Рыцарская культура в средневековье

ВВЕДЕНИЕ

Этим текстом авторы продолжают задуманную серию учебных пособий  по истории западноевропейской средневековой  культуры. Первая часть этой серии  – «Культура варварского мира» - вышла в 2001 году. Предваряя раскрытие  образа и текстов культуры рыцарской  среды, следует оговорить, что понимается в пособии под понятиями «культура» и «культура рыцарской среды».

Начнем с того, что культура не являет собой лишь некий перечень известных литературных текстов, архитектурных  ансамблей и стилей, полотен живописи и образчиков скульптуры. Культура – это поток и одновременно система неких взаимосвязанных  артикулируемых и скрытых, не явленных смыслов, формирующихся в контексте  исторического бытия того или  иного социума и одновременно трансформирующих его. Поэтому нас  будет интересовать не столько внешнее  описание тех или иных ритуалов, литературных произведений и др. культурных текстов «рыцарской» Европы, сколько  смысловой алгоритм рождения и бытования  этих культурных текстов. Исходя из посылки о культуре как некоей целостной системе идей и образов, конституируемой процессами, происходящими в глубинных пластах бытия социума, авторы пособия ставят своей задачей показать культуру рыцарской среды средневекового Запада как взаимосвязанный стиль мышления и мироощущения, являющий себя как в повседневном, обыденном поведении, так и празднично-репрезентативном, как в визуальных образах замков, маргинальных рисунков и скульптур, так и словесных конструкциях поэтических текстов. В этом смысле преследуется двоякая цель – с одной стороны, такой подход сулит возможность проникнуть «вглубь» социокультурной ткани процессов, понять взаимосвязь интеллектуально-психологической оснастки культуры того или иного общества и его социальных практик, с другой стороны – увидеть органическую связь явлений культуры внешне разрозненных, дискретных, на деле представляющих некую целостность, явленную в образе и духе того, что принято именовать рыцарской культурой.

Ставя перед собой цель, показать данную целостность, авторы пособия  в качестве сверхзадачи видят  рассмотрение культуры рыцарской среды  как явления менявшегося во времени  и в пространстве, неоднородного  для различных рыцарских слоев  и групп. В этом смысле необходимо определиться с самим понятием «рыцарь». Как правило, оно используется в самом широком смысле этого слова для характеристики представителя военного сословия Средневековья, вне зависимости от имущественного положения, знатности, этнополитической принадлежности. Именно в таком расширительном смысле большей частью и будут трактоваться проблемы рыцарской культуры в пособии. Однако, совершенно очевидно, что смысловая наполненность культурных идеалов рыцарства на заре становления средневекового общества и на закате того, что именуют средневековой эпохой, существенно трансформировалась во времени. Равно как очевидно и то, что ценностные ориентиры рыцарского сословия варьировались в зависимости от групповой или национальной идентичности его носителей.

Менялся мир, пушечные выстрелы, прозвучавшие во время Столетней  войны в 1329 году в битве при  Камбре, явились символическим предзнаменованием утраты рыцарством монополии на военное дело. Бюргерское сословие, набирая силу, поставило под вопрос безусловность многих рыцарских установок сознания и поведения, которые в эпоху, именуемую вслед за Й. Хейзингой как «осень средневековья», вступили в диалогический конфликт с реалиями времени и олицетворявших их слоев. Трансформировавшийся мир европейской цивилизации, превращавшейся из Европы рыцарских замков в Европу городов, стимулировал приращение рациональности, «расколдовывание» многих сакральных понятий и ценностей. Эти процессы десакрализации мировидения европейского общества, образно обозначенные Ж. Ле Гоффом, как процесс спускания с небес на землю, повлекут за собой и изменение в ценностных ориентациях рыцарской среды. И, тем не менее, в снятом виде рыцарский идеал останется значимым ориентиром в духовной жизни европейского общества более поздних времен, причем не только в среде феодальной элиты. Во многих своих составляющих он будет воспринят растущим и богатеющим бюргерством, в трансформированном виде усвоен культурными традициями Нового и новейшего времени.

В рамках учебного пособия  невозможно воссоздать сколько-нибудь полную картину этих исторических мутаций, равно как невозможно показать все  ракурсы национальной специфики  культурных установок рыцарства. Все  это большие исторические проблемы, над которыми наверняка предстоит  большая научная работа исследователей. Авторы пособия лишь попытаются обозначить смысловую изменчивость культуры рыцарской среды, как в синхронии, так и в диахронии, концентрируя внимание на классической эпохе средневековья и на «классической» рыцарской среде, имея в виду, прежде всего французское, а точнее англо-французское рыцарство.

И, наконец, авторы пособия  надеются показать своеобразие культуры рыцарского сословия в контексте  тех процессов индивидуализации, расширения границ человеческой свободы, которые определяли специфику цивилизации средневекового Запада. Социоисторический интерьер бытования рыцарской культуры в западноевропейском обществе можно охарактеризовать как особо благоприятствовавший проявлению автономии личности. «Великие герцоги Запада» - термин, устоявшийся и хорошо известный историкам. За ним, равно как и за другим, хорошо известным фактом организации феодального сословия в Западной Европе, нашедшим выражение в формуле «вассал моего вассала – не мой вассал», скрывается своеобразие социально-психологического, политического и материального положения рыцарства в средневековом европейском обществе. Природа становления западноевропейской цивилизации была такова, что здесь создались некие важные предпосылки для обретения крупными феодальными магнатами большой земельной собственности, широкой военной и политической автономии, а также судебных прерогатив. Не будучи жестко связанными королевской или императорской властями, эти представители рыцарского сословия, являвшие его верхний этаж, элиту, задавали тон стилю жизни рыцарства, обусловливали полноту самовыражения, независимости «Я» его членов.

Оборотной стороной их свободы  явилась достаточно широкая автономия  мелкого рыцарства, имевшего возможность  лавировать, искать себе более выгодного  покровителя и получать за счет этого  особые писаные и неписаные возможности  материального и культурно-знакового  самоутверждения. Словом, уже на этапе  средневековой истории, военно-рыцарское  сословие на Западе сформирует те культурные установки, ценностная наполненность которых определялась мироощущением автономной личности. Вне смыслового контекста этих установок, равно как и установок бюргерского сознания, представителей возрожденческой интеллигенции, вряд ли возможно адекватное понимание истоков и природы европейского гуманизма, отличающегося ярко выраженным персонализмом, акцентированием индивидуальности человеческого «Я».

«Быть посвященным» – от milites темных веков к рыцарю классического средневековья

Рыцарство своими корнями  уходит в варварскую эпоху, что наложило существенный отпечаток на его мироощущение, образ жизни и культурные ценности. Об этих истоках проговариваются  рыцарские прозвища и геральдика. Генрих Лев, Альбрехт Медведь, Ричард Львиное  Сердце – имена известных исторических персонажей, которые не нуждаются  в дополнительных комментариях. «Воин-зверь», отчетливо просматриваемый по культурным текстам варварской Европы, не исчез  вместе с эпохой военной демократии и варварских королевств. Его ментальный след вполне ощутим и в рыцарском  культурном облике, несмотря на рафинированный характер рыцарского идеала. Последний служил регулятором поведения рыцаря, в основе которого лежала природная данность. Однако эта природная данность не являла собой некую константу. Социоисторический ландшафт бытования рыцарского сословия во многом определял как наработку определенных культурных идеалов, так и возможности моделей поведения его членов в соответствии или в разладе с этими культурными образцами.

Не следует забывать, что  рыцарь – это, прежде всего воин. Неслучайно многие авторы (например, Ж. Флори), отмечают, что в основе своей рыцарское сословие представляло собой так называемых milites – совокупность воинов. Именно так называли рыцарей в XII веке клирики. Профессиональная принадлежность вкупе с природной данностью и определили приоритет физической силы в рыцарских глазах. Рыцарь по определению должен был обладать данным достоинством. И дело не только в том, что рыцарь классического средневековья вынужден был нести на себе латы и оружие весом в 70-80 килограммов, что было под силу только очень сильному человеку. Образ жизни, технология военных действий того времени не могли не определить особую ценность мускульной силы, физической подготовки для рыцаря. Неудивительно, что воспитание рыцаря было в первую очередь подчинено задаче сделать из юноши сильного воина. Немецкий поэт Гартман фон Ауэ повторял поговорку каролингских времен: «Кто до двенадцати лет остается в школе, не садясь верхом, годится только на то, чтобы стать священником».

Подготовка такого воина  осуществлялась и регулировалась посредством  обычая, составлявшего обязательный элемент в жизни каждого представителя  этого сословия. Это обычай ученичества, когда до шестнадцати-двадцатитрехлетнего возраста юноши, начиная с десяти- двенадцати лет проходили соответствующую выучку под началом определенного наставника. Во Франции такой юноша назывался демуазо. Как правило, молодого человека отдавали в руки могущественного покровителя, при дворе которого существовало нечто вроде «рыцарской школы». В этой «школе» обучались военному мастерству и иным рыцарским доблестям сыновья вассалов того или иного сеньора, его протеже и менее состоятельные родственники. Лишь освоив соответствующие навыки воинской профессии – владение оружием (мечом и копьем), тактические приемы конного боя и т.д. – юноша мог быть посвященным в рыцари.

Обряд посвящения мог проходить  как в военное, так и в мирное время. Естественно, что церемония, проведенная на поле боя в канун  сражения или после него, приобретала  особый престиж в глазах участников этого культурного действа. Равно  как имело большое значение то, кто посвящал в рыцари. Так, например, французский король Франциск I пожелал получить посвящение в рыцари только из рук прославленного «рыцаря без страха и упрека» Пьера дю Терай Байяра. Его героизм и благородство были широко известны - в битве при Гарильяно он оборонял мост в одиночку против двухсот воинов, в своем последнем бою, получив смертельную рану, Байяр умер стоя, прислонясь к дереву и обратив лицо к противнику. Его настолько уважали даже враги, что дважды выпускали из плена без выкупа.

Посвящение в мирное время  приурочивалось к каким-либо знаковым событиям – религиозному празднику, свадьбе сеньора или правителя, рождению особы королевского рода и  т.д. Светской части обряда предшествовал  особый религиозный ритуал – исповедь, причастие и ночь размышлений  в часовне или церкви, который  должен был очистить посвящаемого от дурных помыслов, укрепить в вере, словом, подготовить его духовно к  вступлению в ряды воинов Христовых. Следует подчеркнуть, что и сам  ритуал непосредственного посвящения был исполнен сакрального характера и начинался с освящения оружия. Посвящаемый получал из рук своего наставника – «крестного отца» - меч и шпоры, кольчугу и шлем, копье и щит, облачался в них, прочитывал несколько молитв и клялся блюсти рыцарские заповеди. И, наконец, обряд завершался процедурой, получившей название «алап» или «коле» - символический удар по шее, наносимый рукой или посредством меча в ножнах. В идеале предполагалось, что это был первый и последний удар, который посвящаемый рыцарь оставлял без ответа.

Обращает на себя внимание особое, исполненное сакрального  смысла, отношение к оружию (прежде всего к мечу). Пришедшее из варварского  мира оно нашло свой расцвет в  среде средневекового рыцарства. Как  прежде, на клинке приносились торжественные  клятвы. Только теперь это были клятвы не во славу Одина, но во славу Христова дела, которому обязан был служить  рыцарь. Это нашло отражение в  существовании обычая (существовавшего  как в реальной жизни, так и  в эпической поэзии и рыцарских  романах) вделывать в эфес меча мощи святых

Отзвуки особого отношения  к оружию встречаем и в законодательстве – закон ограничивает пользование  мечом и копьем для простолюдинов. Например, в Германии в 1157 году странствующим  торговцам было разрешено иметь  меч в повозке или при седле. Однако во время остановок на постоялых  дворах они обязаны были отложить меч в сторону. Строго воспрещалось носить какое бы то ни было оружие презираемым, маргинальным группам – таким, как евреи.

Ношение и владение оружием  практически напрямую связывалось  с понятиями благородства и чести. Эта связь ощущалась на протяжении очень длительного периода времени. Уже на излете Средневековья, в середине XVI века Джироламо Музио в своем дуэльном трактате признает право рядового солдата, не-рыцаря, на поединок, поскольку оружие аноблирует (делает благородным) человека в случае, если военная профессия – его единственное занятие в мирное и военное время

Традиция рыцарских  турниров

И после посвящения в рыцари повседневная жизнь воина представляла собой непрерывный тренинг физических и воинских достоинств. Охота и  турнир являлись своеобразными культурными  субститутами сражений, способствовавшими  приращению соответствующих навыков  и самоутверждению рыцаря в собственных  глазах и глазах окружающих. Сражение с раненным вепрем или медведем было столь же опасным, как и единоборство с вооруженным врагом. Кроме того, преследование диких зверей развивало искусство верховой езды, необходимое рыцарю.

Турниры также способствовали совершенствованию воинского искусства  рыцаря, не говоря уже о том, что  создавали благоприятную возможность  блеснуть личной отвагой, быть замеченными  и помимо всего прочего добиться материального вознаграждения, подтверждающего  рыцарскую доблесть. Изначально это  были полувоенные поединки. В них  четко прослеживались основные цели такого состязания: самоутверждение  воина и захват добычи. Схватка  велась, как правило, оружием, не отличавшимся от боевого, причем допускались практически  любые виды вооружения, вплоть до луков  и арбалетов. Господствовала массовая схватка. Побежденный лишался всего вооружения и коня в пользу победителя. Нередко побежденный на турнире становился пленником своего удачливого соперника и, как в условиях настоящей феодальной войны, обязан был заплатить выкуп.