приобщало человека к чему-то иррациональному и божественному. 
Система иэмото представляет и в наши дни весьма эффективный аппарат идеологического воздействия на японцев, способствующий формированию национализма и шовинизма у них. Поскольку занятие традиционными японскими искусствами считается средством совершенствования личности, постольку хоть каким-то видом его занимается почти каждый японец. В силу того, что степеней овладения мастерством весьма много, обучение может продолжаться всю жизнь. Таким образом, занятия традиционными искусствами охватывают почти все население страны. А значит, сохраняется преемственность в развитии японской культуры, и от поколения к поколению передаются культурные традиции. 
Значимость японских религиозно-культурных традиций проявляется и в создании оптимальной для новой капиталистической Японии социально-политической и социально-психологической структуры. Так, японский экономист Митио Морисима, анализируя проблему «почему именно в Японии налицо наибольшее развитие капитализма», указывает на роль конфуцианства в этом процессе. По его мнению, японский капитализм — это конфуцианский капитализм, его становле- 
ние и развитие связано с националистическим и милитаристским оттенками конфуцианства в его японской версии. После окончания двухсотлетней изоляции, перед угрозой со стороны Запада интеллигенция, воспитанная в духе японско-конфуцианской этики, сумела сплотить страну и создать сильное современное правительство: «Именно благодаря национальной форме конфуцианства, — пишет Морисима, — Япония, с ее классовыми и региональными противоречиями, за сравнительно короткий срок, примерно за 20 лет, легко объединилась в нацию». Наличие объединяющего нацию государства — одно из условий функционирования современного капитализма западного образца. 
Второе условие — это существование демократического общества, которое весьма трудно было обеспечить в Японии. Выше уже отмечалось, что конфуцианство кодифицировало групповую этику и разделение обязанностей между представителями различных классов и сословий, закрепляющих и сохраняющих иерархический характер общества. В связи с этим в Японии была создана капиталистическая экономика, в основе которой лежат служебная иерархия, пожизненный труд, верность работников своим кампаниям и акционерная система, вполне адекватные характеру японского конфуцианства. В японской версии конфуцианства господствовала ориентация на предельное напряжение способностей, старание и тяжелый повседневный труд (для свободного владения азбуками катакана, хирагана и иероглифической все эти качества были обязательны), что в принципе служит оптимальной основой для воспитания творческой активности, энергии и даже предприимчивости, столь необходимых для функционирования капитализма. Именно высоко ценимые конфуцианской этикой культура физического и умственного труда, культ знаний и способностей сыграли немалую роль в успехах экономического развития Японии. 
Ошеломляющий экономический рост Японии и культурно родственных ей стран позволяет характеризовать наступающий XXI в. «веком Тихого океана», когда во всю силу проявится животворность азиатских обществ. Одной из причин такого быстрого роста является характерное для азиатских культур групповое сознание, готовность людей к самопожертвованию во имя блага группы, к которой они принадлежат, отнесение на второй план личных интересов. Именно эти черты могут дать в следующем веке азиатским народам большие преимущества перед народами западных стран, где люди стремятся, прежде всего, получить еще большие права, а чувство обязанностей перед обществом как целым все больше исчезает. Известный религиозный и политический деятель Д. Икэда солидарен с точкой зрения ряда ученых о наступлении в XXI в. эпохи Азии и Тихого океана, где «Япония должна взять на себя руководящую роль в процессе постепенного перехода от западной цивилизации к новой, тихоокеанской». 
XXI век мыслится как век победы культуры над политиков, силы Человеческого духа над силой оружия, что предполагает диалог между разными культурами. Ведь культура по самой своей сути вписана в мирную деятельность людей, а конструктивный обмен культурными ценностями требует прежде всего, чтобы люди были взаимно терпимы к культурным особенностям. Они должны быть всегда готовы считаться с точкой зрения других, всегда быть способными видеть не только с одной, узкой перспективы, а с возможно наибольшего числа точек зрения. Подчеркивая культурное равноправие, историческую миссию других культур, Икэда обращает внимание на то, что «культурно-историческое значение века Азии и Тихого океана состоит в том, что контроль властью и оружием будем заменен контролем культурой и человечностью». Однако возникает вопрос: какая культура будет доминировать в наступающем веке и осуществлять контроль? Логика событий и подтекст размышлений Д. Икэды не вызывают сомнений, что в качестве таковой выступит японская культура, впитавшая в себя, как мы уже видели выше, принципы синтоизма, конфуцианства и буддизма. 
Япония уже сейчас готовится осуществить свою экспансию тихим, мирным путем при помощи культуры как наиболее действенного средства. Ведь самый изощренный и опасный контроль — это контроль в виде культуры, ибо в данном случае Япония начнет навязывать свое мировоззрение, свои культурные и идеологические ценности. 
Вот почему, по мнению Д. Икэды, культурная замкнутость должна уступить место открытости, и мы должны мыслить и действовать прежде всего как люди, а не как граждане отдельных стран, имея в виду «новое» (это значит — необуддийское) мировоззрение. Однако само по себе мировоззрение действовать не может, для этого необходим определенный тип носителя культуры. Вот почему сейчас требуется модель нового типа личности, которая должна преодолеть националистические предрассудки и инертность в мышлении, обладать индивидуальным мышлением, быть способной на единоличное руководство и готовой идти на риск. Исторический прецедент есть: такие люди осуществляли модернизацию в эпоху Мэйдзи — буржуазной революции во второй половине XIX в. Динамичный, энергичный, способный воспринять непривычные для японцев морально-этические нормы, адаптироваться к чужой культуре и вместе с тем уметь привить чужой культуре японскую систему ценностей — вот образ нового «интернационального», «мирового» японца, вот каким должен выглядеть японец в глазах мирового сообщества к XXI в. Понятно, что такого религиозно-культурного типа фанатичный японец сможет осуществить культурную экспансию Японии прежде всего в тихоокеанско-азиатском регионе, а затем уже в остальных регионах мира. В целом можно сказать, что в Японии и сфере ее влияния традиция религиозного фанатизма в будущем будет почти полностью скрыта в недрах японской культуры, нацеленной на экспансию бесшумным путем. Эффективность воздействия японской культуры обусловлена присущим ей механизмом заимствования — универсальным принципом, суть которого состоит в том, что приращение чужих культурных ценностей происходит на основе существующих культурных традиций, но ни в коем случае не отрицая их. Однако следует учитывать, что «канал» эволюции японской цивилизации пересекается с «каналом» эволюции западной цивилизации, стремящейся ограничить японскую экспансию.

ЛИТЕРАТУРА

Гршормва Т.П. Японская художественная традиция. М., 1979.  
Гришвлевп Л.Л- Формирование японской национальной культуры. М., 1986.  
Кирквуд К. Ренессанс в Японии. М., 1988.  
Конрад П.И. Очерк истории культуры средневековой Японии. М., 1980.  
Кузнецов ЮЛ- Навлицкая Г.Б., Сырицын И.М. История Японии. М., 1988.  
Литературный гид: Культура и литература современной Японии // Иностранная литература. 1993. №5. 
Преображенский К. Как стать японцем. М., 1989.  
Примаков В .Л., Ладанов ИД. Японцы. М„ 1983.

КУЛЬТУРА КЛАССИЧЕСКОГО АРАБСКОГО ВОСТОКА

Ислам как культурный феномен, его рождение и эволюция.  
Направления в исламе: суннизм и шиизм.  
Суфизм — мусульманский мистицизм.  
Ислам и арабо-мусульманская культура.  
Арабский язык.  
Расцвет арабо-мусульманской культуры в IX—XII вв.  
Достижения арабской науки.  
Философия.  
Арабо-мусульманское искусство, архитектура.  
Особенности мусульманского права и морали.  
Культура арабского Востока и ее влияние на мировую культуру.

В истории великих культур классическая арабо-мусульманская культура занимает одно из важнейших мест. В свое время эта высокоразвитая, самобытная культура процветала на бескрайних просторах от Индии до Испании, включающих Ближний и Средний Восток и Северную Африку. Ее влияние ощущалось и ощущается сейчас во многих частях света; она явилась важным связующим звеном между культурами античности и средневекового Запада, уникальность этой культуры обусловлена особенностями ислама, который представляет собой не просто мировую религию, а целостную культуру — право и государство, философию и искусство, религию и науку, обладающих своей неповторимостью. И хотя ислам исторически близок многим европейским культурным традициям, сравнительный анализ этих различий, не очевидных на первый взгляд, показывает наибольшую удаленность ислама от европейского стандарта и его определенное сходство с китайскими религиозно-доктринальными нормами. Поэтому необходимо выяснить природу ислама, его направления. 
Ислам является одной из универсальных мировых религий, религией откровения, которая выросла в VII в. из традиций таких монотеис- 
135 
тических религий, как христианство и иудаизм, восприняв многие основные их положения и догмы. Сам ислам признает сущность этих религий тождественной с собственной догматикой однако человеческое несовершенство привело к тому, что евреи и христиане неверно поняли смысл откровения одного и того же бога. Только пророк Му-хаммед пришел с истинным откровением, исправляя ошибки своих предшественников. 
Насколько, однако, исходные принципы ислама подобны основам христианства и иудаизма, настолько развитие основных идей ислама пошло совершенно другими путями. Простые идеи, рожденные в среде кочевников и купцов Аравийского полуострова, обрастали новыми пластами в условиях развивающегося феодализма на Ближнем Востоке. Поэтому сам ислам, будучи по своей сути религией, превратился в принципы, организующие весь ранний мир тогдашних обществ, подчиненных власти халифата. Ислам стал законом, определяющим социальные структуры и мораль общества, обоснование которых находится в священном Коране. Так как Аллах является абсолютным совершенством, то данная им мораль и законы обладают абсолютной истинностью, вечностью и неизменностью и пригодны «для всех времен и народов». 
Пока Мухаммед был жив, он управлял мусульманской общиной, но когда он умер, оказалось, что содержавшихся в Коране предписаний далеко не достаточно для разрешения всех государственных и общественных вопросов — естественно, инструкций на все случаи жизни он оставить не мог. В связи с этим и возникли два течения в исламе: суннизм и шиизм, различающиеся толкованием сунны. В широком значении сунна — свод обычаев и правил поведения древней общины — означала практику и теорию мусульманского правоверия; она передавалась устно и служила дополнением к писаному закону. 
Правоверные мусульмане, которые считали, что Коран не может обойтись без сунны, получили название «ахль-ас-сунна» — «люди сунны» или сунниты. Распространителями сунны выступали сподвижники Мухаммеда, в соответствующих случаях вспоминавшие о его поступках, словах и даже молчании, выступающих в качестве примера при определенных обстоятельствах. В основе суннизма лежит общее мнение улемов (суннитских ученых), тогда как шиизм основан на авто- 
«Мы низвели Тору, в которой руководства и свет; судят по ней пророки, которые предались, тех, кто исповедует иудейство, а раввины и книжники — сообразно с тем, что им дано на хранение из писания Аллаха, и они — об этом исповедники. <...> И отправили Мы по следам их Ису, сына Марйам, с подтверждением истинности того, что ниспослано до него в Торе, и руководством и увещанием для богобоязненных...» (Коран, сура 5, аяты 48 (44)—50 (46)). Тора — первые пять книг Библии («пятикнижие Моисееве»); Йса, сын Марйам — это, безусловно, Иисус Христос, сын Марии. 
ритете имама (наследника миссии пророка). И ещс\одно различие: лимиты основывают сунну исключительно на авторитет^семьи пророча, а правоверные сунниты признают еще и свидетельство^подвижни-ков пророка Мухаммеда. До сих пор весь мусульманский мир разделен йа шиитов и суннитов; 
В ходе эволюции ислама возник суфизм ~ мусульманский мистицизм, который в определенном смысле представлял собой реакцию горячо верующих пуритан на процесс начавшейся десакрализации ислама. Суфии — исламские мистики не считали обязательным для себя повседневные нормы, обряды и условности, строго предписанные правоверным мусульманам. Их жизнь была посвящена аллаху и отсюда их нестандартное поведение — они не молились пять раз в день, а исполняли обряд фадения (зикр) в различных вариациях — от экстатического транса до глубокого внутреннего сосредоточения, близкого индо-буддийской медитации. Самое интересное состоит в том, что к истокам суфизма относятся концепции различных культур, а именно: догмы Корана, неоплатонизм Плотина с его тезисом о божественной эманации, которая отражается в предметах мира как в зеркале, положение индо-буддизма о примате абсолютной реальности над феноменальным миром ощущений и христианский аскетизм. Синтез этих истоков на основе ислама и привел к появлению суфизма. 
Сам суфизм внутри себя дифференцировался. Одним из его вариантов был интеллектуальный суфизм, оказавший огромное влияние на арабо-мусульманскую культуру, вспомним, например, суфийскую поэзию. Суфий устремлен к богу, он избирает путь любви и богопочитания, чтобы достигнуть своей высшей цели — переделаться или перевоплотиться и таким образом приобрести вневременной опыт. Любовь к богу позволяет суфию достичь полной гармонии с абсолютом, он при помощи любви, этого «сладкого безумия», осуществляет слияние с богом, при котором исчезают даже сами понятия «бог» и «человек». Путь любви и мудрости дает возможность индивиду достигнуть власти «ад своим телом, мыслями и чувствами, создать в себе свой рай, в котором он может испытывать блаженство до тех пор, пока не погрузиться в океан вечности. Иными словами, в мистическом самопознании Происходит постижение бога: «кто знает себя, знает бога» (Коран). 
Другим вариантом суфизма является суфизм религиозных орденов, обладающий огромной политической силой и ориентированный на Жогматику весьма жесткого, крайнего толка. Суфийские ордена и в нашем веке играют важную роль, так как оказывают влияние на политику посредством воздействия на религиозное сознание членов ордена и его главу, достаточно упомянуть ордена кадирийя, сенусийя и прочие, которые все еще во многом контролируют жизнь народных масс в африканских странах, Турции, Саудовской Аравии, Иране и других мусульманских странах. Кроме того, не следует забывать, что в социальной памяти исламского общества сохраняется уважительное отношение пророка Мухаммеда к аскетам, усматривавшего в воздержании чуть ли не наивысшую доблесть. 
Несомненно влияние суфизма, как и ислама в целом, на развитие культуры и социально-политической жизни мусульманского Востока. Можно сказать, что под знаменем ислама арабский народ начал свою великую, полную успехов историю, создал обширную империю, блестящую арабо-мусульманскую цивилизацию и культуру. Арабы стали наследниками таких великих государств, как Византия и Персия. 
В более поздние времена в орбиту ислама вошли другие народы — персы, турки, монголы, индийцы и малайцы, так что ислам стал мировой религией. В жизни этих народов ислам сыграл огромную роль, изменяя их духовное обличье и создавая новую историческую эпоху. Таким образом возникла единая, хотя и состоящая из множества народов, крупная «мусульманская общность» — умма исламийя, которая, несмотря на разнородность своих последователей, характеризуется определенной монолитностью. Это связано с тем, что ислам оказал сильное влияние на своих адептов, формируя у них определенную специфическую мусульманскую ментальность, безотносительно их предшествующих народных, культурных и религиозных традиций. 
В соответствии с традицией — хадисом, приписываемой пророку Мухаммеду, ислам с самого начала весьма сильно поддерживал науку и образование, предписывая «поиск знания от колыбели до гроба». 
Следует подчеркнуть, что ислам существенно способствовал развитию философии, искусства, гуманитарных и естественных наук, а также созданию утонченной культуры (не случайно VII—VIII вв. называют эпохой классицизма). Халифы, эмиры и губернаторы различных провинций колоссальной мусульманской империи были завзятыми опекунами науки и философии, меценатами искусства и изящной литературы, особенно поэзии. Они были инициаторами и покровителями известных научных институтов — тогдашних университетов и академий наук, с которыми были связаны огромные по тем временам библиотеки, насчитывавшие многие сотни тысяч томов религиозных и светских произведений. Главные центры средневековой культуры и науки находились в Багдаде, Каире, Кордове и других городах арабо-мусуль-манского халифата. Можно сказать, что арабо-мусульманская культура, как следует из самого словосочетания, несет на себе печать ислама и арабизма с его духом свободы и терпимости, который сохранялся в эпоху арабской гегемонии в арабо-мусульманском обществе и его государстве — халифате. Не следует также забывать, что в средневековой арабо-мусульманской культуре интенсивно развивались и общественно-политические представления, ориентирующиеся на поиск надрели- 
гиозного идеала, предполагающего уничтожение имущественных и вероисповедных антагонизмов: поиски такого рода социального утопического идеала по вполне понятным причинам вызвал определенную реакцию со стороны ортодоксального ислама, в результате чего и появился суфизм. 
Существенным элементом арабо-мусульманской культуры является арабский язык, который неразрывно связан с Кораном. Ведь священная книга ислама, по мнению правоверных мусульман, была дана пророку Мухаммеду в «откровении» именно на арабском языке (а многие из них считают, что именно в таком виде ее оригинал хранится близ престола Всевышнего). С этого началось взаимодействие этих двух существенных составляющих арабо-мусульманской культуры. Так, под влиянием необходимости комментировать Коран весьма сильно развивались филологические исследования арабского языка. В свою очередь Коран способствовал расширению сферы распространения и усилению позиций арабского языка везде, где появлялись арабы и обращенные ими в ислам представители других народов. Потому что все мусульмане, независимо от своего происхождения, обязаны цитировать Коран на арабском языке, знать его и понимать. И как «чудом» считали арабы (и мусульмане) представление миру Корана на арабском языке, так и «чудом» предстает перед нами поразительное развитие арабского языка, который из языка бедуинов пустынной Аравии в течение неполного века превратился в официальный язык ученых и философов. 
Когда простые бедуины вышли из Аравийской пустыни в первой половине VII в. для завоевания соседних стран Востока и Запада, то они понесли с собой свой язык, язык древнеарабской поэзии, язык Корана. Он был еще суровым, не обработанным филологами, но потенциально богатым для дальнейшего развития. Они несли с собой свою религию — ислам, который их сплотил в единый боевой строй и объединил идеологически. Арабский язык и Коран — два основных элемента рождающейся новой арабо-мусульманской цивилизации и культуры: наука, философия, искусство и другие проявления арабской и мусульманской культуры несут на себе печать этих двух факторов. 
С начала своего развития, в классическую эпоху, в века блестящего развития (IX—XII вв.) и в постклассическую эпоху (XIII—XIV вв.) арабо-мусульманская культура находилась на высоком уровне, оставив далеко позади тогдашнюю европейскую науку и культуру. В создании и развитии э.той культуры принимали участие арабы, персы и представители других исламизированных народов как члены единого великого мусульманского общества. Ее успешному развитию способствовало то, что арабский язык был единым языком, которым пользовались при изложении своих трудов все мусульманские ученые независимо от 
своего происхождения, а не только арабы. Именно на этом языке были написаны почти все научные, философские и литературные произведения, не говоря уже о религиозных и юридических трудах, которые были созданы в регионе ислама в классическую эпоху арабо-мусульманской культуры. Следует добавить, что арабским алфавитом пользовались как орнаментальным мотивом в мусульманском искусстве и архитектуре, особенно в сакральной архитектуре. 
Первыми центрами науки в мусульманском мире были мечети — своеобразные университеты, ибо в них обучали всем религиозным и светским наукам. Некоторые из них получили большую известность в истории арабо-мусульманской науки как подлинные университеты. Достаточно вспомнить большую мечеть Омейядов в Дамаске (основана в 732 г.), знаменитую каирскую мечеть Аль-Азхар, известную на Западе, и другие. Ислам способствовал расцвету науки, ведь еще пророк Мухаммед сказал: «Лицезрение ученых равнозначно молитве», а его племянник Али говорил: «Добывай знания: они тебя украсят, если ты богат, и прокормят, если ты беден». Заслуживает внимания и изречение «книги — сады ученых». 
Громадный расцвет науки и философии, литературы и искусства приходится прежде всего на первый период господства династии Абас-сидов со столицей в Багдаде. Уже с конца VIII в. началась интенсивная работа по переводу важнейших греческих, персидских и индийских трудов на арабский язык. Знаменитый просвещенный халиф аль-Мамун (813—833) особенно поощрял науку и ученых, допускал свободу мысли. Именно в Багдаде в VIII—Х вв. родился подлинный энтузиазм по отношению к науке. «Поиск знания» стал как бы потребностью широких масс адептов ислама, согласно цитированным выше хадисам. Появились арабские мыслители, которые внесли в сокровищницу арабо-мусульманской культуры древние научные и философские достижения иных народов, но и своим оригинальным творчеством продвинули вперед науку и философию. 
Не только на арабском Востоке, но и на арабском Западе, в арабской Испании, называемой Андалузией, развивались блестяще наука, философия, литература и искусство под покровительством халифов Омейядов из Кордовы, а затем их преемников, эмиров — властителей мелких государств. Кордова, столица «испанских» Омейядов, прославилась как центр утонченной культуры, не уступавший Багдаду Абассидов. Наряду с Кордовой известны были также другие центры высокой культуры: Севилья, Толедо, Громада. Ученые из мусульманских стран Востока, где наука и философия уже с XII в. начали клониться к упадку, а также ученые из Италии, Франции и Англии прибывали в эти центры культуры для изучения таких светских наук, как астрономия, медицина, география и другие естественнонаучные дисциплины. 
В этом случае арабо-мусульманская культура рассматривается как промежуточная между культурами Востока и Запада. Арабский халифат включил в себя крупные культурные центры Ближнего Востока, в которых был сконцентрирован тысячелетний опыт городской культуры Шумера, Аккада, древнего Египта и др. Все культурные ценности, кристаллизованные в ходе тысячелетий различными восточными цивилизациями и эллинизмом, были освоены арабами, выражены на арабском языке и переданы Западной Европе. Определяющими в чертах, сообщенных мусульманским Востоком культуре Западной Европы, были научность, устремленность к радостям и красоте действительности. Культура мусульманского средневековья, таким образом, не только предваряла многими своими аспектами культуру ренессанса, но и прямо подготавливала ее зарождение в эпоху, названную гуманистами XV в. эпохой средневековья. В период между XII в. и эпохой Возрождения труды арабских ученых по всем областям знаний переводились и переписывались в Испании, Сицилии и Сирии, благодаря чему большинство их стало доступным в латинском переводе. Несмотря на сравнительно низкий уровень перевода и науки на Западе в те времена, эти латинские тексты способствовали возрождению тяги к знаниям в Западной Европе периода позднего средневековья. Возникает вопрос: чем же обусловлен расцвет научных знаний именно в арабо-мусульманской культуре? Немалую роль в этом сыграли следующие факторы. Прежде всего следует учитывать, что в основе ислама лежала забота о правоверных в этом, земном мире, а различные научные дисциплины оказывали здесь существенную помощь. Точные науки, математика и астрономия, а также медицина и фармакология были весьма полезны для развития цивилизации, ибо повышали уровень жизни населения и не угрожали идеологии ислама. Все это привело к развитию научных дисциплин без особых Препятствий, к достижению ими высокого уровня. 
В области точных наук достижения арабских ученых были огромны. Общеизвестно, что арабская система счета, корни которой уходят в Индию, была воспринята и распространена в Европе. Арабские ученые (Мухаммед аль-Хорезми и др.) внесли большой вклад в развитие алгебры, сферической тригонометрии, математической физики, оптики, астрономии и др. научных дисциплин. Астрономия и астрология были очень популярны среди арабов издавна, еще в домусульманскую эпоху; воспринятые исламом, они получили широкую поддержку у мусульманских властителей. 
Высокого уровня развития у арабов достигла химия. Известность получил Джабар Ибн Хайян из Куфы, создатель основ экспериментальной химии. Он занимался не только проблемами теории химии, но и в своих многочисленных экспериментальных исследованиях стремился получить данные для практического применения в процессах 
выплавки стали, окраски тканей и кожи, производства стекла и пр. В общем можно сказать, что арабские ученые в области химии открыли окись серы, окись азота, азотное серебро и другие соединения, а также дистилляцию и кристаллизацию. 
Весьма высокий уровень у арабов имела медицина, ее достижения в различных областях длительное время питали европейскую медицину. Один из первых знаменитых врачей ар-Рази (IX в.) был величайшим клиницистом в мире ислама, многие его труды являются настоящими медицинскими энциклопедиями. Крупную энциклопедию в области медицины представляет собой и «Канон медицины» знаменитого Ибн Сины (Авиценны). Величайший хирург арабского мира аз-Захрави поднял хирургию до ранга самостоятельной науки, его важнейший трактат «Ташриф» положил начало иллюстрированным трудам по хирургии. Он стал применять антисептические средства при лечении ран и накожных повреждений, изобрел нити для хирургических швов, а также около 200 хирургических инструментов, которые впоследствии использовались хирургами как в мусульманском, так и в христианском мире. Другим знаменитым пионером медицины был Ибн Зухр (Авен-зоар), один из крупнейших арабских врачей Испании (1094—1160). Он первым описал воспаление легких, рак желудка и др.; его считают предвестником экспериментальной медицины. 
Арабским ученым мы обязаны также созданием фармацевтики как признанной профессии, фармакология стала самостоятельной наукой, независимой от медицины, хотя и связанной с нею. Они придавали огромное значение химиотерапии, многие лекарственные травы арабской фармакопеи до сих пор используются в лечении: сенна, спорыш и др. Арабские географы и натуралисты обогатили зоологию и ботанику, изучая флору и фауну многих стран. 
Арабское искусство врачевания знало водотерапию, психотерапию и лечебную диету. Следует обратить внимание на то, что в арабском мире было построено много госпиталей, в том числе и специальные госпитали для психически больных; часто эти госпитали были связаны с научными учреждениями. Обычно в соответствии с традицией арабо-мусульманского строительства в новом городе возводили мечеть, госпиталь и школу или другие общественные учреждения, которые способствовали физическому и духовному здоровью человека. Можно сказать, что арабские ученые пополнили сумму человеческих знаний новыми и оригинальными сведениями, открытыми в области естествознания и медицины, обогатив тем самым все человечество. 
Представляет интерес и философская традиция мусульманского Востока, которая имеет два компонента — эллинизм и ислам, что обусловливает ее особые черты. Ведь все виды знания, все дисциплины, за которыми арабская классическая мысль признавала право на существование, благодаря Корану получали религиозное осмысление. Ибо Коран не только утверждал единство Аллаха, судьи и творца, как говорится в откровениях пророка Мухаммеда, не только устанавливал религиозную связь между верующим и его творцом-благодетелем, но и давал также импульс к неутомимому творческому поиску во всех областях знания. Следует учитывать и то, что специализация в науке никогда не препятствовала арабским ученым и мыслителям соотносить друг с другом различные дисциплины и связывать разные области знания в единое целое. 
Все это необходимо иметь в виду при рассмотрении арабо-мусульманской философии, которая явно отличалась от строго религиозного аспекта классического ислама. Более того, она даже утверждала себя "как видимая противоположность этому аспекту, о чем свидетельствуют ^ постоянные расхождения в воззрениях на соответствующую роль разума и веры, деление на религиозное и рациональное знание, на рацио-'нальные суждения и суждения канонического (религиозного) права. Однако философия фактически переплеталась с теологией, когда дело касалось этики, политики и метафизики, точно так же, как каноничес-"кое право использовало области знания, которыми занимались философы: логику, математику, риторику, естественные науки.  
Взаимопроникновение философии и теологии можно наблюдать в работах мутазилитов, сторонников разума во всех областях, включая и религию, а также в произведениях таких гуманистов, как ад-Джахиз. Эта Тренденция к синтезу еще более четко прослеживается в Х в. в трудах грамматиков, правоведов-теологов, литераторов, медиков и таких энциклопедистов, как «Братья чистоты». Ярким примером такой тенденции к синтезу служат знаменитые сказки «Тысяча и одна ночь», в которых отражено мышление народа, раскрываются его желания, верования ; представления. Эта связь между гуманитарными науками и литературой обнаруживается в произведениях ряда авторов, в частности в трудах великого ученого аль-Бируни (ум. в 1048 г.), чья философия во многих отношениях удивительно напоминает философию XX в. 
Процесс взаимопроникновения философии и теологии вместе с тем характеризовался постоянным столкновением двух основных подходов — рационалистического, продолжавшего традиции греческой 1; мысли, и традиционного, заключавшегося в прямом толковании священных текстов (Корана и хадисов). И все же многие мыслители не придерживались в своем поиске такого разграничения. Нередко это 1 были выдающиеся философы, например, Ибн Сина (Авиценна, ум. в 1 1037 г.), Ибн Рушд (Аверроэс, ум. в 1198 г.), Ибн Хальдун (ум. в 1 1406 г.). Философская мысль Ибн Сины оказала сильное влияние на философию мусульманского Востока, тогда как философская мысль 
- Аверроэса наложила глубокий отпечаток на средневековую европей- 
скую философию, где аверроизм был весьма важным философским течением. В целом можно сказать, что арабские мыслители и ученые оказали громадное влияние на культуру Запада, особенно в таких областях знания, как математика, астрономия, медицина и философия. 
Арабо-мусульманская культура не создала пластических искусств — живописи и скульптуры в европейском или античном понимании искусства. Ведь ислам отрицательно относился к изображению любого живого существа в живописи и скульптуре, поэтому они были представлены орнаментальными, абстрактными мотивами. Иными словами, эквивалентами пластических искусств в арабо-мусульман-ской культуре были художественная каллиграфия и миниатюрная живопись. Искусство каллиграфии в мире ислама считалось самым благородным искусством, а каллиграфы имели свои «академии» и пользовались большим почетом. 
Необходимо отметить, что абстрактность мусульманского искусства далека от современного абстракционизма. Современные художники находят в абстракции ответ на иррациональные подсознательные им-пульсы; для мусульманского же художника абстрактная живопись непосредственно отражает единство в многообразии. Мусульманское искусство состоит в воспроизведении предметов в соответствии с их при-РОДОЙ, а она насыщена красотой, поскольку происходит от бога: не остается ничего другого, как выявить и выразить эту красоту. В исламской концепции искусство в широком смысле является средством облагораживания материала. Для мусульманского искусства (ковроткачество, архитектура, живопись, каллиграфия) характерны повторение выразительных геометрических мотивов, неожиданная смена ритма и диагональная симметрия. Исламский строй ума включает в себя острое ощущение хрупкости мира, емкость мысли и действия, чувства ритма. 
Другим типичным примером арабо-мусульманской культуры являются арабеска, специфический мусульманский орнамент, в котором логика связана с живой целостностью ритма. Элементы мусульманского Декоративного искусства заимствованы из исторического прошлого, общего для народов Азии, Ближнего Востока и Северной Европы. Ислам ассимилирует эти архаические элементы, сводя их к наиболее абстрактному и чистому определению, в известной степени нивелирует их и таким образом лишает всякого магического характера. Как результат такого синтеза арабеска имеет аналогии в арабской риторике и поэзии, отличающихся ритмическим течением мысли, наполненным строго связанными параллелями и инверсиями. Для мусульман арабеска — не только возможность создания искусства без картин, но и средство рассеивания картины или того, что ей соответствует в мысли. В арабеске воспроизведение индивидуальной формы невозможно вследствие бесконечности полотна. 
Каллиграфия, наиболее благородное визуальное искусство ислама, имеет функцию, аналогичную функциям икон в христианском искусстве, так как представляет видимое тело божественного Слова. Арабские слова в священных письменах соотносятся с арабесками, прежде всего с растительным орнаментом, связанным с азиатским символом древа мира, листья которого отвечают словам святой книги. 
В арабо-мусульманском мире каллиграфия широко использовалась в архитектуре и как средство передачи текста, и просто для украшения. Архитекторы порой покрывали целые стены дворцов и мечетей затейливой арабской вязью, стилизованными мотивами из растительного мира и геометрическими узорами. Знаменита и сама архитектура, шедеврами которой являются Тадж-Махал, голубая мечеть в Стамбуле, в основе которой лежит христианский храм, голубые купола самаркандских и исфаганских мечетей, дворец Альгаморы в Гранаде, дворцы и мечети Кордовы. Нужно вспомнить и узорные изразцы мусульманской архитектуры, орнаменты которых впоследствии принесли известность персидским коврам. 
Многие примеры исламского искусства можно увидеть в западном полушарии благодаря конкистадорам. В мексиканском городе Пуэбло стены старинных католических церквей покрыты изразцовой мозаикой с растительным орнаментом. Оказывается, что взаимно соперничающие культуры и религии взаимно обогащают друг друга. 
Своеобразие присуще- и мусульманскому пониманию морали и права, ибо считается, что следование исламской морали и законам шариата с верой в Аллаха дает возможность высшего нравственного совершенствования личности. 
Наряду с принципом этического абсолютизма ислам утверждает принцип морального догматизма, требуя тем самым от приверженцев религии безусловного выполнения коранических моральных норм как данных богом и поэтому не подлежащих разумному обоснованию, независимо от социальных последствий такого поведения. Это значит, что человек должен вести себя строго определенным образом, не потому, что разумно и целесообразно, а в силу того, что так предписано аллахом. Последовательное внедрение принципов исламской морали в сознание индивида, требование неукоснительного следования им ведет к утверждению среди адептов ислама слепой, некритической приверженности нормам этой морали, воинственной нетерпимости к инакомыслию и инакомыслящим. Такой религиозный фанатизм в истории неоднократно оборачивался массовым физическим уничтожением идейных противников под флагом «борьбы с неверными», так как, подчеркивает известный французский востоковед А. Массэ, «распространение ислама с оружием в руках являлось религиозным долгом», а война «считалась справедливой, если она была предпринята с целью обратить людей в истинную веру. Такой способ обращения в истинную веру не раз приводил к пролитию безвинной крови «неверных», да и правоверных тоже. 
В убеждении мусульман вся организация халифата — его власть и законы — происходят от аллаха, что выражает специфическую оппозицию исламского мышления: противопоставлено божественное человеческому или «небесное» противопоставлено «земному», но вместе с тем не было оппозиции между религиозным и светским. Так как социальная жизнь людей, в том числе и их мораль, подчинена божественному закону, то нельзя говорить о существовании светских законов, противостоящих религиозным законам, светской власти, находящейся в оппозиции религиозной власти. Ведь существовала единая мусульманская власть, источником которой является бог, т.е. перед нами картина весьма специфической теократии. Таким образом, цивилизация ислама организована вокруг весьма простых исходных концепций — религиозных догматов и законов, вытекающих из Корана и сунны — традиции, которую оставил после себя пророк. Мухаммед. В целом можно сказать, что ислам — это образ жизни. 
Вклад арабо-мусульманской культуры в сокровищницу мировой культуры весьма значителен. О достижениях арабской науки в мировом масштабе уже говорилось выше. Существующее свыше тысячи лет, от Испании до Индии, искусство ислама играет в искусстве мира важную роль, особенно произведения художественного ремесла и ткани. Запад использовал его в качестве образца, перенимая мотивы из мусульманской Испании; в архитектуре Сицилии и Венеции, в тканях из Лукки и Флоренции видно сильное влияние искусства ислама. В XVII в. на Западе возникла мода на культуру и украшения мусульманского Востока. Поэзия поэтов-жизнелюбцев средневековья — Низами, Хафиза, Джами, Омара Хайяма, Руми и многих других — вдохновляла европейских и американских поэтов на создание шедевров мировой поэзии. Действенность арабо-мусульманской культуры проявляется в наше время в феномене сильного противостояния мира ислама вестер-низации, идущей из круга западных культур.

ЛИТЕРАТУРА

Грюнебаум Г.Э. Классический ислам. М., 1988.  
Игнаттко А.Л. И поисках счастья. М., 1989.  
Массэ Л. Ислам. М., 1982.  
Мец Л. Мусульманский Ренессанс. М„ 1966.  
Суфизм в контексте мусульманской культуры. М.. 1989.  
Тримш1гэмД. Суфийскис ордены в исламе. М., 1989.  
Хуссейн М. Единая основа гуманизма // Курьер ЮНЕСКО. 1992. Октябрь. 

КУЛЬТУРА ДОКОЛУМБОВОЙ АМЕРИКИ

Города-государства майя.  
Религиозные представления.  
Научные знания.  
Архитектура и изобразительное искусство.  
Литература, танцы и музыка майя.  
Человек в Мексике — начала оседлости и культуры.  
Тольтекский мифологический цикл.  
Прибытие ацтеков.  
Религия и мифология ацтеков.  
Политическое устройство империи ацтеков.  
Сакральное искусство.  
Календарь ацтеков.  
Государство инков.  
Тупак Юпаки, или Александр Македонский Нового Света.  
Десять классов и два уровня жизни.  
«Индейский социализм».  
Глас закона.  
Встреча с богами.  
Искусство инков — золотое и из золота.  
Смерть «золотой империи».  
Элементы культуры доколумбовой Америки в культуре латиноамериканских стран

Своеобразным очарованием обладают культуры доколумбовой Америки — культуры майя, ацтеков и инков, тесно связанные общностью городской цивилизации. Существенно то, что в Мезоамерике и Перу, подобно Месопотамии, Древнему Египту и др., процесс возникновения и развития города протекал в «чистом» виде, без влияния извне со стороны более высоких культур. Видимо, можно считать доказанным, что в этих первичных очагах культуры наиболее ранней формой территориально-политической организации раннеклассовых обществ являются города-государства. 
Структура типичного города-государства в доколумбовой Мезоамерике X—XVI вв. и на Древнем Востоке отличается поразительным сходством: метрополия и ее сельскохозяйственная округа, находящаяся от города на расстоянии 15 км. Столица — основное политико-административное, культовое н экономическое ядро города-государства, это прежде всего место пребывания правителя и его приближенных, а также храма главного городского божества и связанного с ним жречества. Здесь же находились представители знати, воины, торговцы, чиновники, ремесленники и т.д. Однако основную массу городского населения составляли, вероятно, общинники, занимающиеся различными видами сельскохозяйственного производства. 
Подсечно-огневое земледелие майя способно было давать устойчивый прибавочный продукт, достаточный для содержания господствующей верхушки общества, государственного аппарата и других групп населения. Все «археологические» признаки города майя — каменные дворцы и храмы, планировка зданий вокруг прямоугольных двориков и площадей, «акрополи», культ стелы — алтаря, иероглифическая письменность и календарь — представлены в комплексе где-то к рубежу новой эры. Вся полнота власти внутри майяского города-государства в 1 тысячелетии н.э. была сосредоточена в руках правителя. Данные письменных источников кануна конкисты и ряд бесспорных археологических признаков (некоторые мотивы классического искусства, заупокойные храмы и гробницы с особо пышным ритуалом) свидетельствуют о наличии у майя обожествления царя. Это косвенно указывает на существование уже в то время деспотической формы правления, наподобие той, что известна нам в фараоновском Египте и городах-государствах Шумера. Имеется ряд данных в пользу того, что к рубежу новой эры у майя появился культ царских предков, ставший, вероятно, со временем общегосударственной религией. 
Религиозные представления пронизывали все стороны жизни общества древних майя. Пантеон божеств майя был весьма обилен и сложен, как и в других раннеклассовых обществах. Исследователям известны десятки имен, которые в зависимости от их функций могут быть разделены на группы. Это прежде всего боги плодородия и воды, охотничьи боги, божества огня, звезд и планет, смерти, войны и т.д. 
Вселенная майя (так же как и у ацтеков) состояла из 13 небес и 9 подземных миров. В центре земли стоит мировое (зеленое или первое) дерево, пронизывающее все слои небес, а по четырем ее углам (по сторонам света) — четыре других: красное (восток), белое (север), черное (запад) и желтое (юг). Мировые деревья служили местопребыванием бога дождя, обычно изображаемого с топором или с факелом под дождем. Все эти атрибуты напоминают об исконной связи его с подсечно-огневым земледелием. 
Характерной чертой религиозных воззрений народов Мезоамерики было представление о том, что вся история вселенной делится на определенные периоды или циклы, сменяющие друг друга. Каждый из этих циклов имел своим правителем то или иное божество и заканчивался мировой катастрофой: пожаром, потопом, землетрясением и др. Текущий мировой цикл должен также закончиться гибелью Вселенной. Древнемайяские культы характерны сложными и изощренными ритуалами, целью которых было, как и во всех других религиях, умилостивление божеств и получение от них различных благ. К числу обрядов принадлежали воскурения ароматных смол, молитвы, культовые танцы и песнопения, посты и бдения, жертвоприношения самого различного вида. В жертву приносились цветы и ветви кустарников, плоды, кушанья, ткани, изделия и статуэтки из глины, нефрита, кости и раковины, перья ценных птиц, а также регулярно совершавшиеся человеческие жертвоприношения. 
Понятно, что жрецы занимали почетное место в обществе майя, причем они, как и у других народов Мезоамерики, составляли специальные корпорации, в которых господствовала строгая иерархия: от верховного жреца до юношей-прислужников. Жрецы майя, подобно жрецам других культур древнего мира, занимались исследованием окружающего мира, накапливали научные знания. Развитие научных знаний у майя достигло значительного уровня, хотя в большинстве они были тесно связаны с религией. 
Древние майя уделяли большое внимание календарю и летоисчислению, изучению математики, астрономии, медицине и истории. Кроме того, у них имелись некоторые практические знания по географии, геодезии, метеорологии, климатологии, сейсмологии и минералогии. Однако все эти отрасли положительных знаний были тесно переплетены с религиозными учениями о демонах, божествах, знамениях и предсказаниях. К тому же накопленные знания излагались на запутанном и перегруженном мифологическими намеками языке. Большим достижением майя в области математики была разработка в период последних веков до нашей эры позиционной системы счета и математического понятия нуля. Оба эти понятия являются крупнейшими шагом вперед в истории математического мышления, ведь в Индии они были разработаны приблизительно в VIII в., а в Европу попали только в XV в. 
Ни у одного из народов Древней Америки мы не находим столь высоко развитых календаря и системы летоисчисления, как у древних майя классического периода (300—900 гг.). Практические нужды сельского хозяйства вызвали к жизни точный календарь, который стал в руках жречества могучим орудием идеологического воздействия на массы, позволив определять наиболее удобные сроки для различных земледельческих работ. Отступление от них в условиях тропиков и при тогдашней системе сельского хозяйства означало бы подлинную катастрофу. Жрецы окутывали это знание сложнейшей мистической символикой и сопровождали различными религиозными церемониями. Точное летоисчисление, возникшее сперва из календарных потребностей, позже было связано с чисто религиозными учениями о смене богов, управлявших вселенной, и с культом правителя города-государства. Высокого уровня достигла медицина, была развита диагностика, 
имелась специализация врачей по видам болезней. Широкое распространение получили чисто хирургические приемы: при переломах накладывались шины, раны сшивались волосами; опухоли и нарывы вскрывались: катаракты соскабливались обсидиановыми лезвиями. При сложных операциях больному давались наркотические средства. В фармакопее применялось более 400 лекарственных растений: ряд лекарств, впервые освоенных майя, после открытия Нового Света вошел в европейскую медицину и до сих пор широко используется в современной фармакопее. 
Наиболее широко известной областью культуры майя является архитектура и изобразительное искусство, тесно связанные с определенной датой или астрономическим явлением. Здания строились через определенные промежутки времени — 5, 20, 50 лет. Каждое строение носило функцию не только жилья или храма, но и календаря. Культура Древнего царства, существовавшая в центрах Вашактун, Тикаль, Копан, Поденке, и Нового царства, характерная для Чичен-Ица, Уш-маль и Майяпан, были «скульптурным» выражением хронологии майя. Археологические данные свидетельствуют, что регулярно через каждые 52 года майя заново облицовывали свои пирамиды камнем или штукатуркой, воздвигали стелы каждые 5 лет, и записанные на них данные всегда были связаны с определенным событием. Главной темой деятельности жрецов, архитекторов и художников было течение времени, их представление о времени резко отлично от соответствующих представлений западных культур Средиземноморья. Подобного подчинения архитектуры и искусства календарю в мире нет. Нет ничего удивительного, что монументальные здания, великолепная скульптура, уникальные многоцветные фрески на стенах храмов и дворцов, росписи на сосудах, грациозные статуэтки, ювелирные изделия привлекают внимание широкого круга людей в наше время. 
Значительного развития достигла у майя литература. Такие литературные жанры, как эпические предания о судьбах тех или иных племен, мифы и сказки, трудовые, военные и любовные песни, загадки, пословицы были выработаны уже в глубокой древности. До нашего времени сохранился знаменитый эпос «Пополь-Вух», в котором рассказывается о создании мира и о подвигах двух божественных близнецов. «Пополь-Вух» имеет параллели в таких литературных памятниках Старого Света, как «Теогония» Гесиода, первые книги Библии. «Калевала» и другие эпические произведения народов Европы и Азии. 
Большим признанием и любовью у древних майя пользовалось драматическое искусство, подавляющее большинство драматических произведений было тесно связано с танцами и представляло собой своеобразные балеты с обширным текстом. До нас дошла в целом виде драма «Рабиналь-ачи», по своей форме она достаточно близка древнейшим 
греческим трагедиям, что свидетельствует о наличии определенных строгих закономерностей в развитии данного вида искусства. Танцы у майя были неразрывно связаны не только с драматическим искусством, но и с музыкой, причем они являлись делом необычайной значительности и важности. Разновидностей танца насчитывалось очень много: очистительный танец с огнем, танцы, связанные с человеческими жертвоприношениями, эротические танцы и др. И музыка была неотделима от многих сторон жизни майяского общества. Сфера ее применения охватывала любовные и погребальные песни, охотничьи, военные песни, религиозные обряды и танцы. О древней музыке майя мы можем судить по сохранившимся инструментам или их изображениям на фресках и в рукописях, а также по кратким упоминаниям в ранних испанских источниках. 
Древняя культура майя не исчезла бесследно, несмотря на все усилия испанских завоевателей и монахов. Она оказывала в прошлом и оказывает до настоящего времени сильное влияние на культуру народов латиноамериканских стран, а тем самым вносит свой вклад в сокровищницу мировой культуры. 
Доколумбова Мезоамерика представляла собой мозаику народов, языков и культур, однако для нее характерны многие общие культурные элементы. К ним относятся: иероглифическое письмо, иллюстрированные книги (кодексы), календарь, жертвоприношение людей, обрядовая игра в мяч, вера в жизнь после смерти и трудный путь умершего в потусторонний мир, ступенчатые пирамиды и пр. 
Долина Мексики занимает особое место в Мезоамерике, ибо здесь формировались и развивались древнейшие культуры средней части Мексики. Здесь возникло самое крупное в регионе Мезоамерики государство ацтеков, упоминавшееся во многих испанских хрониках как подлинная империя, здесь находилась его столица Теночтитлан, вызывающая изумление конкистадоров своим величием, красотой и удобствами городской жизни (она насчитывала тогда 300 000 жителей). 
Переход к оседлости и развитому земледелию произошел, вероятно, между 2300 и 1500 гг. до н.э., этот период является переломным в истории доиспанской Мексики. Творцами древнейших земледельческих культур были народы, происходящие из разных групп охотников и собирателей, которые постепенно переходили к оседлому образу жизни. На своих землях они выращивали кукурузу, фасоль, разновидности дыни и перец, а также занимались охотой и рыболовством. Доступность и разнообразие способов добывания пищи и необходимых материалов (камень, дерево, кости, жадеит, ракушки, хлопок и др.) способствовали оседлости, ее распространению и развитию культуры. 
В ходе взаимодействия местных культур Мексики постепенно возникли такие высокие культуры, как тольтекская и ацтекская. Послед- 
няя многое заимствовала из культуры тольтеков; особенный интерес в связи с этим представляет мифологический цикл тольтеков о Кецаль-коатле. Это — древний бог народов Мексики с исключительно сложной мифической биографией. В тольтекской традиции он является скорее всего культурным героем, легендарным владыкой Х в., основателем тольтекской столицы Тула, любителем и учителем искусств и ремесел. духовным наставником и моральным вождем, противником кровавого, требующего человеческих жертв культа Тескатлипоки. Для тольтеков Кецалькоатль как бог или герой был прежде всего символом мудрости Ометеотла, двойного бога, бога-гермафродита. Ометеотль — это взаимно дополняющие и взаимодействующие мужское начало Ометекут-ли -- «Владыка Двойственности» и женское начало Омецихуатль — «Владычица Двойственности». Ометеотль — это космическая творческая сила, имеющая исток в самой себе, это принцип Вселенной. Его очень трудно было представить, так же трудно было представить и место его пребывания — Омейокан («Город Двойственности»); это был бог, которому не приносили жертв. 
Кецалькоатль считался ацтеками великим учителем своего народа, во время его правления Тула и ее окрестности были сказочной страной. Дворцы для жреца-правителя были построены из драгоценных камней, серебра, разноцветных раковин и перьев. Земля приносила обильные плоды, рождая необычные растения и плоды. Однако Кецалькоатль не только заботился о благополучии своих подданных и развитии различного рода искусств и ремесел, но и много времени посвящал внутреннему самосовершенствованию, молитвам, размышлению и духовным упражнениям. Но пришло время, когда кончилось счастье Кецалькоатля и тольтеков, выступили против него три чародея и заставили его покинуть Тулу. Уйдя из своего города, Кецалькоатль обещал вернуться, и вера индейцев Мексики в его возвращение драматически отразилась на их дальнейшей судьбе, когда они приняли за бога Кецалькоатля испанца Кортеса. 
Мифологический тольтекский цикл о Кецалькоатле был воспринят ацтеками, которые в XIII в. прибыли с северо-запада нынешней Мексики в регион земледельческих и высоко урбанизированных культур Долины Мексики. Прибыв из своей полулегендарной прародины Ацтлан («место цапли»), они поселились на одном из островов озера Текскоко и заложили небольшой город Теночтитлан. По мере преображения их культуры под влиянием древних культур Долины стабилизировалось положение ацтеков, усиливалась их позиция и возрастало их могущество. Это повлекло за собой увеличение и преображение Теночтитлана, который впоследствии превратился в знаменитую столицу ацтекской империи. Ацтеки проводили свою политику таким образом, чтобы занять до- 
минирующую позицию среди соседних народов и выдвинуть на первое место в пантеоне божеств своего малозначащего племенного бога Хум-цилопочтли, которого затмевали главные боги Кецалькоатль и Тескат-липока, принимающие участие в творении очередных солнц. Внешним выражением -этих целенаправленно предпринимаемых усилий для повышения позиции и ранга ацтеков и почитаемых ими богов было, между прочим, и подчеркивание связи с тольтеками, культура которых продолжала считаться вершиной достижений, особенно в области искусства и «механических» ремесел, и введение в круг богов-творцов собственных богов, прежде всего Хумцилопочтли, бога солнца, войны и покровителя воинов. 
В ацтекской культуре две идеи божества противостояли друг другу в результате конфронтации двух религиозных традиций: тольтекской традиции, уходящей глубоко в прошлое культур Мезоамерики, и ацтекской традиции, которая еще не утратила духа религиозной племенной ментальности воинственных кочевников. Друг другу противостояли две религиозные традиции с их мифологиями — Кецалькоатль и Хумцилопочтли. О первой традиции уже говорилось выше, культ же Хумцилопочтли требовал кровавых человеческих жертвоприношений, чаще всего приносили в жертву военнопленных, иногда рабов и даже собственных детей. Чтобы обеспечить богам достаточное число человеческих жертвоприношений, ацтеки вынуждены были часто вести войны. Обычно жертвенный обряд состоял в вырывании сердца, которое приносили в дар богам, однако, были и более жестокие и утонченные обряды, например, в честь бога Каипе-Тотека жрецы сдирали кожу с живого человека и носили ее в течение многих дней. О размерах этих обрядов жертвоприношений может свидетельствовать освящение в 1487 г. большого храма, во время которого было совершено ритуальное убийство 20 тысяч человек. Эти жертвы необходимы были, чтобы предоставить солнцу животворный напиток — кровь; от этого зависело движение солнца на небе, а следовательно и существование мира. 
Таким образом, религиозные цели переплетались с устремлениями ацтекского государства, представляющего собой великолепно организованную имперскую машину. Во главе империи ацтеков в период его расцвета (половина XV в. — испанские завоевания) находился властитель, называемый в хрониках царем. В управлении империей ему помогал вельможа, носящий удивительно звучащий для нас титул Женщина-Змей, он выполнял функцию, по нашей терминологии, премьер-министра. Наряду с ним существовали верховный царский совет и своего рода специальные «департаменты», занимающиеся судебными, хозяйственными и военными делами. Управляли ими высокопоставленные сановники при помощи армии чиновников-администраторов. Иерархическую систему имела также и жреческая каста, состоящая 
из жрецов разных рангов и статусов. Во главе стояли два верховных жреца, равного положения и статуса, носящих одинаковый титул -тлатоани. Ими были жрец бога Хумцилопочтли и жрец бога Тлалока; эти боги имели свои равноправные храмы, поставленные на одной пирамиде-подставе и называемые вместе Величественным Храмом. В момент прибытия в Теночтитлан Кортеса тлатоани был император Великий Монтесума. В своей хронике Бернал Диас дель Кастильо описал этого императора и поведение вельмож при его дворе. Он обратил внимание на жесткий придворный этикет, подчеркивающий расстояние, которое отделяет императора от его подданных, опускающих глаза перед его величием. Этот этикет красноречиво свидетельствует о пути ацтеков от кочевого образа жизни до народа, усвоившего высокие формы утонченных культур других народов Мексиканской Долины. 
Удивление конкистадоров, которые столкнулись с этим почти магическим миром ацтекской культуры, не имело границ. Бесконечное число пирамид, скульптур и фресок, богатство храмов, переполненных золотом, алмазами и редкими перьями, казалось им скорее сном, нежели явью. То, что мы сегодня называем просто искусством Древней Мексики, представляет собой средство, позволяющее народу познать древние идеалы и концепции культуры и прежде всего религии. Искусство заключило эти идеалы и концепции в пластические символы и выковало их в твердом камне и золоте навеки и для всех поколений. 
Искусство доколумбовой Мезоамерики — «цветы и песни», его поэтические метафоры и символы позволяют человеку найти ответы на фундаментальные проблемы своего бытия, в коем все есть сон; все непрочно, подобно перьям птицы кецаль. Рожденные в сердце художника «цветы и песни» сопровождали человека всю жизнь, чей взор не отрывался от пирамид и храмов, покрытых фресками и обращенных к четырем сторонам света, покоился на статуях богов и символах, вырезанных на предметах повседневного быта, на украшениях и кольцах из золота и серебра, на бесчисленных предметах из керамики. Созданный художником мир искусства был вознесен на божественную высоту, придавая тем самым некий смысл человеческой жизни и смерти. 
Немаловажное место в культуре ацтеков принадлежало календарю, выражающему ацтекское видение космоса. С ним были связаны понятия времени и пространства, присущие тогдашней эпохе, в нем нашли отражение представления о богах и сферах их деятельности, а также обязательные ритуалы. Согласно этому календарю (существовал и другой, солнечный, календарь, состоящий из 18 двадцатидневных месяцев и 5 дополнительных дней), год был равен 260 дням, он делился на 20 периодов по 13 дней каждый, обозначенных определенными знаками и числами. Правили ими те или иные боги либо богини. Число дней в ГОДУ делили также на 4 больших ансамбля, каждый из которых насчи- 
тывал 65 дней и был связан с одной из сторон света. Подобным образом были связаны со сторонами света боги и люди. 
Эта концепция деления времени и пространства — чрезвычайно важный компонент религиозного мировоззрения ацтеков, воздейст-вующий как на жизнь отдельного человека, так и на судьбы всего сообщества. Новорожденному давали имя дня, когда он появился на свет, а этот день подчинялся определенному божеству, ибо входил в один из четырех 65-дневных ансамблей, который в свою очередь, был связан с определенной стороной света и правящим им божеством. Все эти обстоятельства определяли будущее нового человека, «программируя» именно такой, а не иной ход жизни. Такое видение мира зафиксировано на «календарном камне» ацтеков, чьи формы и символы свидетельствуют о грандиозной концепции вселенной, созданной древними народами Америки. 
На более высоком уровне культуры находились инки, создавшие гигантскую империю в Южной Америке, которая также погибла под ударами испанских конкистадоров, искавших золотое Эльдорадо. Говоря о культуре «сыновей Солнца» (так называли себя правители инков), нельзя не начать с империи инков — крупнейшей империи индейцев со столицей Куско — «Римом» древней Америки. Во время ее расцвета на территории в 1 млн. кв. км проживало от 8 до 15— 16 млн. человек, ее протяженность с севера на юг составляла 5 тыс. км. Первичным, основным звеном общества империи были айлью — большая семья, род или же сельская община, члены которой считались родственниками. Все айлью Перу объединялись в две «половины», составлявшие провинцию государства инков. Несколько провинций включались в одну из четырех «четвертей империи» или «сторон света». Границы всех частей империи сходились в ее золотой столице — Куско. Отсюда брали начало четыре важнейшие военные магистрали империи, они вели в указанные четыре части государства. 
Возникает вопрос: почему инки смогли создать четко отлаженную гигантскую машину империи, превзошли в этом другие индейские народы в Южной Америке? Дело в том, что успехи инков коренились в невероятном организационном таланте «сыновей Солнца», они явились результатом почти школярски педантичной последовательности в достижении участия каждого в общих делах. Человек стал колесиком механизма государственной активности, ни один подданный империи не был забыт правителями. Никто не должен был оставаться и не оставался в стороне. Всем необходимо было выполнять две основные задачи, предписываемые правителями империи каждому гражданину: работать на благо государства и нести военную службу. 
За тем, чтобы простые граждане империи — эти почти бесправные колесики в столь совершенном механизме — честно выполняли свои 
обязанности перед государством, следил многочисленный контрольный аппарат правления инков. Четыре «четверти империи» управлялись губернаторами, которые, как правило, были прямыми родственниками правящего Инки. Вместе с несколькими другими сановниками они составляли государственный совет страны, который мог высказывать Инке свои предложения и идеи. Окончательные решения, однако, принимал сам Инка. Из семьи правящего Инки всегда назначался и Верховный жрец во главе жречества. 
Один из Инков — Тупак Юпаки — сумел на практике осуществить доктрину, согласно которой весь мир, все народы должны были объединиться под мудрой властью инков. Именно поэтому он предпринял целый ряд грандиозных военных походов, в результате которых достиг возможного для индейцев Перу максимума. Мечи инков звенели теперь повсюду: в северной и южной части Южной Америки, в джунглях реки Мараньон и у берегов Тихого океана. Тупака Юпанки, пожалуй, можно сравнить лишь с одним-единственным полководцем Старого Света — Александром Македонским. В итоге многочисленных военных походов он воплотил в жизнь идею своего отца о мировом господстве, при нем завершается военная экспансия инков. 
В южноамериканской империи инков исключительную роль играло золото. Оно выполняло в этой «золотой стране» самые различные функции, кроме одной — не было средством платежа. Инки прекрасно обходились без денег, ибо одним из основных принципов общества инков являлся принцип самообеспечения. Вся империя, включая айлью и провинции, представляла собой как бы единое натуральное хозяйство. Однако существовала и внешняя торговля, обеспечивавшая привилегированные слои общества различными предметами роскоши, недоступными или даже запретными для простого народа. 
В империи инков уровни жизни народа и господствующего класса были весьма и весьма различны. Если жизненный уровень знати был весьма высоким, то уровень жизни простых инков — довольно низким. Рядовой лично-свободный житель империи имел лишь прожиточный минимум: он ел два раза в день блюда из картофеля и кукурузы, иногда мясо морских свинок, столь же однообразной была и «мода» — короткие брюки и рубашка без рукавов у мужчин, длинные шерстяные платья, на ногах сандалии из шерсти лам — у женщин. Семьи индейцев жили в примитивных жилищах без окон и без какой-либо мебели. 
В империи выделялось десять возрастных категорий граждан. У мужчин первые три класса охватывали детей до 9 лет; четвертая группа включала мальчиков от 9 до 12 лет к пятой — относились юноши от 12 до 18 лет. Эти молодые люди главным образом охраняли скот. В шестой класс входили молодые мужчины от 18 до 25 лет, которые находились на военной службе и служили курьерами знаменитой почтовой службы 
империи. Основной и самой большой возрастной категорией была седьмая, состоящая из мужчин от 25 до 50 лет, именно они платили подати государству. В отличие от них аристократия и жречество империи налогов не платили. На представителях седьмой категории практически держалось все государство — они уплачивали подать в виде труда и изделий. Впрочем, мужчины работали и тогда, когда переходили в восьмую категорию, включавшую мужчин от 50 до 80 лет. Их труд был гораздо легче, они занимались воспитанием детей своего селения. Еще более пожилые мужчины принадлежали к возрастной категории «глухие старики», само название которой говорит об их занятиях. К последней, десятой категории, не имеющей точного возрастного ограничения, относились разного рода больные и немощные люди, которые все равно имели трудовые обязательства перед империей. Несколько иной классификация была у женщин, но принцип оставался тем же. 
Как видим, при возрастной классификации граждан империи никто не был забыт. Согласно десятичной системе, любой, даже самый маленький, самый незначительный винтик государственного механизма, даже грудной младенец или старец, одной ногой стоящий в могиле, точно знали свое место. И если из одной возрастной категории в другую гражданин государства «сыновей Солнца» переходил постепенно, то от низкого жизненного уровня к уровню жизни высокому практически не мог перейти никто. 
В империи делалось все, чтобы предупредить какие-либо проявления социального недовольства. Ни один ее гражданин не был обойден при получении того минимума, который обеспечивал ему элементарное существование. В мирное время взрослый здоровый человек сам заботился об удовлетворении своих жизненных потребностей. Однако заботы о старых и больных, вдовах и сиротах, о калеках и в особенности о ветеранах войны брало на себя государство. Причем делало это весьма последовательно, стараясь ни о ком не забыть. Тот, кто не мог работать, имел право получать все необходимое для жизни, т.е. основные продукты питания, одежду, обувь; из фондов империи, из разбросанных повсюду складов ремесленных изделий и амбаров — «закромов Родины». Уровень жизни почти у всех был одинаковым. 
Простой человек был лишен права самому решать свою судьбу: она навязывалась ему «сверху» системой власти, разветвленным государственным аппаратом, давившим на гражданина огромным весом и, подобно чудовищному вампиру, высасывавшим из него все соки. По сути дела, даже личные вопросы человека: покинет он или нет свое селение, будет на основе повинности надрываться на шахтах или нет, прольет ли он кровь на тропе войны и, наконец, жениться ему или нет — за него решали, причем со всей полнотой власти, другие. Ему же, почти бесправному колесику безупречно отлаженного «десятичного» 
государственного механизма оставалось лишь одно: подчиняться, бесперебойно функционировать. Человек должен был выполнять то, что ему приказывали, и он действительно выполнял все указания безоговорочно. 
Общественный строй в империи инков защищался не только армией и религией, но и законами. Несмотря на то что законы инков не фиксировались на письме, в основе юстиции лежали точные и ясные принципы. К их числу можно отнести, например, принцип, согласно которому уголовное преступление, совершенное представителем элиты, квалифицировалось как более серьезный проступок, чем провинности простого человека. Существовал и такой принцип: если преступление было совершено не по инициативе правонарушителя, а по наущению другого лица, наказанию подлежал инициатор нарушения закона, а не сам преступник. Судьи выносили, как правило, суровые приговоры (смертная казнь, заключение в «камеры смерти», которые кишели ядовитыми змеями и хищниками, пытки, бичевание, изгнание и пр.), ибо любое правонарушение, даже совсем незначительное (за него полагалось публичное порицание), правителями государства, являвшимися единственными законодателями, расценивалось как посягательство на священные, неприкосновенные устои империи, как угроза ее внутреннему спокойствию. Законы инков были очень эффективны, правопорядок, который ввели «сыновья Солнца», в их стране соблюдался практически всеми. 
Мощь правителей империи инков помимо армии и юстиции опиралась также и на религию. Религиозные воззрения, равно как и сама религия, разумеется, не были творением только инков. Поклонение Солнцу в Перу и все, что с его культом связано, уходит корнями в доинкскую историю. Инки же лишь приспособили религиозные представления предшественников к своим практическим целям. В соответствии с их религиозными воззрениями Солнце занимало главенствующее положение среди богов и управляло всем надземным миром, а поэтому «сыновья Солнца», т.е. владыки Куско, естественно, были призваны управлять ходом жизни на земле. Из этого логически следовало, что порядок, установленный «сыновьями священного Солнца», являлся священным, хотя бы уже потому, что он освещен божественным происхождением правителей страны четырех сторон света. 
Гелиоцентрическая религия инков, в которой в ранг главного бога был возведен Инти, бог Солнца, «исповедовалась» официально, была государственной идеологией империи. Она явилась действенным средством подчинения, духовной конкисты по отношению к другим южно- 
Как видим, характер «социализма» мало зависит от времен и материков, народов и уровня технологи и... 
американским народам, которых инки считали варварами, поскольку они не поклонялись Солнцу. Нс- случайно национальный храм в Кори-канге был посвящен богу Инти, его главная святыня была украшена золотым диском. Этот диск обращен к востоку таким образом, чтобы его касались первые лучи восходящего Солнца. 
В святилище Кориканга вблизи от образа бога Солнца, а также овальных изображений других богов на тронах, сделанных из чистого золота, восседали мумии умерших Инков. Здесь же находился и трон царствующего в тот момент Инки, он. сидел на нем во время праздников, посвященных Инти. Среди всех достопримечательностей Куско совершенно исключительное место занимал Кориканга. Именно к нему примыкал знаменитый золотой сад инков, бывший в стране четырех сторон света настоящим чудом из чудес. 
Сад, о котором мы говорим, по праву назывался золотым, так как все, что в нем росло, цвело, все, что его «населяло», было сделано из чистого золота, являвшегося для инков символом небесного Отца, символом великого Солнца. Все, что жители империи Солнца наблюдали вокруг себя, было воспроизведено в этом саду из золота: клочки перуанских полей, маис, несозревшие початки которого были сплетены из серебряной проволоки, стада лам с их детенышами, далее две дюжины индейских пастухов; а также статные индейские девушки, срывавшие, так же как некогда Ева в раю, золотые плоды с золотых яблонь. Здесь же находились сделанные из золота другие деревья и кустарники, на ветках которых сидели золотые птицы Перу. По земле ползали золотые змеи со вставными глазами из темных драгоценных камней, на которых сидели золотые бабочки или же сновали золотые жуки. Золотой сад в Куско был самым фантастическим произведением, какое когда-либо создавалось человеческой культурой. Это уникальное творение инков вызывает восторг не только неслыханной стоимостью обработанного золота, но и, что гораздо важнее — выдающимся художественным мастерством своих творцов. 
Золотое богатство Куско достигает своего апогея во время правления Уайна Капака (нач. XVI в.). Этот Инка облицовывает золотом не только стены своих собственных дворцов и стены храмов небесного отца — позолота наносится буквально на весь город. Отныне двери зданий в Куско обрамляются золотыми рамами, мало того, их также украшают яшмой или же цветным мрамором. Столичный дворец Уайна Капака теперь заполняют сделанные из золота змеи, черепахи и ящерицы, точно такие же, какие находятся в золотом саду около Кори-ка.нги. На стены сказочного жилища Инки вспархивают великолепные золотые бабочки. 
Во время торжественных церемоний 50 тыс. воинов Уайна Капака вооружаются оружием, сделанным из чистого золота. Для собственной 
персоны и опять-таки для Солнца этот владыка приказал соорудить из золота нечто вроде небесного трона, покрытого накидками из перьев попугая, на котором восседало золотое изображение Солнца. По приказу Инки трон этот был поставлен в центре столицы, на главной площади, перед его дворцом-резиденцией. 
Все бесценные произведения золотого искусства в городе Куско были разграблены конкистадорами из экспедиции Писарро. Для того, чтобы разделить награбленную в Куско добычу, бесчисленные великолепные произведения искусства инков, за небольшим исключением, были переплавлены. Тем не менее все добытое испанцами бесконечно большое золотое и серебряное море оказалось лишь частицей истинного богатства Куско, остальное исчезло в тайниках и до сих пор не обнаружено. 
Элементы культуры доколумбовой Америки органически вплелись в искусство стран Латинской Америки, их используют архитекторы и скульпторы, художники и писатели, поэты и композиторы. В их творчестве, которое представляет собой сплав индейских и европейских культурных традиций, чувствуется колорит различных культур доколумбовой Америки. Достаточно упомянуть произведения кубинца Алехо Карпентьера, перуанца Варгаса Льоса, колумбийца Габриэля Гарсиа Маркеса, венесуэльца Мигеля Отеро Сильва и др., в творчестве которых ярко проявляются животворные элементы космоса доколумбовых культур, этический и эстетический максимализм, полифоническое восприятие мира, высокая пафосность искусства, умеющего не только страдать, но и смеяться, что весьма ценно в XX в.

ЛИТЕРАТУРА

Галич М. История доколумбовых цивилизаций. М., 1990.  
Гуляев В.И. Города-государства майя. М., 1979.  
Кинжалов 1'.В. Культура древних майя. Л., 1971.  
Соди Д. Великие культуры Мезоамерики. М., 1985.  
СтипелМ. Государство инков. М., 1986.  
1^сЛ. Народ майя. М., 1986.  
Овчинников В. Своими глазами. М., 1990.  
Токарев С.Л. Религия в истории народов мира. М., 1986.

КУЛЬТУРА АВСТРАЛИИ

Социальная организация австралийцев.  
Жизненный цикл — детство, юность, вступление в брак, старость.  
Австралийская «страна сновидений».  
Представление австралийских аборигенов о человеке.  
Магия и колдовство.  
Закон и порядок.  
Искусство.  
Смерть и представления о загробной жизни.  
Аборигены сегодня

Австралийцы — представители наиболее ранней из доступных нашему непосредственному наблюдению стадий развития человечества: стадии почти нетронутого общинно-родового строя. Поэтому их культура представляет исключительный интерес для современного человека. И здесь обнаруживается интересное явление. Какие бы различные природно-географические зоны земного шара первобытные охотники, рыболовы и собиратели ни населяли, принципы их социально-экономических структур поразительно совпадают, имеют универсальный характер.

Компоненты культур обществ на стадии присваивающей экономики группируются в два крупных блока.

Пер в ый блок — структура кровно-родственных отношений — характеризуется бесконечной вариативностью элементов, неповторимостью их сочетаний, вот почему социальная организация первобытных племен сложна и во многом уникальна. Так, в социальной организации австралийских аборигенов имеется две основные структуры: система родства и система секций (частей племени: локальные наследственные группы, кланы, половины , фратрии и др.). В Австралии родственные отношения регулируют всю социальную жизнь аборигенов. Они хранят в своей памяти обширные родословные, и путем расспросов стари-

ков можно установить родословное дерево пяти или шести поколений данного племени, где точно будет указано родство каждого отдельного члена с другими. Обычно племя насчитывает несколько сот человек, и так как многочисленные браки совершаются в этих пределах, то при помощи родословных можно проследить родство, прямое или косвенное, близкое или далекое, между членами племени. Эти отношения регулируют также и взаимные отношения между членами племени: человек несет относительно брата своего отца совершенно другого рода обязанности, чем относительно брата матери или мужа сестры отца и т.д.