Альбер Камю

Механическое соседствует  в  «Постороннем» с комическим, что еще более подчеркивает отчуждение героя от окружающего: распорядитель  процессии - «маленький человек в  белом одеянии», Перес - «старичок  актерской внешности», нос Переса - «в черных точках», у него «огромные  дряблые и оттопыренные уши, к  тому же багрового цвета». Перес  суетится, срезает углы, чтобы поспеть  за сопровождающими гроб. Его трагикомический  вид контрастирует с преисполненной достоинства внешностью директора приюта, столь же нелепого в своей нечеловеческой «официальности». Он не делает не единого лишнего жеста, даже не вытирает пот со лба и с лица». (4, 172)

3.4. Но Мерсо как непричастен,  отрешен от происходящего на  его глазах действа, обряда  похорон. Ему чужда эта ритуальность, он просто исполняет обязанность,  всем своим видом показывая,  что он делает именно это,  не пытаясь даже скрыть свой  отрешенный, безразличный взгляд. Но  отрешенность Мерсо носит избирательный  характер. Если сознание героя  не воспринимает социальный ритуалы,  то оно очень живо по отношению  к миру природы. Герой воспринимает  окружающее глазами поэта, он  тонко чувствует  краски, запахи  природы, слышит едва уловимые  звуки. Игрой света, картиной  пейзажа, отдельной деталью вещного  мира Камю передает состояние  героя. Здесь Мерсо - самозабвенный  поклонник стихий - земли, моря, солнца. Пейзаж также таинственным образом  связывает сына с матерью. Мерсо  понимает привязанность матери  к местам, где она любила гулять. (2, 356)

Именно благодаря природе  возобновляется связь между людьми - обитателями приюта, - которая непостижимо  рвется в быту.

3.5. Во второй части повести  происходит перестановка жизненных  сил героя и перелицовка его  заурядной, обыденной жизни в  житие злодея и преступника.  Его называют нравственным уродом, так как он пренебрег сыновним  долгом и отдал мать в богадельню. Вечер следующего дня, проведенным  с женщиной, в кино, в зале суда  истолковывают как святотатство; то что он был на короткой  ноге с соседом, у которого  было не слишком чистое прошлое,  свидетельствует о том, что  Мерсо был причастен к уголовному  дну. В зале  заседаний подсудимых  может отделаться от ощущения, что судят кого-то другого,  кто отдаленно смахивает на  знакомое ему лицо, но никак  не на его самого. И Мерсо  отправляют на эшафот, в сущности, не за совершенное им убийство, а за то, что пренебрег лицемерим,  из которого соткан «долг». (4, 360)

3.5.1. Создается впечатление,  что суд над Мерсо происходит  не за физическое преступление - убийство араба, а за нравственное  преступление над которым не  властен земной суд, суд человека. В этом человек - сам себе  судья, только сам Мерсо должен  был ощутить меру ответственности  за содеянное. А вопрос о  том, любил ли Мерсо свою  мать не должен был открыто  обсуждаться, дебатироваться в  зале суда, а тем более самым  веским доводом для вынесения  смертного приговора. Но для  Мерсо не существует абстрактного  чувства любви, он предельно  «заземлен» и живет ощущением  настоящего, быстротекущего времени.  Доминирующим влиянием на натуру  Мерсо являются его физические  потребности, именно они определяют  его чувство.

Следовательно, слово «любить» для «Постороннего»  не имеет  никакого смысла, так как принадлежит  к словарю формальной этики, он знает  о любви лишь то, что это смесь  желания, нежности и понимания, соединения его с кем-нибудь». (4, 180)

3.5.2. «Постороннему» не  чужд разве что вкус к телесным  «растительным» радостям, потребностям, желаниям. Ему безразлично почти  все, что выходит за пределы  здоровой потребности в сне,  еде, близости с женщиной. Это  подтверждается тем, что на  следующий день после похорон  он отправился купаться в порт  и встретил там машинистку  Мари. И они спокойно плавают  и развлекаются и, в частности  Мерсо, не испытывает никаких  угрезений совести, которые должны  были естественно возникнуть  у него по поводу смерти  матери. Его индиффирентное отношение к этому переломному в жизни каждого человека момента и составляет постепенно нагнетающееся чувство абсурда на первый взгляд реального произведения.

3.5.3. Итак бездумно, не зная  цели, отрешенный Мерсо бредет  по жизни, глядя на нее, как  человек абсурда.

В преступлении Мерсо решающими  являлись силы природы, которым Мерсо  так поклонялся. Это «нестерпимое», палящее солнце, которое делало пейзаж бесчеловечным, гнетущим. Символ мира и покоя - небо становится враждебным человеку, являет собой соучастника, пособника в преступлении.

Пейзаж здесь, то есть на арене  преступления, и раскаленная равнина, и замкнутое пространство, где  Мерсо отдан во власть жестоких лучей  солнца и откуда нет выхода, поэтому  главный герой чувствует себя в западне, пытаясь прорваться сквозь эту пелену и безысходность. Враждебная стихия испепеляет тело и дух Мерсо, создает атмосферу рокового насилия, затягивает жертву в свою бездну, откуда нет пути назад. В аллегорическом смысле солнце стает палачем Мерсо, насилует его волю. Мерсо чувствует  себя на краю безумия (данный момент является характерной чертой человека в произведениях  модернистов). Чтобы вырваться из круга насилия и зля нужен  взрыв, и он происходит. И взрыв  этот - убийство араба.

Сцена убийства араба является поворотным моментом в композиции «Постороннего». Эта глава делит роман на две  равные части, обращенные одна к другой. В первой части - рассказ Мерсо  о его жизни до встречи с  арабами на пляже, во второй - повествование  Мерсо о своем пребывании в  тюрьме, о следствии и суде над  ним.

«Смысл книги,  писал  Камю, - состоит исключительно в  параллелизме двух частей». Вторая часть - это зеркало, но такое, которое искажает до неузнаваемости правду Мерсо. Между  двумя частями «Постороннего» - разрыв, вызывающий у читателей чувство  абсурда, диспропорция между тем, как  Мерсо видит жизнь и как  ее видит судьи, становиться ведущей  ассиметрией в художественной системе  «Постороннего». (1, 332)

3.5.4. В зале суда следователь  яростно навязывает Мерсо христианское  покаяние и смирение. Он не  может допустить  мысли, что  Мерсо не верит в Бога, в  христианскую мораль, единственной  моралью для него действенной  и справедливой является рацио  и окружающие его явления и  процессы. Он не верит в то, что нельзя проверить, увидеть,  ощутить. Поэтому в зале суда  Мерсо предстоит в личине Антихриста. И вот звучит приговор: «председатель  суда объявил в довольно странной  форме, что именем французского  народа мне на городской площади  будет отрублена голова». (1, 359)

В ожидании казни Мерсо  отказывается от встречи с тюремным священником: духовник - в стане его  противников. Отсутствие надежд на спасение вызывает неодолимый ужас, страх смерти неотступно преследует Мерсо в тюремной камере: он думает о гильотине, об обыденном  характере экзекуции. Всю ночь, не смыкая глаз, узник ждет рассвета, который  может быть для него последним. Мерсо  бесконечно одинок и бесконечно свободен, как человек у которого нет  завтрашнего дня.

Загробные надежды и утешения не поняты и не приемлемы для Мерсо. Он далеко от отчаяния и верен земле, за пределами которой ничего не существует. Тягостная беседа со священником  заканчивается внезапным взрывом  гнева Мерсо. В жизни царствует  бессмысленность, никто не в чем  не виноват, или же все виноваты во всем.

Лихорадочная речь Мерсо, единственная на всем протяжении романа, где он раскрывает душу, как будто  очистила героя от боли, изгнав всякую надежду. Мерсо чувствовал отрешенность от мира людей и свое родство с  бездуховным и как раз, поэтому  прекрасным миром природы. Для Мерсо  уже нет будущего, есть лишь сиюминутное  настоящее.

Круг горечи в финале романа замкнулся. Затравленный всесильной механикой  лжи «Посторонний» остался со своей правдой. Камю, видимо, хотел, чтобы каждый поверил, что Мерсо  не виновен, хотя он и убил незнакомого  человека, и если общество послало  его на гильотину, значит совершило  оно преступление еще более страшное. Жизнь в обществе организована не праведно и бесчеловечно. И Камю-художник немало делает чтобы внушить доверие  к негативной правде своего героя. (4, 200)

3.5.5. Существующий косный  миропорядок подталкивает Мерсо  к желанию уйти из жизни,  так как он не видит выхода  из сложившегося порядка вещей.  Поэтому последним словом романа  все-таки остается «ненависть».

В судьбе Мерсо ощущается  абсурд: молодой и влюбленный в  «яства земные», герой не мог найти  ничего, кроме бессмысленной работы в какой-то конторе; лишенный средств, сын вынужден поместить свою мать в богадельню; после похорон он должен скрывать радость близости с  Мари; судят его не за то, что он убил (об убитом арабе по существу речи нет), а зато, что он не плакал на похоронах  своей матери; на пороге смерти ему  навязывают обращение к богу, в  которого он верует.

ВЫВОД. Вклад Камю в мировую  литературу, раскрытие «экзистенциалистической» личности при создании «Постороннего»

4.0. Выходя за пределы  понятий, которые были нужны  Камю для создания экзистенциалиского  типа «невиновного героя», мы  сталкиваемся с вопросом: можно  оправдать убийство только на  том основании, что произошло  оно случайно? Концепция абсурда  не только уживала художественное  видение писателя, но и не освобождала  героя от присущего ему порока  нравственной индиффирентности. В  трактате «Человек блуждающий»  Камю строго оценит то, что  со временем ему прийдется  преодолевать. Чувство абсурда если  пытаться извлечь из него правило  действия, делает убийство по  меньшей мере безразличным и,  следовательно, возможным. Если  не во что верить, если ни  в чем нет смысла и нельзя  утверждать ценность чего бы  то ни было, то все допустимо  и все неважно Нет «за» и  «против», убийца ни прав ни  неправ. Злодейство или добродетель  - чистая случайность или прихоть» .

В «Постороннем» Камю сделал попытку встать на защиту человека. Он освободил героя от фальши, если вспомнить, что свобода для Камю - это «право не лгать». Чтобы выразить чувство абсурда, у него самого достижение высшей ясности, Камю создал типичный образ эпохи тревог и разочарований. Образ Мерсо жив и в сознании современного французского читателя, для молодежи эта книга служит выражением их бунта.

И вместе с тем Мерсо - это  свобода бунтаря, замкнувшего вселенную  на самом себе. Окончательной инстанцией и судьей остается определенный человек, для которого высшим благом является жизнь «без завтрашнего дня». Борясь с формальной моралью, Камю поставил алжирского клерка «по ту сторону  добра и зла». Он лишил своего героя человеческой общности и живого проживания морали. Любовь к жизни, поданная в ракурсе абсурда, слишком  очевидно вызывает смерть. В «Постороннем» нельзя не почувствовать движение Камю вперед: это жизнеутверждающий отказ от отчаяния и упорная тяга к справедливости.

Работая над романом Камю уже решил проблему свободы в  ее связи с проблемой правды.