Проблема массы и личности в русской прозе 1920-х гг

Проблема массы и личности в русской прозе 1920-х гг.

Подготовила: Давыдова Наталия

Жб-101

Актуальность проблемы. Разворачивающийся на наших глазах процесс перестройки, ключом к которому стала формула "возвращение к человеку", выдвинул на первый план необходимость всестороннего осмысления проблемы "личность и общество". Составной частью является вопрос о роли литературы в формировании общественных представлений о человеке.

Рассматривая процесс освоения молодой советской литературой исторической действительности периода Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны под углом зрения художественного психологизма, мы стремились установить характер связей между исторически эволюционирующей концепцией личности и особенностями художественного изображения человека в прозаических произведениях 20-х годов. Был свойственный психологизму подход в равной степени присущ художественным произведениям, относящимся к разных фазам становления послереволюционной литературы - этот вопрос является предметом нашего интереса

Значение этой проблемы выходит за рамки узкого литературоведения. Советские исследователи неоднократно подчеркивали необходимость исторического подхода к проблеме психологизма, правильное понимание которой невозможно без учета особенностей характерного для разных  этапов общественного климата. Этот подход особенно актуален теперь, когда "исторический взгляд на русскую литературу советского времени" рассматривается не только как "невыполненная задача науки, но, пожалуй, одно из напряженных ожиданий современного общественного сознания"

К настоящему времени усилиями советских историков, обществоведов и литературоведов ухе проделана достаточно большая работа, чтобы пытаться под новым углом зрения рассматривать литературный процесс, разворачивавшимся в СССР в 20-г годах.

Советской наукой накоплен большой и полновесный опыт изучения проблем психологизма. Среди общетеоритических трудов, им посвященных, необходимо в первую очередь назвать работы таких ученых, как М.Бахтин, Л.Гинзбург, Д.Лихачев. Благодаря их исследованиям термин "психологизм" имеет содержательную глубину, позволяющую рассматривать обозначаемое им понятие в первую очередь в качестве принадлежности литературы как явления социально-психологического по своей природе.

Применительно к советской литературе некоторая неопределенность в использовании понятия "психологизм* связана с тем, что на определенном этапе ее развития психологизм стал неким абстрактным нормативным требованием, механически предъявлявшимся к любому произведению.

Условием объективного изучения избранной темы является полный отказ от установки на психологизм как непременную принадлежность любого произведения советской литературы. В основу настоящей работы положен анализ художественного психологизма "Железного потока" А.Серафимовича и "Разгрома" А.Фадеева - этих двух ставших классическими произведений советской литературы. Сопоставляя эти романы, мы стремились не только проследить эволюцию литературного процесса в послереволюционный период, но и предложить некоторые объяснения причин, обусловивших характер этой эволюции, а также поставить вопрос о том, какие из особенностей этого процесса носят характер закономерностей.

Указав на ограниченность литературоведческого подхода, ориентированного на прямое сопоставление изображения о действительностью, Д.Лихачев предложил художественный мир произведения рассматривать как неразрывное единство, охватывающее все образующие его компоненты - идейную сторону, сюжет, фабулу, интригу и др. Д.Лихачев разработал методику анализа внутреннего мира художественного произведения: в ее основу положена установка на восприятие этого мира в качестве замкнутой, обладающей собственными закономерностями системы, которая описывается в глобальных категориях "мира настоящего": время, пространство, психологический климат, социальное устройство и т.д.*.

С позиций изложенной концепции задачи своего исследования мы видим в том, чтобы выделить морально-этические нормы, на которых строится внутренняя жизнь разбираемых произведений, принятые в них нравственные ориентиры, особенности подхода к проблеме выбора, "факторы сомнений", порождающие психологическую раздвоенность персонажей, роль социальных связей и пр., по возможности сводя все это в единую систему. Конечная цель усилий - воссоздание концепции личности в ее взаимодействии с революционной действительностью на материале прозы на разных этапах становления послереволюционной литературы.

Новизна предложенного подхода состоит в попытке более динамичного, чем в некоторых из прежних работ, и отвечающего нынешнему этапу дальнейшей революционизации общественной мысли рассмотрения художественного психологизма, но только как чуткого индикатора, указывающего на существенные произведения. Что касается используемой нами методики анализа внутреннего мира художественного произведения, то, отрабатывая ее на относительно хорошо изученном отрезке развития художественного психологизма, мы рассчитываем на то, что в дальнейшем она может быть применена для исследования менее освоенных отрезков истории литературы, советской в частности.

А.Иезуитов, избрав в качестве поля наблюдения мировой литературный процесс, констатировал, что по мере его развертывания периоды "прилива" внимания к психологизму чередуются с периодами "отлива" интереса к нему, когда психологический анализ воспринимается как вторжение в сферу мало ' интересную для литературного изображения, а то- и просто ненужную или даже запретную. Подход исследователя к проблеме носит выраженный исторический характер. Суммируя свои наблюдения, он сделал вывод о том, что психологизм находит благоприятную почву в исторических ситуациях, благоприятствующих полному раскрытию личностного начала в человеке; обстоятельства же, нивелирующие значение индивида, превращающие человека в стандартизованную единицу, простую деталь общественного механизма, отвращают художников от психологизма

Перенос эту гипотезу на историю советской литературы, и здесь можно установить чередование "приливов" и "отливов" интереса к эстетике психологизма. На самом первом этапе ее становления, до середины 20-х годов, в ней доминировала концепция человека, выработанная в экстремальных условиях революции и гражданской войны. Генерализация этого опыта увлекала художников слова на путь создания "образа-массы", что в свою очередь приводило к несколько упрощенному понимании человека. Концентрируя внимание на внешнем в нем - на его действии, поступке, многие писатели вообще не склонны были рассматривать внутренний мир личности как объект литературного исследования. Для общественной атмосферы следующего периода, продолжавшегося до начала 30-х годов, стало характерным стремление к более углубленному восприятию человека. Личностные особенности стали объектом специального внимания литературы.

Для художественного мышления, выросшего на революционной почве, центральной идеей стало открытие, что народ - это главная творящая сила истории. Поэтому и познание особенностей новой эпохи ему виделось главным образом через народ. Неслучайно, что одной из характерных особенностей послереволюционной литературы стала ее увлеченность "стихийностью". Масса - как стихия, движение истории - как увлекающая за собой поток, - эти образы, как нам кажется, стали результатом свойственной художественному мышлению того времени тяги к синтезу, порожденной стремлением общества - прежде чем приступить к анализу пережитого - осознать его во всей полноте. Этот импульс порождало обилие нового жизненного материала, требующего внутреннего постижения, ибо только после этого он мог трансформироваться в опыт, стать точкой отсчета для осуществления дальнейшего движения вперед.

Разумеется, разные художники слова по-разному интерпретировали этот импульс - в зависимости от личного опыта, особенностей творческой индивидуальности, восприимчивости к требованиям времени и пр.

Советская литература послереволюционного периода оставила немало впечатляющих и глубоких произведений, которые и поныне сохраняют свое значение не только в качестве любопытных фактов культурного прошлого, но и как живые участники длящегося литературного процесса. Однако и среди них по сей день выделяется роман А.Серафимовича "Железный поток".

При незначительном объеме поражает емкость этого произведения. Изумление вызывает разнообразие художественных приемов, которые при максимализме использовании в то же время находятся друг с другом в гармоническом взаимодействии: поэтическая условность образов сочетается с достоверностью деталей, гиперболизм в изображении - с пристальным вниманием к мелочам, романтическая приподнятость - с конкретностью эмоциональной деталью, динамизм - с монументальностью. При этом все это сложное сооружение прочно стоит на реалистической основе. Это стало возможным благодаря тому, что синтез был основополагающим художественным принципом "Железного потока" как целостного художественного произведения. Им задавалась специфика художественного психологизма романа А.Серафимовича. Взгляд художника на мир пристален и широк в одно и то же время. И так же пристально и широко смотрит он на человека.

Концепция человека в романе сформировалась под влиянием общественной потребности в таких литературных произведениях, которые сочетали бы яркое изображение революции с ее глубинным осмыслением. В свете этой потребностью, характерное для первых произведений о революции изображение массы как нерасчлененного единства ощущалось как недостаточное. Все более актуальное значение стала приобретать проблема взаимодействия человека и общества.

Народ - творец истории к этому времени уже вошел в литературу. Но А.Серафимович как мыслитель воспринимал историю в социальных категориях, поэтому его не удовлетворял абстрактно-отвлеченный подход к понятию "народ". Художественный анализ психологизма в "Железном потоке" основан на тонком понимании художником двойственной природы крестьянского сознания. Эта двойственность и порождаемый ею драматизм осуществляемого крестьянством в ходе революции выбора связаны в первую очередь с глубинным собственническим инстинктом, заложенным в души сельских тружеников старой формации веками существования в обществе, построенном на антагонизме. Стремление иметь (землю в первую очередь) для крестьянина было равносильно стремлению выжить. Крестьянин и в революцию пошел на земли. Однако крестьянство выступило не только в роли субъекта революции. Оно в то же время было объектом революционны. преобразований. Невозможно исследовать тему "крестьянство и революция", не касаясь этого вопроса. Эта особенность романа определила весьма необычный для русской литературы способ конструирования психологического пространства, использованный А.Серафимовичем. Рисуя собирательный образ массы, художник дает людской поток как часть природы, одну из "естественных стихий".

У Серафимовича лишь движение способно придать целенаправленность разбушевавшейся людской стихии. Тема движения проходит через весь роман. Описывая характер движения, художник передает состояние "массы", динамизм ее психологии. Движение "железного потока" - это экзистенциальное движение из одной реальности в другую. В новой реальности существует "я" коллективное, попасть туда дано лишь тому, кто готов принести в жертву ему свое отдельное, частное "я".

С определяющей ролью момента движения в произведении А.Серафимовича связано его пространственно-временное решение. Движение в раскаленном эмоциями пространстве романа как бы сгущает время, интенсифицирует его. Сжатое время течет вперед судорожными толчками, пульсирует, как огромное человеческое сердце.

Мир у Серафимовича монолитен. Это один огромный организм. В масштабах, этого организма движение в романе воспринимается как движение истории. Одними героями оно - так или иначе - сознается как целенаправленное, другими - нет, однако осознание не является обязательным.

В показанной в "Железном потоке" экстремальной ситуации для ее участников проблема выбора не стоит. Хотя ко времени начала романа "приход советской власти приоткрыл краешек над жизнью", этот факт для большинства крестьян еще не стал стимулом для появления убежденного стремления связать свой интересы' с победой революции. Это историческая необходимость выбросила крестьян в мчащийся поток времени и повлекла за собой, попутно преобразуя в согласии с требованиями нового дня. В финальной сцене перед нами люди, которые фактически осуществили выбор, однако не столь сознательно, сколько в силу заданного историей движения. В "Железном потоке" эта мысль, поднятая на уровень высокого художественного обобщения, создает атмосферу исторической предопределенности. Предвосхищая развитие событий, оптимистическая вера в истинность пути, по которому происходит движение "железного потока", пронизывает весь текст романа, в финале разрешаясь торжественным ликованием.

Выделение народа в его исторических связях - такова задаваемая послереволюционным временем центральная тема литературы. Ее выдвижение на первый план было, с одной стороны, предопределено глубиной и значимостью событий недавнего революционного прошлого, с другой - оно было связано со свойственной послереволюционному времени установкой на интеграцию, вызванной к жизни необходимостью решать новые созидательные задачи. Порожденное революцией обострение всех антагонизмов и противоречий требовало переосмысления - с учетом потребности общества выйти на уровень более тесной консолидации различных социальных сил, участвующих в позитивном созидании. Недаром в обоих анализируемых произведениях пафос направлен на утверждение единства участников революции; собственно борьба с врагами составляет лишь фон действия.

В то же время неизбежность некоторых установок времени революции, ориентирующих человека на абсолютную и бескомпромиссную классовую непримиримость, была причиной такого явления, как недостаточно высокая оценка значения отдельной человеческой личности, что в свою очередь получило отражение в представлении литературы о человеке.

Воздействуя на художественное творчество писателей, эти особенности послереволюционного этапа исторической действительности порождали в литературах разных стран типологически общие черты, свидетельствующие об определенном параллелизме литературных процессов, протекающих - пусть в разное время -в исторически близких условиях.

Обусловленная сдвигами в развитии молодого советского общества тенденция к углубленному восприятию личности складывалась как антитеза несколько прямолинейной трактовке человека, характерной для литературы предшествующего этапа. К этому времени стало очевидным, что решительный разрыв с прошлым является не единственным, а лишь одним из главных условий формирования нового исторического характера человека-созидателя. Была осознана невозможность появления полноценной личности на основе преимущественного отрицания, а утверждение новых ценностей стало связываться с признанием "самоценности всякой человеческой жизни"