Анализ стихотворения Джима Моррисона «Angels and Sailors»

     Так, в первой строфе стихотворения «Angels and Sailors» идёт описание затишья после бурной летней вечеринки 1960-х (посетителем которых так часто бывал сам Моррисон), когда все уже обессилели и уснули. В первых шести строках (пять из которых состоят из 1–2 слов) поэт пытается приблизительно воссоздать обстановку места действия. У читателя складывается ощущение присутствия на заднем дворе чьего-то дома среди палаток (возведённых, вероятно, для ночёвки гостей) и роскошных машин: «Angels and sailors, / rich girls, / backyard fences, / tents, / Dreams watching each other narrowly, / soft luxuriant cars» («Ангелы и моряки, / богатые девушки, / палатки на задних дворах, / Сны, пристально следящие друг за другом, / роскошные автомобили»).

     Далее в этой же строфе рассказывается о  том безумии, которое предшествовало этому затишью, события самой вечеринки, переходящей в оргию: «Girls in garages, / stripped out to get liquor and clothes / half gallons of wine and six-packs of beer. / Jumped, humped, born to suffer, / made to undress in the wilderness» («Девочки в гаражах / раздевались, поглощая / по полгаллона вина и шесть ящиков пива. / Прыгали, извивались, они рождены, чтобы страдать, / отсутствие одежды – их повседневный наряд»). Эти строки можно связать с названием произведения: внешне девушки, о которых ведёт речь лирический герой⁵, настолько красивы, что кажутся ангелами; но по своему поведению они скорее напоминают разгульных матросов, о которых сложился стереотип дебоширов и пьяниц.

     В первой строфе с прописной буквы начинаются только те строки, в которых содержатся главные элементы повествования. Остальные начинаются со строчной буквы и содержат либо второстепенный элемент, либо описание основного элемента предыдущей строки. Также в первой строфе после каждой законченной мысли стоит точка, что создаёт плавный, умеренный темп повествования.

     Во  второй строфе лирический герой обращается к девушке, с которой он познакомился на этой вечеринке, а, скорее всего, к  той первой попавшейся, которая проснулась ночью рядом с ним (ведь, по его  мнению, все они абсолютно одинаковые). Смысл его слов в том, что у них никогда не будет никаких отношений, хотя девушка только об этом и мечтает, так как Моррисон был рок-звездой и она, как и все остальные, слепо боготворила его. Но Джим любил одну единственную, которая была с ним, несмотря ни на что, в течение всей своей жизни. Он просто хотел бы высказаться той пустышке, о том, какой он на самом деле: «I will never treat you mean / Never start no kind of scene / I'll tell you every place and person that I've been» («Я никогда не приласкаю тебя, / И никогда не устрою сцен ревности, / Я покажу тебе все места, где я бывал, и всех людей, которыми я был»).

     Третья  строфа начинается строками «Always a playground instructor, never a killer / Always a bridesmaid on the verge of fame or over» («Всегда воспитательница в детском садике / Или подружка невесты на грани славы / Убийца – никогда»). Здесь Джим хочет сказать, что вообще по своей натуре он человек тонкий и ранимый. Эта тема также проявляется в другом стихотворении Моррисона «As I Look Back» («Оглядываясь на прошлое»), где он называет себя «настоящим лидером, поэтом, Шаманом, но с душой клоуна» («A natural leader, a poet, a Shaman, with the soul of a clown»)⁶. Далее Моррисон, видимо, рассказывает о своих похождениях, к которым все так привыкли, о том, как он соблазнял девушек, не зная ровным счётом ничего о них, даже их имён. Он считал себя Змеем-искусителем, и этот образ встречается во многих его стихотворениях и песнях («Lions In The Street», «The End» и др.): 

     «The snake was pale gold

     Glazed & shrunken.

     We were afraid to touch it.

     The sheets were hot dead prisons.

     Now, run to the mirror in the bathroom,

     Look!

     I can't live thru each slow century of her moving.

     I let my cheek slide down

     The cool smooth tile

     Feel the good cold stinging blood

     The smooth hissing snakes of rain...»

     from «Celebration Of The Lizard» – «Lions In The Street» 

     Моррисон  считал себя предводителем этих змей и видел отражающегося в зеркале Ящера. Недаром он наградил себя титулом «The Lizard King» («Король Ящериц») в своей песне «Not to Touch the Earth» («Не касаться земли»), текст которой вошёл в поэму «Celebration of the Lizard» («Празднование Ящерицы»): «I’m the Lizard King, / I can do anything» («Я Король Ящериц, / Я могу всё»).

     Но  откуда же взялся этот образ змея-искусителя? На наш взгляд, чтобы ответить на этот вопрос нужно обратиться именно к дионисийству. Помимо быка как основного животного, символически связанного с культом Диониса, в мифах в связи с этим богом фигурируют хищные кошки вроде гепардов и львов, медведи, а также змеи. По-видимому, образ Змея показался Моррисону самым привлекательным и зачаровывающим. 

     «Когда  же приспел ему срок,

     Рогоносного бога родил он [Зевс],

     Из  змей венок ему сделал,

     И с той поры этой дикой добычей

     Обвивает  менада чело».

     Еврипид «Вакханки». 

     Согласно  мифам, Дионис путешествовал по Египту, Индии, Малой Азии, пересёк Геллеспонт, попал во Фракию, а оттуда добрался до родных Фив в Греции. В мифе о его воспитании, Дионис был переодет в девочку; он всё время окружён женщинами, начиная от воспитательниц нимф, и заканчивая его постоянными спутницами, поклоняющимися ему менадами и вакханками, названными так в соответствии с его вторым именем «Вакх». Куда бы ни приходил этот бог, он всюду учил людей выращивать виноград, но Дионису сопутствовали безумие и насилие. Согласно одним мифам, Диониса свела с ума ненавидящая его Гера (Гера – супруга Зевса, а Дионис внебрачный сын громовержца), он даже совершал убийства в состоянии безумия. По другим версиям, он сам сводил с ума тех, кто отвергал его, и не признавал в нём бога. В Аргосе Дионис поверг женщин в безумие. Они бежали в горы с грудными младенцами на руках и стали пожирать их мясо. Со временем Грецию захлестнула волна культа, в котором не было место рассудку, в котором отступали все правила, нарушались запреты, в котором больше не было города с его законами, а было лишь экстатическое единение с мирозданием, где всё кружилось в безумном танце: небо и земля, звери и люди, жизнь и смерть, боль и наслаждение. Празднества в честь Диониса, т.н. оргии, чем-то схожи по описанию с шабашем ведьм: во время празднеств рекой текло вино, возбуждающее все чувства человека, бодрящее, раскрепощающее, звучала ритмичная музыка, танцовщики исполняли танцы, которые вкупе с экзальтацией всех чувств и удивительной музыкой доводили участников до состояния эйфории и экстаза, граничащего с безумием.

     В конце концов, культ Диониса заполнил всю Грецию к VIII–VII вв. до н.э. Но культ, преследовавший целью освободить душу от всего бренного, соединить её в экстазе с вселенной и доказать бессмертие души, всё больше скатывался в безумные оргии и безудержный разгул страстей и инстинктов.

     Здесь уместно провести параллель с тем, что творилось на концертах «The Doors»: зрители буквально сходили с ума, срывали с себя одежду, выбегали на сцену, чтобы прикоснуться к своему идолу. Джим Моррисон, как и Дионис, хотел путешествовать по миру и учить людей, раскрывать им глаза, дарить их душам бессмертие, доводя слушателей до исступления. Однако созданный самим поэтом образ оказался настолько сильным, что, вероятно, оказал негативное влияние на его творчество.

     Таким образом, как в стихотворении  «Angels and Sailors», так и на протяжении всего творчества, Моррисон хотел показать им свой внутренний мир, чувствительность и восприимчивость души. Однако, вновь столкнувшись с непониманием, Джим стал искать убежища от реального мира.

     Далее лирический герой повествует о том, как другие люди (в том числе  и девушки, о которых упоминалось  ранее) докатились до жизни, описанной  в стихотворении. В строках «Poor boys thighs and buttock scarred by a father's belt» («Бедные мальчики, бёдра и ягодицы которых покрыты рубцами от отцовского ремня») – на наш взгляд, выражена мысль о том, как запреты, условности и жестокость окружающего мира приводят ранимых, податливых молодых людей к наркотикам. Причина этого – в проблеме отцов и детей. По мнению поэта, родители слишком многого требуют от своих чад, зачастую перегибая палку и не замечая, как их сын или дочь попадает под иное влияние. У самого Моррисона было трудное детство: как известно, ещё в юном возрасте Джим ушёл из дома.

     Далее появляется образ парня девушки-собеседницы лирического героя, который «скончался в машине, одурев от игр со смертью» («Story of her boyfriend, of teenage stoned death games / Handsome lad, dead in a car»). Вероятно, это тема передозировки наркотиков. Затем следует представление Моррисона о мире, в котором мы живём: «Confusion / No connections…» («Смятенье / Все связи разорваны») – в этом мире доминирует смятение, какие-либо связи между людьми отсутствуют, все ищут выгоды лишь для себя. «Come 'ere / I love you» («Приходите / Я люблю вас») – однако Джим остаётся открытым человеком, единственным настоящим хиппи, который всё равно любит и принимает всех без исключения. Строка «Peace on earth» («Мир на земле») содержит одну из основных идей движения хиппи. Здесь Моррисон иронизирует (особенно, если принять во внимание тот факт, что в то время продолжалась война во Вьетнаме). В следующих четырёх строках «Will you die for me? / Eat me / This way / The end» («Ты умрёшь за меня? / Ты съешь меня / Эта дорога приведёт в тупик / Конец») лирический герой обращается к той девушке, с которой он беседует, спрашивает, умрёт ли она за него, и сам же отвечает на свой вопрос: скорее она съест его. Ведь ей нужен он, Джим Моррисон – Король Ящериц, а не его творчество. Поэту очень больно это осознавать. Здесь высказывается идея о том, что никто не прислушивается ни к песням Джима, ни к его стихам, а поэтому никто не понимает его. А так как Моррисон считал, что он один знал правду, то люди просто не имеют права его не слышать, ибо этот путь приведёт их в тупик. На закате творчества большинство критиков действительно считали его клоуном и судили о нём лишь по его пьяным выходкам.

     Знаки препинания в третьей строфе, как  и во всём оставшемся тексте, присутствуют только внутри строк. Единственные знаки препинания в конце срок – это вопросительный знак в конце строки «Will you die for me?» и точки в конце последующих строф. Это создаёт быстрый темп повествования и передаёт ритм художественного мира, который рисует лирический герой.

     Но  как насчёт самого Джима? Ведь могло  показаться, что он сам виноват  в своей отвратительной репутации. Зачем же было опускаться до такого уровня? На эти вопросы отвечает четвёртая строфа стихотворения, которая является ключевой. Сначала лирический герой говорит девушке о том, что он навсегда останется с ней, если только она покажет ему Фар Арденн: «I'll always be true / Never go out, sneaking out on you, babe / If you'll only show me Far Arden again» («Я никогда не буду врать / И никогда не изменю тебе, малышка, / Только покажи мне Фар Арденн опять»). В этих строках, на первый взгляд, проявляется противоречивость лирического героя, однако это не так.

     Фар Арденн описывается во многих произведениях Моррисона («Far Arden», «Texas Radio & The Big Beat» и др.). Дословно Far Arden переводится на русский язык как «Далёкий Арденн», но мы оставляем это словосочетание без перевода, так как в произведении оно является названием. Не стоит забывать о том, что Джим Моррисон, подобно Уильяму Блейку, создал собственную мифологию. Любой миф – это либо результат деятельности массового сознания одного или нескольких родственных народов, либо (как в нашем случае) плод мыслительных и подсознательных процессов конкретной личности.  

     Вот описание Фар Арденн из одноимённой поэмы Моррисона: 

     «A vast radiant beach & a cool

     jewelled moon. Couples naked

     race down by its quiet side & we laugh like soft mad children,

     smug in the wooly cotton brains

     of infancy. 

     The music & voices are all around us. 

     Choose, They croon

     The ancient ones

     The time has come again

     Choose now, They croon

     Beneath the moon

     Beside an ancient lake 

     Enter again the sweet forest

     Enter the hot dream, come with us

     Everything is broken up

     & dances

<