Пакт Бриана — Келлога

К концу 20-х годов эта  внешнеполитическая линия приобрела  особое место в контексте все  более глубокого вовлечения СССР в систему международных отношений. Противостояние “капиталистическому  Западу” уходило в прошлое, во главу угла ставилась не логика классовой  борьбы, а здравый смысл и соображения реальной политики.

В этой связи Политбюро  не прислушалось к мнению наркома. На заседании 26 июля 1928 г. было принято  решение рекомендовать наркоминделу “при переговорах по поводу пакта Келлога исходить из желательности СССР, как одной из великих держав, принять участие в переговорах держав по поводу этого пакта”. В случае попытки американских представителей прозондировать советскую позицию, следовало им ответить, что для СССР “не исключена возможность подписания” пакта и что “критика в советской печати пакта Келлога вовсе не означает отказа со стороны СССР к нему присоединиться” 2. Решением от 2 августа 1928 г. Политбюро поручило Г. В. Чичерину дать прессе интервью с учетом “директив”, принятых 26 июля, а также ряда “дополнительных соображений”, в частности, что “совпра не имеет решительно никаких принципиальных возражений против международного пакта, воспрещающего войну в качестве средства национальной или империалистической политики” 3.

Однако Чичерин продолжал  отстаивать свою точку зрения, несмотря на принятое решение. -В письме в Политбюро от 31 июля 1928 г. он доказывал, что “непосредственной пользы в качестве какого-либо практического ограждения от военного нападения участие в пакте не дает, ибо достаточно будет нескольких выстрелов на Днестре, чтобы инсценировать мнимое начатие военных действий с нашей стороны, что развяжет руки всем участникам пакта против нас”. Столь же бесплодно, по его мнению, участие СССР в пакте и с “агитационной точки зрения”: “Мы через присоединение к пакту выиграем, может быть, в глазах отсталых, несознательных масс, но проиграем в глазах сознательных масс и, во всяком случае, в глазах компартий” 4.

И все же незадолго до подписания пакта Бриана — Келлога в Париже государствами-учредителями, 23 августа, Коллегия НКИД приняла решение о необходимости “теперь же заявить совершенно ясно и недвусмысленно, что мы готовы присоединиться к пакту. Уклониться от пакта совершенно невозможно, да и незачем. Как-никак, некоторое моральное обязательство в отношении войны этот пакт на все державы, в том числе и на Польшу 5, налагает. Заинтересованные в продолжении передышки, мы не должны пренебречь и самой ничтожной гарантией против войны. Нам выгоднее теперь же заявить о готовности к присоединению, чем после получения официального приглашения” 6. В тот же день Литвинов подготовил проект интервью, в котором, отмечая многочисленные “неясности и недостатки пакта, его ограниченность и недостаточность”, он выразил намерение советского правительства присоединиться к нему, “хотя бы с целью отнять всякий повод обвинить его в саботировании того, что некоторые круги все же считают шагом, хотя небольшим, к упрочению мира” 7.

Постановление Президиума ЦИК  о присоединении СССР к пакту последовало 29 августа 1928 г.

31 августа М. М. Литвинов  уведомил французского посла  о согласии правительства СССР  присоединиться к пакту. В сопроводительной  ноте советского правительства  излагался ряд замечаний по  тексту пакта, в частности было  выражено сожаление по поводу  отсутствия в тексте обязательств  в области разоружения. “Международный  договор, воспрещающий войну и  не сопровождаемый даже такой  элементарной гарантией, как ограничение  беспрерывно растущих вооружений, останется мертвой буквой, не  имеющей никакого реального содержания”  8. Другим существенным недостатком  текста пакта, с точки зрения  СССР, было то, что он запрещал  войну лишь как орудие национальной  политики. “По мнению Советского правительства, должны быть запрещены не только войны в формально-юридическом толковании этого слова (т. е. предполагающие “объявление войны” и т. д.), но и такие военные действия, как, например, интервенция, блокада, военная оккупация чужой территории, чужих портов и т. д.” 9. Совет-ское правительство выразило также резкое несогласие с оговорками правительства Великобритании относительно свободы действий в отношении ряда областей, специально им даже не перечисленных. “Участники пакта вправе точно знать, где начинается свобода действий британского правительства и где она кончается. Но британское правительство оставляет за собой свободу действий не только в случае военного нападения на эти области, но даже при любом недружелюбном акте или так называемом “вмешательстве”, причем оно, очевидно, оставляет за собой право произвольного определения того, что почитается “недружелюбным” актом или “вмешательством”, оправдывающим открытие военных действий со стороны британского правительства. Признание за ним такого права означало бы оправдание войны и могло бы служить заразительным примером и для других участников пакта”10.

Однако, отмечая все недостатки пакта, советское правительство  заявило о своем согласии подписать  его. “Поскольку Парижский пакт объективно накладывает известные обязательства  на державы перед общественным мнением  и дает Советскому Правительству  новую возможность поставить  перед всеми участниками пакта  важнейший для дела мира вопрос —  вопрос о разоружении, разрешение которого является единственной гарантией предотвращения войн, — Советское Правительство  изъявляет свое согласие на подписание Парижского пакта”11.

Акт присоединения был  вручен французскому послу в Москве 6 сентября 1928 г. Таким образом, СССР оказался первым участником пакта, ратифицировавшим его.

Желая ускорить введение пакта  в действие, 29 декабря 1928 г. правительство  СССР направило правительству Польши ноту с предложением “подписать прилагаемый  Протокол, согласно которому Парижский  договор об отказе от войны вступил  бы в силу между Советским Союзом и Польшей немедленно после ратификации  его двумя этими государствами”12. СССР выступил также за то, чтобы  участниками пакта стали соседние Литва, Латвия, Эстония, Румыния и  Финляндия.

9 февраля 1929 г., еще до  официального вступления пакта  в силу, в Москве был подписан  так называемый протокол Литвинова  — Московский протокол о досрочном  введении в силу обязательств  пакта Бриана — Келлога между СССР, Польшей, Румынией, Эстонией и Латвией. 1 апреля 1929 г. к нему присоединилась Турция и 5 апреля — Литва.

К этому времени уже 44 государства примкнули к пакту  Бриана — Келлога, а затем их число возросло до 65. Сенат США ратифицировал пакт при одном голосе против, текст получил название “международного поцелуя”. 24 июля 1929 г. договор вошел в силу.

Участники пакта, которыми в конце концов стали почти все государства мира, осудили практику обращения к войне для урегулирования международных споров и высказались против ее использования в качестве средства национальной политики (ст. 1). Кроме того, они декларировали необходимость разрешения споров и конфликтов мирным путем (ст. 2).

Несмотря на ограниченный характер пакта Бриана — Келлога и ряд оговорок, сделанных при его подписании Великобританией, Францией, Германией и Японией, документ создавал международно-правовые основания для ограничения использования в международных отношениях военно-силовых методов агрессивной направленности.

За вклад в подготовку Парижского пакта Ф. Келлог был удостоен Нобелевской премии мира 1929 года. Представитель  Норвежского нобелевского комитета Йохан Мовинкель во вступительной речи при вручении награды отметил, что, хотя многие страны проявили сдержанность в отношении Парижского пакта, его значение гораздо шире чисто политического. “Я не знаю более важной работы для человечества, чем дело мира, — заявил Келлог в ответном выступлении. — Здесь нет короткой и легкой дороги, нет панацеи от недугов, заставлявших страдать человечество с самого начала его истории”.

Хотя все 15 первоначальных участников пакта нарушали его в  разное время, он так и не был никем  денонсирован. Однако благие намерения, не подкрепленные политической волей, не смогли удержать мир на краю пропасти: через 11 лет после подписания пакта  Бриана — Келлога началась Вторая мировая война.