Автор работы: Пользователь скрыл имя, 15 Апреля 2014 в 10:52, реферат
Рассматривая процесс освоения молодой советской литературой исторической действительности периода Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны под углом зрения художественного психологизма, мы стремились установить характер связей между исторически эволюционирующей концепцией личности и особенностями художественного изображения человека в прозаических произведениях 20-х годов. Был свойственный психологизму подход в равной степени присущ художественным произведениям, относящимся к разных фазам становления послереволюционной литературы - этот вопрос является предметом нашего интереса
Место положительного ориентира, призванного помочь советским писателям найти новый подход к изображению человека, естественным образом заняла русская классика. В этой ситуации ряд советских писателей обратился к традиции психологизма (А.Фадеев, Л.Леонов, А.Платонов и др.).
В русле этой тенденции мы рассматриваем роман А.Фадеева "Разгром". Представляется несомненным, что молодому писателю была внутренне присуща тяга к психологизму, отражающая особенность дарования художника. Недаром даже в своих ранних вещах он делал робкие попытки заглянуть в души своих героев. В "Разгроме" этот подход становится генеральным принципом создания художественных образов.
Хотя роман посвящен событиям гражданской войны, в центре внимания писателя не борьба "белых" и "красных". В фабуле романа военные эпизоды занимают значительное место, но писателю они "нужны" для того, чтобы испытать своих героев и в зависимости от результатов испытания разделить на "своих" и "чужих". Как здесь не вспомнить сформулированную самим писателем "основную мысль романа" - "отбор человеческого материала" в зависимости от его пригодности для "переделки" По всей видимости, в глазах А.Фадеева проблема "отбора" сохраняла актуальность и через десять лет после Октябрьской революции.
Удачная находка писателя состояла в том, что, показывая глобальный процесс переделки человека, он делает это по законам эксперимента, то есть констатирует закономерности процесса при помощи создания его микромодели. Предельно сужая временное и человеческое пространство в своем романе, А.Фадеев добивается высокой насыщенности характеров персонажей, сохраняя при этом полную органичность образов.
В рамках этой модели фадеевский художественный психологизм играет роль одного из важных двигателей сюжета. В произведении нет какого-либо главного драматического события, формальная цель которого была бы - связывать все события в единое целое. Судьба партизанского отряда и судьбы героев раскрываются не столько во внешних, сколько во внутренних психологических сравнениях. Поэтому драматизм "Разгрома" можно назвать подлинно психологическим, г. психологизм - драматическим.
Подход А.Фадеева к личности сочетает в себе ярко выраженную установку на социальную детерминированность характера с пристальным интересом к жизни душ героев. Этот интерес не абстрактен, не отвлечен: художника всегда в первую очередь волнует, как люди принимают требования, которые предъявляет к ним историческая ситуация. С максимализмом человека, рожденного революцией, Фадеев «отделяет от героя, чтобы он отдал борьбе за революционные идеалы свою душу, не меньше.
Персонажи романа образуют своеобразную иерархию в зависимости от степени приобщенности к революционным ценностям (этот подход заменил у А.Фадеева характерный для предшествующего этапа литературного развития принцип "массовидности"; в "Разгроме" "масса" - это только толпа, потерявшая ориентиры). На вершине иерархической пирамиды - образ Левинсона, народного вожака, человека, сумевшего безоговорочно отказаться от личных интересов в пользу общественных. В то же время стремление автора показать процесс нравственной переделки людей выдвигает на авансцену романа наряду с Левинсоном образы тех героев,"которым предстоит это испытание пройти, а это значит, согласно авторской концепции, усвоить ценности коллективизма (этот ценностный ориентир универсален и для "Железного потока", и для "Разгрома"). Перед лицом этого требования все персонажи равны. Это исходная для А.Фадеева позиция в изображении личности и массы.
Как подлинный психолог А.Фадеев не мог не ощущать глубокого драматизма, присущего борьбе за человеческие души. Этот аспект рассматриваемой им проблемы писатель показывает, сталкивая в романе два образа - Морозки и Мечика. В коллизиях романа послойно обнажая их души, А.Фадеев эти два характера дает в разнонаправленном движении: каждый последующий виток обнаруживает новую сферу их расхождений, параллельно обостряя конфликт между героями. Этот конфликт имеет выраженную социальную подоплеку: Мечик - юноша-горожанин, представитель мелкобуржуазной интеллигенции, к партизанам попавший по путевке эсеров -"максималистов"; Морозка - простой рабочий парень, в своем политическом развитии ушедший весьма недалеко. Перед лицом этого конфликта А.Фадеев выступает как бы в двух ипостасях. Для Фадеева - носителя определенных идеологических представлений - вопрос о превосходстве пролетарской морали над буржуазной решается однозначно, тем самым исход конфликта предрешен с самого начала. Однако Фадеев-психолог видит картину более сложной: ведь психологические оценки свободны от однозначности политически. Прямым противопоставлением соотношение образов Мечика и Морозки не исчерпывается. Эти образы даны в романе контрастно, но они друг друга не отрицают. Помещая их в одной плоскости, писатель расширяет пространство их существования - одного за счет другого, подчеркивая, сколь глубок смысл выбора, осуществляемого героями.
Хотя фадеевская концепция человека в "Разгроме" испытала на себе влияние социального схематизма 20-х годов, подход писателя к проблеме человеческого характера свидетельствовал об определенных общественных сдвигах в сторону признания самоценности личности. В центре романа художник помещает не массу и не идею, а человека, с человеком он соотносит масштабы революционных преобразований.
Рисуя жизнь партизанского сердца, А.Фадеев в основу психологического взаимодействия героев положил принцип "кто не с нами - тот против нас", - причем влияние этого принципа испытывает на себе и сам писатель. Правда, он раздвигает рамки этой установки настолько, что психологическое пространство романа "вмещает" сомнения и колебания героев, которым предстоит сделать выбор.
Процесс инициированной революции общественной ломки в России был особенно мучительным и сложным. Оставленные им следы долго деформировали общественное сознание. Иная историческая ситуация, сопровождавшая становление послереволюционной литературы в Югославии, давала возможность учитывать и некоторые позитивные и некоторые негативные стороны советского опыта. Это обстоятельство содействовало тому, что свойственной рассматриваемому этапу литературного развития тенденции - к углублению концепции личности, расширению толкования проблемы гуманизма, признанию значения личной ответственности человека перед обществом - были обеспечены более благоприятные условия развития.
Исследование художественного психологизма в советской литературе 20-х годов на путях становления послереволюционной прозы о революции показало, что его освоение протекало в виде эволюционного процесса, направленного в сторону углубления и развития представления о человеке как носителе личностного начала. Характер этой эволюции был задан условиями исторического развития. На каждом из рассматриваемых этапов можно констатировать наличие прямой зависимости между уровнем художественного психологизма и его качеством, с одной стороны, и внутренним содержанием решаемых социумом задач, оказывающих решающее воздействие на состояние общественного климата - с другой. В наиболее ярком виде существование этой зависимости выявляется на уровне концепции личности, которая, таким образом, играет роль своего рода связующего звена между историческим и литературным процессами.
Стихия революции, выплеснувшаяся на страницы таких произведений, как "Железный поток" или "Прорыв", нивелировала личностные особенности индивида, выдвигая на первый план черты общности, объединяющие борцов за революцию. Этого требовала стоявшая на повестке дня задача социального освобождения. Однако успешное ее решение не означало механически внутреннего освобождения человека. Предпосылки для этого возникали лишь на следующем историческом этапе.Социальный фактор постепенно утратил свое абсолютное значение, уступи место личностным особенностям осуществляющего реальный выбор индивида. Расширилось психологическое пространство, в рамке которого осуществлялся выбор. Об этой свидетельствует диапазон восприятия революционного прошлого, который мы наблюдаем сопоставляя такие произведения, как "Разгром" и "Солнце далеко". Проделанный в работе анализ позволяет сделать вывод о том, что в послереволюционный период и в советской литературе наблюдается процесс нарастания интереса к человеку в его индивидуальных проявлениях. ''Прилив психологизма на этапе, когда литературой предпринимается попытка осуществить углубленный анализ социальных потрясений, вызванных борьбой за победу революции, можно рассматривать как типологическую закономерность литературного процесса в сходных исторических условиях.
Информация о работе Проблема массы и личности в русской прозе 1920-х гг