Романтизм

Начальный период русского романтизма: поэзия Жуковского и Батюшкова. То обстоятельство, что переданное ими настроение разочарования еще осталось в рамках сентиментального элегизма и не достигло ступени отчуждения, резкой вражды и разрыва с действительностью, позволяет видеть в их творчестве самые первые шаги романтизма. Но несомненна разница - у Жуковского “жалобы на несвершенные надежды, которым не было имени, грусть по утраченном счастии, которое Бог знает в чем состояло” (Белинский), томительное стремление “туда!”, прелесть воспоминаний и неотчетливых видений - чувства, текучая и неуловимая жизнь сердца, “романтизм средних веков”, как это называли; у Батюшкова - эпикуреизм, радость бытия, упоение чувственности, пластичность и изящная определенность формы - сходство с классической литературой античности.

Следующий период русского романтизма более целен и определен, потому что одно лицо выступает как ведущее - Пушкин, в первую очередь как автор “Южных поэм”. Именно под влиянием Пушкина и преимущественно в жанре поэм были выработаны главные романтические ценности, сложился ведущий тип конфликта. Вместе с тем обозначились и оригинальные черты романтизма, отличающие его, например, от романтизма восточных поэм Байрона: подрыв “единодержавия” (термин В. Жирмунского) главного героя, экстенсивность описаний, заземленность и конкретизация мотивов отчуждения.

Единство и цельность же последующей  романтической эволюции настолько  условны, что проблематично само понятие “период”. В это время (кон. 20-х - 40-е гг.) романтическое движение распадается на множество параллельных потоков: философская поэзия любомудров, философская проза В.Ф. Одоевского (цикл “Русские ночи”, 1844), поэзия Языкова, Баратынского и Тютчева, каждая оригинальна по-своему, и Гоголь как автор “Вечеров на хуторе близ Диканьки”, и Лермонтов. Можно считать, что в лирике, поэмах и драме “Маскарад” Лермонтова русский романтизм достиг высшей точки своего развития. Высота эта определяется предельным развитием романтического конфликта, углублением его диалектики, в частности, сопроникновением противоположных начал (добра и зла), острой постановкой субстанциональных проблем бытия.

Наряду с синхронной периодизацией, которая достаточно условна, распространено и диахронное рассечение романтизма на две ветви: активный и пассивный романтизм, или гражданский и психологический. Это деление также довольно условно  в отношении художественных моментов произведения, а не идейных устремлений писателя - например, поэма К. Рылеева “Войнаровский” не менее психологична, чем лирика Жуковского, хотя творчество Жуковского относят к психологическому романтизму, а Рылеева - к гражданскому.

К началу второго десятилетия  романтизм занимает ключевое место  в динамике литературных направлений  в России, обнаруживая более или  менее полно свое национальное своеобразие. Рискованно сводить это своеобразие  к какой-либо черте или даже к  сумме черт; перед нами скорее направление процесса, а также его темп, его форсированность - если сравнивать русский романтизм с “романтизмами” европейских литератур[12,c.48]

Русский романтизм, начавшись  с Жуковского, расцвел в творчестве многих других писателей: К. Батюшкова, А. Пушкина, М. Лермонтова, Е. Баратынского, Ф. Тютчева, В. Одоевского, В. Гаршина, А. Куприна, А. Блока, А. Грина, К. Паустовского и многих других.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ГЛАВА 2.  ГАВРИИЛ РОМАНОВИЧ ДЕРЖАВИН

 

 

2.1. Разнообразие  творчества

 

«В поэзии Державина,- указывал Белинский,- явились впервые  яркие вспышки истинной поэзии, местами  даже проблески художественности... и вместе с тем, поэзия Державина  удержала дидактический и. риторический характер... который был сообщен  ей поэзиею Ломоносова» . Отмеченная Пушкиным и Белинским двойственность художественной манеры Державина объясняется тем, что он еще связан с классицизмом и широко пользуется его поэтическими средствами. Но творчество Державина принадлежит позднему классицизму. Он доводит это направление до его вершин и вместе с тем. взрывает изнутри, открывая в литературе новые, неизвестные пути, которые объективно вели к романтизму и реализму. О связи Державина с классицизмом свидетельствуют следующие факты.

Своими учителями он с гордостью называет Ломоносова и Сумарокова. Ведущим жанром поэзии Державина была ода в разновидностях, предложенных Ломоносовым: победно-патриотическая, похвальная, духовная, анакреонтическая. От одической поэзии классицизма Державин унаследовал риторичность, т. е. многословие, рассудочность, напряженный и не всегда согретый глубоким чувством ораторский пафос. Оды его по количеству стихов иногда приближаются к поэмам XIX в., но не по содержанию, а вследствие чисто словесного изобилия. Принцип - словам тесно, а мыслям просторно - еще не известен Державину. В его одах наличествует дидактический элемент. Поэт не повествует, а поучает, хвалит или осуждает героев в духе своих гражданских представлений.

И вместе с тем, не объявляя классицизму войны и даже называя  своими учителями лучших его представителей, Державин почти в каждом произведении в большей или меньшей степени нарушает его нормы. Так, например, он уже не придерживается строгого разграничения высоких и низких жанров, изящной и грубой действительности. В его стихотворения, как это было в «Фелице» и «Вельможе», вошли и хвалебные и обличительные начала. Прежний барьер между одой и сатирой оказался разрушенным. Державин предвосхищал одну из черт политической лирики поэтов-декабристов, Пушкина, Лермонтова, в которой наличествовали и похвала и осуждение. В связи с этим сам термин «ода» теряет у Державина свое прежнее жанровое значение и становится синонимом слова «стихотворение».

Живописное начало широко представлено в поэзии Державина. Он великолепно передает цвет и форму изображаемых им явлений средствами поэтической речи. К Державину как нельзя лучше подходит выражение «художник слова». Он любит красочные эпитеты.  Так, преодолевая условный, аллегорический язык классицистической поэзии, Державин вышел в своих стихах к реальному миру. Это было огромным завоеванием, открывавшим дорогу к реализму, но это не был еще сам реализм, поскольку речь еще шла лишь о перенесении в поэзию множества отдельных конкретных фактов. Дальнейшие успехи русской поэзии были связаны с мастерством художественного обобщения, с типизацией, которыми овладели другие поэты, в первую очередь Пушкин.

Новаторство Державина  проявилось также и в том, что  в его творчестве впервые в  русской литературе нашли отражение  личность поэта и факты его  биографии. В русском классицизме второй трети XVIII века общественная тематика почти полностью заслонила авторское, биографическое начало. При решении огромных государственных задач изображение частной жизни поэта казалось незначительным и даже ненужным. Поэтому поэзия Кантемира, Тредиаковского, Ломоносова, Сумарокова не дает почти никаких сведений о самом поэте и его домашнем окружении. Но в конце века соотношение государственного и личного начал в литературе резко изменилось, и для этого были веские причины.

К середине XVIII в. процесс централизации и укрепления русского государства был завершен. На очереди стояла демократизация общества: отмена крепостного права, смягчение законов. Решить эти задачи самодержавное правительство было не в силах. Государство все более и более ощущается как начало, враждебное человеку, за права которого стала бороться просветительская литература. В связи с этим государственная тематика теряет былой ореол и уступает место личному началу. Одним из проявлений этой тенденции и была автобиографическая лирика Державина, открывавшая пути к субъективному началу и к романтизму[8,c.103]

 

2.2 Анализ стихотворения  «Лебедь»

 

Стихотворение "Лебедь", как и "Памятник", было особо выделено Белинским. Критик считал, что в них Державин наиболее полно "выразил сознание высокого своего призвания". Он называл "Лебедь" "странной пьесой" и еще "прелюдией к “Памятнику”". Критик, думается, ошибался в этом определении. Прелюдия, как известно, предвосхищает дальнейшее развитие темы в музыкальном или поэтическом произведениях. Однако "Лебедь" не предвосхищал мысль "Памятника", а продолжал и развивал ее. И делал это художественно и в высшей степени оригинально, используя удивительную сюжетную картину – метафору, растянувшуюся на пространстве целого стихотворения. "Лебедь" и создан спустя восемь лет после "Памятника". Создан на ту же тему: бессмертия поэзии и ее творца. Но в совершенно иной и, действительно, необычной тональности и манере.

 

Лебедь

Необычайным я пареньем

От тленна мира отделюсь,

С душой бессмертною  и пеньем,

Как лебедь, в воздух подымусь.

 

В двояком образе нетленный,

Не задержусь в вратах мытарств;

Над завистью превознесенный,

Оставлю под собой  блеск царств.

 

Да, так! Хоть родом я  не славен,

Но, будучи любимец муз,

Другим вельможам я  не равен,

И самой смертью предпочтусь.

 

Не заключит меня гробница,

Средь звезд не превращусь я в прах,

Но, будто некая цевница,

С небес раздамся в  голосах.

 

И се уж кожа, зрю, перната

Вкруг стан обтягивает мой;

Пух на груди, спина крылата,

Лебяжьей лоснюсь белизной.

 

Лечу, парю, – и под собою

Моря, леса, мир вижу весь;

Как холм, он высится главою,

Чтобы услышать Богу песнь.

 

С Курильских островов до Буга,

От Белых до Каспийских вод

Народы, света с полукруга,

Составившие россов род,

 

Со временем о мне  узнают:

Славяне, гунны, скифы, чудь,

И все, что бранью днесь  пылают,

Покажут перстом, – и  рекут:

 

"Вот тот летит,  что, строя лиру,

Языком сердца говорил,

И, проповедуя мир миру,

Себя всех счастьем веселил".

 

Прочь с пышным, славным  погребеньем,

Друзья мои! Хор Муз, не пой!

Супруга! облекись терпеньем:

Над мнимым мертвецом  не вой.

 

    Поэт уподобляется Лебедю, способному подняться ввысь и воспарить над "тленным миром". Именно это высокое парение делает и его душу, и его пение бессмертными. Однако Державин остается Державиным: он не может только "парить" над землей. Даже в метафорически преображенном образе поэта-лебедя мы узнаем конкретные черты Державина-человека. Даже в этой "странной пьесе", где автор всю композицию стиха подчинил задаче создания символического образа, он не может обойтись без бытовых деталей, без намеков вполне материального и земного характера. Читатель узнает о поэте, что "родом он не славен", зато "любимец Муз". Что он "не равен другим вельможам", зависть которых сумел преодолеть ("Над завистью превознесенный") и т.д.

Четвертая строфа стихотворения  содержит в себе прямую перекличку со строками "Памятника".

В "Памятнике":

Так! – весь я не умру; но часть меня большая,

От тлена убежав, по смерти станет жить.

В "Лебеде":

Не заключит меня гробница,

Средь звезд не превращусь я в прах,

Но, будто некая цевница,

С небес раздамся в  голосах.

 

Однако в "Лебеде" Державин пошел дальше: поставил перед  собой немыслимую цель показать земные контуры бессмертия, перевести символ в конкретное действо. Потому уже  первая строфа заканчивается сюжетной сценкой: "Как лебедь, в воздух подымусь". Начиная с пятой строфы, эта сюжетная линия приобретает материальные очертания. Смелый и непредсказуемый в использовании художественных приемов, Державин решается даже на то, чтобы запечатлеть процесс превращения поэта в крылатую птицу:

И се уж кожа, зрю, перната

Вкруг стан отбтягивает  мой;

Пух на груди, спина крылата,

Лебяжьей лоснюсь белизной.

 

Автор втягивает в  картину полета поэта-лебедя пространства российских морей, лесов, островов, равнинных  земель, над которыми проплывает эта странная могучая птица. И вот уже россияне поднимают головы и "указывают перстом" на нее:

"Вот тот летит,  что, строя лиру,

Языком сердца говорил,

И, проповедуя мир миру,

Сея всех счастьем веселил".

 

Таким образом Державин попытался одическому строю стиха  придать сюжетно-живописный и психологический  характер. Соединить то, что раньше представлялось несоединимым: условность символики и наглядность конкретики. Удалось ли ему это? Белинский  считал, что не очень. Он писал с некоторым недоумением: "Странная и невыдержанная в целом пьеса “Лебедь” <…>". Мысль стихотворения критик называет "изысканной и неловко выраженной". Действительно, стихотворение похоже на поэтический эксперимент. Но какой интересный! Согласимся с критиком: эксперимент не вполне выдержан в едином эстетическом ключе. В первой строфе к созданию образа Лебедя, возносящегося от земной юдоли, привлечена высокая и строго упорядоченная лексика. В финальной же строфе, при сохраненной высоте и образа, и тематики, – лексика разговорная и даже сниженная ("прочь погребенье!", "воющая супруга", "мнимый мертвец").

Вероятно, нужно уметь  замечать просчеты поэта. Но при этом не упустить главное. Державин в "Лебеде" осуществлял новую и очень  сложную поэтическую установку: от персонифицированного образа и красочной метафоры перейти к символическому изображению поэзии и одновременно сохранить конкретные земные очертания образа.

 

2.3 Анализ оды «Памятник»

 

"Памятник" Державина является переложением одноименного стихотворения древнеримского поэта Горация. Гораций жил очень давно, еще до нашей эры. Но в свой "Памятник" он сумел вложить мысль, во все последующие времена животрепещущую для художника-творца. Мысль о бессмертии созданных им произведений, а, следовательно, и его самого. До Державина это замечательное произведение переложил Ломоносов, после Державина – Пушкин. Тема бессмертия поэтических творений никогда не уходила из русской литературы. В начале прошлого века "Памятник" Горация вновь перевел В.Я. Брюсов. В середине века к теме "Памятника" не раз обращался большой русский поэт Н.А. Заболоцкий, еще позже – Арсений Тарковский, Иосиф Бродский, Александр Кушнер и много других поэтов. Каждый это делал по-своему, потому что тема вечна и неисчерпаема, как вечна и неисчерпаема сама поэзия.