Теодор Драйзер

Трагедия Клайда состоит не только в том, что он совершил преступление, но и в том, как его судят. Судьба Клайда была предрешена задолго до начала суда. Он стал игрушкой в предвыборной борьбе двух буржуазных партий. Продажность  американского правосудия, его пристрастность, приверженность узкогрупповым интересам  олицетворяют образы прокурора Мейсона, следователя Хейта, многочисленных адвокатов.

Среди романов Драйзера «Американская трагедия» выделяется глубиной и всесторонностью охвата явлений американской жизни. «Роман Драйзера широк и безбрежен, как  Гудзон; необъятен, как сама жизнь»,—  писал советский кинорежиссер С. Эйзенштейн.

Описание трудного детства и юности Клайда напоминает первые главы «Гения», посвященные  мытарствам юного Витлы; образы богатых Грифитсов заставляют вспомнить о «Трилогии желания»; родители Клайда и родители Роберты вызывают в памяти образы отца и матери Дженпи Герхардт.

«Американская трагедия»  развивает те глубокие гуманистические  чувства и мысли, которыми были проникнуты предыдущие романы Драйзера, — это  ощущение трагизма жизни простого американца, воплощенное в судьбах Герствуда и Дженни Герхардт, это осуждение духа стяжательства, составляющее пафос «Трилогии желания», это, наконец, отстаиваемое в «Гении» кредо реалистического искусства, призывающее писателя изображать и те стороны жизни, которые вследствие своей обыденности и будничности считаются темой, недостойной художника.

Реалистичны в романе и пейзаж, и те символы и сравнения, к которым прибегает писатель. Книга начинается и кончается  сценой сумерек. Глубоко символична сцена гибели Роберты на озере  Большой Выпи. Со встречи на озере  началась их близость. И теперь все  ему напоминает о той прогулке,—  «над головой плывет такое же пушистое облачко, как то, что плыло над  ним в тот роковой день на озере  Крам». Он собирается «поискать здесь водяные лилии, чтобы убить время, прежде чем...» — эти лилии вновь напоминают ту первую, случайную встречу на озере Крам, когда счастливый Клайд «рвал цветы с длинными влажными стеблями и бросал к ее ногам». Эта деталь усугубляет драматизм ситуации, в которую попали Клайд и Роберта.

Драйзер-романист обращает пристальное внимание на психологию своего героя. С той же скрупулезностью, которая была характерна для пейзажа, портрета, для обрисовки деталей, Драйзер передает и анализирует  душевные переживания Клайда в ожидании смертной казни. Драйзер специально посетил в тюрьме Синг-Синг Дом смерти, где разговаривал с приговоренными к смертной казни.

Драйзер часто использует внутренний монолог, особенно для воспроизведения  смятенного состояния духа Клайда. Газетное сообщение наталкивает  Клайда на мысль о возможности  отделаться от Роберты. И его внутренний монолог передает всю путаницу и  смятение чувств Клайда, загнанного и  замученного, пытающегося выкарабкаться  из пропасти, в которую его увлекают мысли об убийстве. Пристальное рассмотрение психологии Клайда неразрывно связано  с раскрытием социальных причин тех  потрясений, которые он переживает.

Большую смысловую  нагрузку в романе несет и его  заглавие, к которому Драйзер пришел не сразу. В первых вариантах книга  носила название «Мираж», оттенявшее призрачность внушаемых американскому народу представлений о жизни. Тема американских иллюзий наиболее полно передана в образах родителей Клайда.

Люди, подобные родителям  Клайда и Роберты, живут в иллюзорном, далеком от реальности мире, они  «рождаются, живут и умирают, так  ничего и не поняв в жизни. Они  появляются, бредут наугад и исчезают во мгле». В этом Драйзер видит  и суть американизма: «Родители Роберты  были классическими представителями  того исконного типа американизма, который отрицает факты и чтит иллюзии». Золотой мираж губит  Клайда, губит человеческую личность, но смысл романа был шире,— за распространение и поддержание  этих губительных иллюзий ответственно американское общество. Окончательное  название — «Американская трагедия»  — отлично передавало пафос романа, но было не по душе издателям, которые  считали, что своей резкостью  оно не понравится американской публике, и пытались заставить Драйзера вынести  в заглавие фамилию главного героя, но Драйзер и здесь не сделал уступки.

«Американская трагедия»  завершила очень важную главу  в истории борьбы за реалистическое искусство в США, против ограничений, которых требовали буржуазная критика  и издатели. Эти требования в конце  девятнадцатого века признавал даже такой теоретик реализма, как американский писатель и литературный критик, друг Марка Твена Уильям Дин Хоуэллс.

«Американская трагедия»  стала знаменем критического реализма в американской литературе двадцатого века. Она определили основную магистраль дальнейшего развития американской литературы. С появлением «Американской  трагедии» связан расцвет критического реализма в США.

Правда, «Американская  трагедия» не смогла избежать стандартных  для враждебной Драйзеру части американской критики обвинений в тяжеловесности стиля.

«Американская трагедия»  не свободна и от недостатков. Весь анализ романа свидетельствует о  переходе к новым идеям, которые  еще, однако, полностью не вызрели  в мировоззрении и творчестве писателя. Поэтому «Американская  трагедия» — произведение переходного  для Драйзера периода.

Неверно было бы, однако, считать, что в «Американской  трагедии» Драйзер впервые разоблачил ложность иллюзии о возможности  успеха для простого американца в  капиталистической Америке. Без  разоблачений этой порочной «теории» нельзя быть критическим реалистом, нельзя показать сколько-нибудь существенные, типические стороны действительности США, а Драйзер был критическим реалистом и, более того главой критического реализма в США.

Но лишь в «Американской  трагедии» писатель показал не только лживость этой «теории», но и доказал  ее преступность, доказал, что она  намеренно вколачивается в головы простых американцев. Называя свою книгу «Американской трагедией» и обличая американских монополистов и гнилость их системы, Драйзер отобразил  не только кризис американского капитализма, но и общий кризис капитализма, его  распад и гниение.

В «Американской  трагедии» нет положительного героя, борца, антиимпериалиста, хотя имеются  наметки для создания такого образа. Как уже говорилось, и в образе Роберты, и в образе Клайда Драйзер  подчеркивает их презрительное отношение  к физическому труду, привитое им буржуазной Америкой. И Клайду и  Роберте противостоят рабочие —  люди физического труда. Драйзер  говорит о них вскользь, как  бы мимоходом, но писатель не оставляет  у читателя сомнений относительно того, что эти люди были далеки по своим  интересам от господствующих классов  и не стремились к ним приблизиться. Читателю ясно, что лишь в этой среде  не распространено влияние тлетворной буржуазной идеологии американского  империализма, что лишь эти люди могут противостоять такому влиянию. Неслучайно Драйзер указывает, что  рабочих Клайд «вряд ли когда-нибудь выбрал бы себе в товарищи».Рабочие  осуждают Клайда, но не так, как его  осудил суд капиталистической Америки. Они осуждают в нем стремление стать богатым, пробиться в среду  капиталистов. Эти рабочие и оказываются  единственными настоящими судьями  американского капитализма, и его  идеологии.

В «Американской  трагедии» создана подлинная  панорама американской жизни. Это была особенно правдивая история о  том, что жизнь делает с личностью  и как бессильна личность против нее.

 «Американская  трагедия» остается эпохальной  вехой в истории литературы  США, определяющей магистральное  направление ее развития. На историческую  достоверность романа не раз  указывали американские критики  и писатели.  «Ни один романист,  кроме Драйзера, не насытил свои труды таким знанием американских институтов: механизма бизнеса, гнетущих ритмов фабрики, сутяжничества городских политиканов...», — отмечал один из критиков. А известный писатель Р. Уоррен писал: «Американская трагедия» может рассматриваться в качестве документального свидетельства, как личного, так и исторического... Как документ она обладает огромной силой воздействия».

«Американская трагедия»  по праву вошла в золотой фонд мировой литературы.