Маргарита как идеал женщины Булгакова

О том, что главная  героиня романа изначально замышлялась  Булгаковым как воплощение порочных начал, свидетельствуют опубликованные недавно ранние редакции романа. Так, во второй полной редакции в сцене  натирания кремом была такая характеризующая героиню фраза: "Сверкая распутными глазами" ⁸. А вот выдержка из описания того, что в соответствии с первоначальным замыслом происходило на шабаше у Воланда (собственно, в окончательной редакции описано то же, только в более смягченном виде):

"Гроздья винограду  появились перед Маргаритой на  столике, и она расхохоталась  — ножкой вазы служил золотой  фаллос. Хохоча, Маргарита тронула  его, и он ожил в ее руке. Заливаясь хохотом и отплевываясь, Маргарита отдернула руку. Тут подсели с двух сторон. Один мохнатый, с горящими глазами, прильнул к левому уху и зашептал обольстительные непристойности, другой — фрачник — привалился к правому боку и стал нежно обнимать за талию. Девчонка уселась на корточки перед Маргаритой, начала целовать ее колени.

— Ах, весело! Ах, весело! — кричала Маргарита, — и все  забудешь. Молчите, болван! — говорила она тому, который шептал, и зажимала ему горячий рот, но в то же время  сама подставляла ухо".

Хочется надеяться, что  апологеты "светлых образов" улавливают смысловую разницу между просто "плеваться" и "отплевываться"? Или их целомудрие не позволяет вникать в такие вопросы?..  

Да, очень яркий пассаж. Но при  чтении его не покидает чувство удивления — как можно после такого красочного описания поведения шлюхи настаивать на версии о том, что под Маргаритой Булгаков подразумевал свою собственную жену, даже если она когда-то и давала для этого повод (если верить В. Я. Лакшину) ⁹. Ведь русский человек может поставить жене синяк под глазом, может глаз выбить; может, наконец, выгнать ее в ночной сорочке на мороз; но изобразить ее в таком виде письменно ... Нет, на такое зверство ни однин русский не способен...

Как бы там ни было, интерпретация  образа Маргариты в ключе таких  понятий как "светлая королева", "пленительный образ" и т.п. не выдерживает никакой критики.

Вот как выглядит в  окончательной редакции романа практически  аналогичный эпизод: Маргарита не упускает момент и кокетничает даже в совершенно экстраординарных обстоятельствах, в квартире номер 50: "Не желала бы я встретиться с вами, когда у вас в руках револьвер, — кокетливо поглядывая на Азазелло, сказала Маргарита". При этом то обстоятельство, что бал закончился и уже нет необходимости оставаться в совершенно обнаженном виде, ее абсолютно не смущает.

Кстати, о "Светлой  королеве Марго" — именно так  озаглавил целый раздел в своей  работе И.Ф. Бэлза. Поскольку в романе такое определение фигурирует единственный раз (в сцене встречи с подгулявшим мужчиной при полете на шабаш), это место стоит процитировать:

— Пошел ты к чертовой матери. Какая я тебе Клодина? Ты смотри, с кем разговариваешь, —  и, подумав мгновение, она прибавила к своей речи длинное непечатное ругательство...

— Ой!.. Простите великодушно, светлая королева Марго! Я обознался...

— Ты бы брюки надел, сукин  сын, — сказала, смягчаясь, Маргарита.

Это — то самое место, в котором идет речь о "светлой королеве", и на основании которого литературоведы причисляют Маргариту к "пленительным образам русской литературы" ¹⁰. Но может ли вообще идти речь о чем-то "пленительном", если обращение к "светлой королеве" исходит от связанного с нечистой силой "сукиного сына", который, к тому же, простите, без брюк? И какова цена этого "пленительного", если героиня, "смягчаясь" (!), снисходит до почти ласкового (если сравнивать с "длинным непечатным ругательством") обращения "сукин сын"?.. Господа литературоведы, да есть ли у вас вообще хоть капля ощущения реальности? Как можно профессионально заниматься литературоведением, даже не научившись читать?

Нет, на балу к Маргарите  обращаются как к "черной королеве Марго", а не к "светлой". И Булгаков настойчивым повторением не только о сходстве, но и полной идентичности своей героини с эгоистичной в любви "вамп-женщиной" (такой, по крайней мере, предстает в одноименном романе А. Дюма королева Марго) снимает последние остатки романтики вокруг и этого персонажа. Ведь на балу Воланда среди гостей-преступников не названа королева Марго, — она там была собственной персоной. Только прибыла не в гробу из камина, как все остальные грешники, а как подлинная королева — через парадный ход, в сопровождении свиты самого Воланда. Это ее приветствовали преступники как свою, черную королеву, первую среди равных. Действительно, в облике Маргариты бал правила подлинная преступная королева, передавшая героине романа через крем Азазелло свои черты. Вспомним: при натирании тела крем источал тот же болотный запах, который исходил от вампира Геллы. Шрам на шее Геллы принято толковать как доказательство ее идентичности с подругой гетевского Фауста, казненной на плахе. Чтобы избежать путаницы, Булгаков вносит ясность эпизодом в импровизированном магазине во время сеанса магии в Варьете: там Гелла совершенно свободно и естественно перешла на французский язык. К тому же, в сохранившемся архиве писателя, в подборке материалов для романа имеется описание именно той королевы, которая послужила прототипом для героини романа А. Дюма.  

Во второй полной рукописной редакции романа, с которой в 1938 году диктовался на машинку окончательный  вариант, физическая идентичность Маргариты  с королевой Марго отмечается открыто, без какой-либо зашифровки. В сцене "бала весеннего полнолуния" Воланд представляет Маргарите демона-убийцу Абадонну, реакция которого вносит полную ясность в этот вопрос: "Я знаком с королевой [...], правда, при весьма прискорбных обстоятельствах. Я был в Париже в кровавую ночь 1572-го года" ¹¹. При диктовке Булгаков опустил эту подробность, но суть ясна и без этого.  

Там же Коровьев говорит Маргарите: "Вы сами королевской крови [...] тут вопрос переселения душ... В шестнадцатом веке вы были королевой французской... Воспользуюсь случаем принести вам сожаления о том, что знаменитая свадьба ваша ознаменовалась столь великим кровопролитием..." ¹².

Важно не упустить такой  момент: еще до бала Маргарита четко  сознавала свою идентичность с королевой-преступницей, что проявилось в процитированном  эпизоде с "сукиным сыном". Но не менее важно другое: Мастер знал о том, что его возлюбленная воплощает в себе дух порочной королевы; об этом свидетельствует то обстоятельство, что, обращаясь к ней, он всякий раз использовал только одно имя — "Марго".

Это — факты, реалии романа Булгакова. Можно ли их трактовать как-то иначе — например, как это делает доктор филологических наук В.В. Петелин:

"В романе действуют  два героя, которые выражают  положительную программу Булгакова... В образах Мастера и Маргариты  Булгаков создал русских людей (нет, это Всевышний создал нас, а не Булгаков) со всеми особенностями их национального характера. Мастер и Маргарита продолжают галерею русских людей (по всей видимости, "галерею образов русских людей"?), идущих от XIX века (если "галерею", то, скорее, "идущую"?). Чтобы понять Булгакова, нужно поставить их рядом с пушкинской Татьяной, с тургеневскими женщинами, с героями Достоевского и Толстого, жизнь которых переполнена поисками, сомнениями, свойства и качество которых передают лучшие черты и особенности русского национального характера".

Нет, как-то не укладывается в голове ситуация, в которой пушкинская Татьяна и тургеневские женщины "отплевывались" бы как булгаковская Маргарита...

... Ну а вы-то, господа  булгаковеды, пошли бы под венец  с созданием, с которым переспать  может быть и лестно, но которое  взять в жены все-таки стыдно? 

риведенное описание любви Мастера и Маргариты  часто цитируется как свидетельствующее  о безусловно позитивном и возвышенном. Вместе с тем, неординарное, прямо  скажем, сравнение любви с убийцей  в переулке, с финским ножом  вызывает ассоциации прямо противоположного свойства; появляется ощущение присутствия чего-то инфернального, потустороннего... Ведь не сонмы же ангелов небесных, а из-под земли, из царства Люцифера... И не стрела Купидона, а бандитский нож... Разве не под воздействием потусторонних сил пересеклись пути героев?

Встреча Мастера и  Маргариты в переулке, где не было ни души, что Булгаков подчеркивает особо, произошла днем в центре Москвы рядом с многолюдной Тверской... На Патриарших в сцене знакомства писателей с дьяволом тоже не было ни души — там "безлюдность" была явно подстроена "шайкой" Воланда. Можно ли расценить эту бросающуюся в глаза параллель иначе, чем указание на то, что встреча Мастера с Маргаритой была подстроена Воландом?..  

Пользуясь сделанным  М.О.Чудаковой справедливым замечанием о редком эмоциональном и интеллектуальном постоянстве Булгакова в его приверженности конкретным идеям ¹, попытаемся оценить упоминание о финском ноже в контексте творчества писателя.

Это нетрадиционное орудие любви дважды фигурирует в "Театральном  романе". В первый раз о нем  упоминается в сцене беседы автора пьесы Максудова (М.А. Булгаков) с  Иваном Васильевичем (К.С. Станиславский):  

" — У нас в  театре такие персонажи, что только любуйся на них... Сразу полтора акта пьесы готовы! Такие расхаживают, что так и ждешь, что он или сапоги из уборной стянет, или финский нож вам в спину всадит..." ² (Здесь и далее выделено мною — А.Б.).  

В другом месте Максудов так описывает свой дом: "...Мне  казалось, что внизу притон курильщиков  опиума, и даже складывалось нечто, что я развязно мысленно называл  — "третьим действием". Именно сизый дым, женщина с асимметричным  лицом, какой-то фрачник, отравленный дымом, и подкрадывающийся к нему с финским отточенным ножом человек с лимонным лицом и раскосыми глазами. Удар ножом, поток крови. Бред, как видите! Чепуха! И куда отнести пьесу, в которой подобное третье действие?"³

В обоих случаях финский  нож символизирует бандитский удар в спину и с любовью никак  не увязывается. Как и в рассмотренном  уже случае, где содержание "Театрального романа" явилось ключом к пониманию смысла бегемотовского "кивал", упоминание о "финском ноже" раскрывает смысл метафоры, характеризующей отношения Мастера и Маргариты.  

Еще один случай употребления Булгаковым этого понятия, теперь уже  — в эпистолярном жанре ⁴; заранее приношу извинения за обширное цитирование, но цитата того действительно стоит:

"Дорогой Павел Сергеевич!  Разбиваю письмо на главы. Иначе  запутаюсь.

Гл.1. Удар финским ножом.

Большой Драматический  театр в Ленинграде прислал мне сообщение о том, что Худполитсовет отклонил мою пьесу "Мольер"....

О том, что это настоящий  удар, сообщаю Вам одному... (Идет речь о Вс. Вишневском, который сорвал постановку — А.Б.) Это вот что: на Фонтанке, среди бела дня,меня ударили сзади финским ножом при молчаливо стоящей публике....

Когда сто лет назад  командора нашего русского ордена писателей  пристрелили, на теле его нашли тяжелую  пистолетную рану. Когда через  сто лет будут раздевать одного из потомков перед отправкой в  дальний путь, найдут несколько шрамов от финских ножей. И все на спине. Меняется оружие!"

И здесь "финский нож" — аллегория, подразумевающая подлый удар в спину. Полагаю, содержание приведенных отрывков избавляет от необходимости комментировать их. Дополнительно отмечу, что упоминание о финском ноже появилось в последней редакции романа, уже в самом процессе ее диктовки на машинку, поскольку во "второй полной рукописной редакции" (1937-1938 гг.), с которой диктовался текст, это место выглядело следующим образом: "Любовь поразила нас как молния, как нож" ⁵. То есть, это — лишнее свидетельство того, что по мере завершения работы над романом Булгаков вводил все больше элементов сатирического и пародийного характера.

..."Она своими руками  сшила мне ее..." — эти слова,  относящиеся к напоминающей, скорее, шутовской колпак шапочке Мастера  со зловещей геральдикой Маргариты,  вызывают ассоциацию, связанную  с руками другой женщины, в  эпилоге. Именно эти, несомненно любящие Бездомного руки уколом жидкости густого чайного цвета довершали оболванивание бывшего поэта, начатое в клинике Стравинского, избавляя его от прозрений, вызываемых полнолунием. Эта женщина все понимала, но играла с Иваном в неведение, обращаясь с ним как с больным ребенком. И мудро делала свое дело, не позволяя супругу очнуться от кошмара окружавшей его действительности, последовательно вытравливая из его памяти то, что когда-то делало его поэтом.

Возникает вопрос: так ли уж созидательна была в судьбе Мастера роль его подруги, — по крайней мере, на последнем этапе его жизни? Ведь это она сшила ему ту самую шапочку, нашептала "самое соблазнительное", что было поначалу отвергнуто как Воландом, так и самим Мастером... Это она, замкнув его помыслы на себя, обрекла на прозябание без права на творчество (можно ли иначе, чем "прозябание", назвать тот кладбищенский "покой", который она "нашептала" и в который затолкала потерявшего волю возлюбленного?).

Уместно вспомнить, что Воланд "сквозь зубы" прокомментировал отказ Маргариты выполнить просьбу Мастера и оставить его одного... А во второй полной рукописной редакции реакция Воланда выглядела еще более однозначной: "Итак, человека за то, что он сочинил историю Понтия Пилата, вы отправляете в подвал в намерении его там убаюкать?" ⁶

Трактовка Булгаковым в  романе женского начала как деструктивного по отношению к творческой личности в значительной степени совпадает  с мировоззрением немецкого философа Ф. Ницше, который считал, что для "свободного ума" удачно жениться — все равно что запустить руку в мешок со змеями и случайно вытащить ужа. Трудно сказать, какое влияние оказали на Булгакова труды именно этого философа. Но, с другой стороны, Ницше ведь только обобщил в этом афоризме многовековый опыт человечества. А сходные суждения высказывали и другие известные личности. Например:

"... Были бы у меня деньги, купил бы я себе один старый  нож, цена его 100 фр. — какой  нож! Возлюбленную не жалко  зарезать эдакой приятной штукой, поверь слову! Хотя, разумеется, возлюбленную  всего лучше распиливать пилой. Не очень острой".

Это — выдержка из отправленного  в ноябре 1907 года из Флоренции письма Горького К.П. Пятницкому; письмо написано после двух лет пребывания в эмиграции  вместе с М.Ф. Андреевой — одной  из красивейших женщин России того времени. О том, насколько в этой шутке правды, речь впереди. Но все же факт остается: ницшеанский подход Булгакова к вопросу о роли женского начала в судьбе творческой личности совпадает с приведенной оценкой Горького, пусть даже она выражена в такой шутливой форме. Что же касается конкретного орудия "верной, вечной" любви — будь то финский нож из-за угла, или флорентийский за сто франков, или даже тупая пила, — суть дела не меняется: не мог Булгаков в том пассаже подразумевать что-то действительно светлое и возвышенное. И независимо от того, литературные ли, философские, или эпистолярные источники оказали влияние на формирование его взглядов, — возможно, даже и личный опыт, — фактом является то, что ни Мастеру, ни Бездомному с "ужом в мешке", увы, явно не повезло.