Адресаты любовной лирики Лермонтова: восхитительная Варенька Лопухина

Адресаты любовной лирики

Восхитительная Варенька Лопухина

Варвара Александровна Лопухина – одна из самых глубоких сердечных  привязанностей М.Ю.Лермонтова. Пережив  бурное увлечение Н.Ф.Ивановой, поэт в 1831 встретился в близкой ему  семье Лопухиных с младшей  сестрой своего друга Алексея  – Варенькой.

Весной 1832 года компания молодежи с Поварской, Большой и Малой  Молчановки собралась ехать в  Симонов монастырь ко всенощной  — молиться, слушать певчих, гулять. Солнце склонялось к Воробьевым горам, и вечер был прекрасный. Уселись  на длинные линейки, запряженные  в шесть лошадей, и тронулись  вверх по Арбату веселым караваном. Случайно во время этой поездки Лермонтов  оказался рядом с Варенькой Лопухиной. Минувшей зимой шестнадцатилетнюю  Вареньку привезли в Москву на «ярмарку невест». Она только одну зиму выезжала и еще не успела утратить ни свежести деревенского румянца, ни сельской естественности и простоты. Это делало ее не похожей  на московских барышень, у которых  все было рассчитано: каждый жест, поза, улыбка.

Варенька была пылкая, восторженная, поэтическая натура. Сельское уединение  и чтение романов сделали ее мечтательной. Но эта мечтательность умерялась  природной живостью, веселостью и  общительностью. Свою склонность помечтать  она не выказывала, а, наоборот, стыдилась  как слабости. Была блондинка с  черными глазами. Это придавало  ей особую прелесть. Каждая перемена настроения, мимолетное чувство и мелькнувшая  мысль отражались на ее подвижном  лице.

В минуты внутреннего подъема  оно становилось прекрасным, а  порой Варенька могла показаться совсем некрасивой.

В ней была обаятельная  простота, свойственная глубоким и  цельным натурам. Она была всеобщей любимицей.

«Будучи студентом, - пишет  А.П. Шан-Гирей,- Лермонтов был страстно влюблён ... в молоденькую, милую, умную, как день, и в полном смысле восхитительную Лопухину; это была натура пылкая, восторженная, поэтическая и в высшей степени  симпатичная.... Как теперь помню  ее ласковый взгляд и светлую улыбку: ей было лет пятнадцать-шестнадцать, мы же были дети и сильно дразнили ее, у ней на лбу чернелось маленькое  родимое пятнышко, и мы всегда приставали к ней, повторяя: «у Вареньки родинка, Варенька уродинка», но она , добрейшее  создание, никогда не сердилась. Чувство  к ней Лермонтова было безотчётно, но истинно, сильно, и едва ли не сохранил он его до самой смерти своей»

С тех пор, как мне явилась  ты,

Моя любовь – мне оборона

От гордых дум и суеты…

Она была одних лет с  поэтом, и это было, между прочим, причиной многих страданий для Лермонтова, потому что Варенька по годам своим  была членом общества, когда ровесник ее, Мишель, все еще считался ребенком. Характер ее, мягкий и любящий, увлекал  его. Он, сопоставляя себя с нею, находил  себя гадким, некрасивым, сутуловатым  горбачом: так преувеличивал он свои физические недостатки. В неоконченной юношеской повести он в Вадиме выставлял себя, в Ольге – её.

Переезд Лермонтова в 1832 в  Петербург и зачисление в школу  юнкеров помешали обоюдному чувству  развиться, а военная служба и  светские увлечения на время заслонили  образ любимой девушки. Однако Лермонтов  не переставал интересоваться судьбой  Вареньки. Вот одно из писем Лермонтова к М.А. Лопухиной, сестре Вареньки: «Мне бы очень хотелось задать вам небольшой  вопрос, но не решаюсь начинать. Коли догадываетесь – хорошо, а нет  – значит, если б я задал вопрос, вы не могли бы на него ответить…» На что М.А. Лопухина, мгновенно догадавшись, отвечает: «Поверьте, я не утратила способности вас понимать… Она  хорошо себя чувствует, выглядит довольно веселой…»

Между тем молчание Лермонтова заставило Варвару Александровну, вероятно, под влиянием родителей  в 1835 году выйти замуж за Н.Ф.Бахметева, человека не молодого. По-видимому, решение  это некоторым образом было связано  со слухами о романе Лермонтова с  Сушковой; с другой стороны, и жестокая развязка этого романа (история с  анонимным письмом), возможно, имеет  отношение к известию о скором замужестве Вареньки. Лермонтов тяжело пережил эту, по его мнению, измену любимой женщины, и горечь утраченной любви надолго окрасила его творчество. Фамилию ее по мужу он не признавал. Посылая ей в 1840 или 1841г новую переделку поэмы «Демон», он в посвящении к поэме из поставленных переписчиком букв В.А.Б. несколько раз перечеркивает Б. и ставит Л.

Последний раз они видятся  мимолетно в 1838г, когда Варвара  Александровна проездом за границу  посещает вместе с мужем Петербург, а Лермонтов в это время  служит в Царском Селе.

Лопухиной Лермонтов посвятил множество стихов, например стихотворение 1832г:

Мы случайно сведены судьбою,

Мы себя нашли один в  другом,

И душа сдружилася с душою,

Хоть пути не кончить им вдвоём!

Так поток весенний отражает

Свод небес далекий  голубой

И в волне спокойной  он сияет

И трепещет с бурною волной.

Будь, о будь моими небесами,

Будь товарищ грозных  бурь моих;

Пусть тогда гремят они  меж нами,

Я рожден, чтобы не жить без  них.

Я рожден, чтоб целый мир  был зритель

Торжества иль гибели моей,

Но с тобой, мой луч-путеводитель,

Что хвала иль гордый смех людей!

Души их певца не постигали,

Не могли души его любить,

Не могли понять его  печали,

Не могли восторгов  разделить.

Это стихотворение выделяется просветленным настроением. Идеальный  образ любимой женщины служит поэту единственной отрадой. Однако надежда найти счастье в любви  несбыточна, поэтому Лермонтов и  говорит о невозможности общего пути, он предчувствует другой исход, уготованный ему судьбой.

Еще одно стихотворение этого  же года – «Оставь напрасные заботы». Одно из немногих, в котором лирический герой уверен в ответном чувстве. Образ чистой, неохлажденной души проходит через все стихотворение. Однако даже взаимная любовь не приводит к гармонии, потому что душа самого поэта во всем разуверилась и ничем  не дорожит. Это стихотворение было положено на музыку К.Д. Агреневым-Славянским и А.Ф. Пащенко.

С именем Лопухиной связано  стихотворение «Нет, не тебя так  пылко я люблю» (1841), адресованное, вероятно, Е.Г.Быховец. В этом стихотворении  воспоминания о прошлой любви  сильнее впечатлений настоящего, власть прежнего чувства реальнее «блистанья» новой «красы». Но первая фраза сразу создает впечатление давно идущего диалога между лирическим героем и присутствующей в данный момент собеседницей. Она, несмотря на то что отвергается героем, втянута в круг его переживаний, доля «пылкости» чувства передается и ей.

Нет, не тебя так пылко  я люблю,

Не для меня красы твоей  блистанье;

Люблю в тебе я прошлое  страданье

И молодость погибшую мою.

Когда порой я на тебя смотрю,

В твои глаза, вникая долгим взором:

Таинственным я занят  разговором,

Но не с тобой я сердцем  говорю.

Я говорю с подругой юных дней,

В твоих чертах ищу черты  другие,

В устах живых уста давно  немые,

В глазах огонь угаснувших очей.

Miss BLACK EYES – Екатерина Сушкова

История отношений Лермонтова и Е.А.Сушковой – достаточно значительный "сюжет" в личной и литературной биографии поэта. Лето и начало осени 1830 г., проведенные Лермонтовым в  имении Столыпиных Середникове в  тесном общении с московской кузиной  Сашенькой Верещагиной и её близкой  приятельницей Катей Сушковой, отмечено интенсивностью творческого развития поэта: поэтические создания этой поры – заметная веха в становлении  его художественной индивидуальности.

Конец 1834-начало 1835 г. – время  новой встречи Лермонтова и Сушковой в Петербурге – тоже весьма значительный эпизод в творческой биографии поэта, связанный с созданием оставшейся незавершенной повести "Княгиня  Лиговская". У Сашеньки Верещагиной  Сушкова познакомилась с Лермонтовым, который жил также по соседству: " У Сашеньки встречала я в  это время её двоюродного брата, неуклюжего, косолапого мальчика лет  шестнадцати или семнадцати, с  красными, но умными, выразительными глазами, со вздернутым носом и язвительно-насмешливой  улыбкой". Первоначальное их знакомство произошло, по-видимому, ранней весной 1830 г.: Сушкова помнила, как Мишель "радовался" и "торжествовал", когда получил приз на пансионском  экзамене. Это было 29 марта 1830г., итак, начало увлечения пятнадцатилетнего  мальчика "петербургской модницей", как шутя аттестовала Сушкову  Верещагина, следует отнести к  ранней весне этого года. Разница  в возрасте составляла, таким образом, два года с небольшим; разница  в общественном положении, предопределенная ею, была гораздо больше. " Мне  восемнадцать лет, - говорит Сушкова  Лермонтову,- я уже две зимы выезжаю  в свет, а Вы ещё стоите на пороге этого света и не так-то скоро  его перешагнёте".

Следуя за рассказом Сушковой, мы должны считать, что её знакомство с Лермонтовым в Москве продолжалось несколько месяцев: до поздней весны  или начала лета, когда начался  разъезд в подмосковные имения. В  это время ещё ни о каком  цикле стихов нет речи; Лермонтов  для Сушковой – маленький "кузен" Верещагиной, добровольный паж, который  носит её шляпку и зонтик и теряет её перчатки. К её удивлению, Сашенька однажды говорит ей: “Как Лермонтов  влюблен в тебя!”.

Одно стихотворение из числа посланных Лермонтовым  позднее Сушковой относится, впрочем, к этому периоду. Это "Весна"- первое печатное стихотворение поэта, появившееся в " Атенее" в сентябре 1830 г. под анаграммой. Трудно сказать, имелась ли в нем в виду именно Сушкова, или оно было затем послано "к случаю": лирическая ситуация в нем совершенно традиционна. Вместе с тем оно вполне соответствовало и ситуации реальной; насмешки старших девушек над юностью поклонника вполне могли вызвать с его стороны такого рода поэтическую "месть":

Мечтанье злое грусть лелеет

В душе неопытной моей.

Гляжу, природа молодеет,

Но молодость лишь только ей;

Ланит спокойных пламень  алый

С собою время уведет,

И тот, кто так страдал, бывало,

Любви к ней в сердце не найдет.

Прервавшееся на время  знакомство возобновляется уже летом 1830 г. в Середникове. Собственно с  этого времени только и можно  говорить о взаимоотношениях Лермонтова и Сушковой, которые стали позже  зерном любовной интриги, а теперь дали начало лирическому циклу. Именно в  это время Сушкова "предсказывает" Е.А. Арсеньевой «великого человека в косолапом и умном мальчике». Первые стихи «сушковского цикла» лишены каких-либо связей с Байроном. Сушкова  рассказывала, что первое стихотворение, адресованное ей, она получила от Лермонтова при отъезде из Середникова в  Москву, 12 августа 1830г. Это было стихотворение  «Черноокой» (Лермонтов шутливо  называл Сушкову miss Blak eyes), содержавшее  полупризнание в любви и как  бы отмечавшее начальную фазу развивающегося чувства. Сила любви героя передана через противопоставление «рай –  ад». Все стихотворение построено  на одной и той же рифме: «очи-ночи».

Много звезд у летней ночи;

Отчего же только две у  вас,

Очи юга! черны очи!

Нашей встречи был недобрый час.

Кто ни спросит, звезды ночи

Лишь о райском счастье  говорят;

В ваших звездах, черны  очи,

Я нашел для сердца рай  и ад.

Очи юга, черны очи,

В вас любви прочел я  приговор,

Звезды дня и звезды ночи

Для меня вы стали с этих пор!

Сушкова приняла стихи  благосклонно, и юный поэт поспешил откликнуться («Благодарю!...Вчера мое  признанье И стих мой ты без  смеха приняла...»). Слово «Благодарю»  повторяется четыре раза и в последней  строфе звучит особенно по-лермонтовски: «надеждам и мечтам», которые  еще живы в душе поэта, он предпочитает истину, хоть и лишенную всякой надежды.

Следующие стихи («Зови надежду  сновиденьем») содержали уже прямое признание, как известно не встретившее  ответа. Тогда пишется «Нищий», ведущий  мотив этого стихотворения –  неразделенная любовь: «Так чувства  лучшие мои Обмануты навек тобою!».

У врат обители святой

Стоял просящий подаянья

Бедняк иссохший, чуть живой

От глада, жажды и страданья.

Куска лишь хлеба он просил,

И взор являл живую муку,

И кто-то камень положил

В его протянутую руку.

Так я молил твоей любви

С слезами горькими, с тоскою;

Так чувства лучшие мои

Обмануты навек тобою!

Интересна история создания этого стихотворения. Однажды несколько  семей, проводящих лето в Середникове, в том числе Арсеньева с  внуком, Столыпины, Верещагины и Сушковы, отправились в Троицко-Сергеевскую  лавру. На паперти стоял нищий, в  руку которого кем-то был положен  камень. Так возникла развернутая  метафора, которую Лермонтов использует в стихотворении как символ человеческого  равнодушия и глухоты.

Следующая группа, в которую  входят «Стансы» («Взгляни, как мой  спокоен взор»), «У ног других не забывал» и «Когда к тебе молвы  рассказ» есть своего рода кульминация  эмоционального напряжения. Эти стихи  пишутся не сразу после первой группы, а спустя некоторое время, когда Лермонтов услышал от Верещагиной  о светских успехах предмета своей  страсти. Рассказы Верещагиной вызывали в Лермонтове чувства обиды и  ревности. Об этих чувствах Лермонтов  говорил Сушковой в «Стансах»(«  Взгляни, как мой спокоен взор»). Перерабатывая это стихотворение, он рисует на полях тетради красивую девушку с большими черными глазами, длинными черными волосами и гордой осанкой.

Стихотворение «Когда к тебе молвы рассказ», которое Лермонтов  дарит Сушковой,, содержало упрек  и, как говорила она в «Записках», «грозно предвещало» ей будущее:

Когда к тебе молвы рассказ

Мое названье принесет

И моего рожденья час

Перед полмиром проклянет,

Когда мне пищей станет кровь,

И буду жить среди людей,

Ничью не радуя любовь

И злобы не боясь ничьей:

Тогда раскаянья кинжал

Пронзит тебя...

Таким образом, в «сушковском  цикле» стихов можно отметить две  группы. Более ранние, написанные в  Середникове, представляют собою традиционную любовную лирику с признаниями в  пылкой страсти и с элегическими мотивами. Вместе с тем они являются и лирическим дневником. Вторая группа стихов отличается от первой своим  более обобщенным характером. В отличие  от первой группы, которая в дальнейшем у Лермонтова не варьируется и  не перерабатывается, эта вторая содержит такие лирические мотивы и темы, которые затем перейдут в позднюю  лермонтовскую лирику. Душевный опыт, отложившийся в них, выходит далеко за пределы конкретной ситуации. Эти  стихи есть определенная ступень  самосознания личности, связь же их с байроновским циклом, посвященным  Мэри Чаворт, является, помимо всего  прочего, важным подтверждением правдивости  рассказа Сушковой о том, что именно она была их непосредственным адресатом.