Легитимность политической власти

Введение

     Понятие «власть» означает право и возможность одних повелевать, распоряжаться и управлять другими; способность и возможность одних осуществлять свою волю по отношению к другим, оказывать определяющее влияние на их поведение и деятельность, используя при этом авторитет, право, насилие и другие средства.

     Признание обществом законности, правомерности  официальной власти — это фундаментальная ее характеристика, которая в политологии обозначается понятием «легитимность» (от лат. legitimus — законный). Здесь речь идет об общественном признании власти, о доверии и поддержке, которые оказывают ей общество, народ, а не о правовом, юридическом закреплении политической власти в соответствующих государственных документах. Получить юридическую, правовую законность тем, кто взял в свои руки власть, несложно. Поэтому и цена такого формального признания власти не столь велика в сравнении с признанием политической власти народом, то есть легитимностью политической власти.

     Термин  «легитимность», «легитимизм» возник в начале XIX века и выражал стремление восстановить во Франции власть короля как единственно законную. Тогда же легитимизм приобрел и другой смысл — признание данной государственной власти и определенной территории государства на международном уровне. Требование легитимности власти возникло как реакция против насильственной смены власти и насильственной перестройки государственных границ. Но потребность в легитимности формировалась задолго до Великой французской революции, в эпоху монархий, сословий. По мнению Дробышевского, легитимность власти отражает устойчивость определенной политической власти, политической системы, ее подкрепленность законом.  
 

1.Понятие легитимности политической власти.

 
Одним из основных специфических свойств  политической власти является легитимность. Она представляет собой форму поддержки, оправдания правомерности применения власти и осуществления (конкретной формы) правления либо государством в целом, либо его отдельными структурами и институтами.  
Этимологически слово «легитимность» ведет свое начало от латинского legalis — законность. Однако легитимность и законность не являются синонимами. Поскольку политическая власть не всегда основывается на праве и законах, но всегда пользуется той или иной поддержкой хотя бы части населения, легитимность, характеризующая опору и поддержку власти реальными субъектами политики, отличается от легальности, свидетельствующей о юридическом, законодательно обоснованном типе правления, т.е. о признании его правомочности всем населением в целом. В одних политических системах власть может быть легальной и нелегитимной, как, например, при правлении метрополий в колониальных государствах, в других — легитимной, но нелегальной, как, скажем, после свершения революционного переворота, поддержанного большинством населения, в-третьих — и легальной, и легитимной, как, к примеру, после победы определенных сил на выборах.  
В истории политической мысли высказывалось немало разноречивых взглядов относительно самой возможности легитимации власти. Так, ученые, стоящие на антропологических позициях и платформе естественного права, исходят из того, что легитимность возможна и реальна, поскольку в человеческом обществе наличествуют некие абсолютные, общие для всех ценности и идеалы. Это и дает гражданам возможность поддерживать власть.  
В то же время немало ученых полагает, что как раз отсутствие таких общих для всех идей в сегментированном обществе является причиной невозможности возникновения легитимности. Так, по мнению австрийского ученого Г. Кельсена, человеческое знание и интересы крайне релятивны, а потому все свободны и в конструировании своей жизни, и в отношении к власти. Вместе с тем сторонники договорных теорий утверждают, что поддержка власти возможна до тех пор, пока существует совместная договоренность граждан относительно ее целей и ценностей. Поэтому «любой тип легитимности предполагает существование минимального социального консенсуса относительно тех ценностей, которые приемлет большинство общества и которые лежат в основе функционирования политического режима».  
Иной подход еще в XVIII в. предложил английский мыслитель Э. Берк, который разделил теоретические и практические аспекты легитимности. Легитимность он анализировал не саму по себе, а связывал ее только с конкретным режимом, с конкретными гражданами. По его мнению, только положительный опыт и привычка населения могут привести к построению такой модели власти, при которой она удовлетворяла бы интересы граждан и, следовательно, могла бы пользоваться их поддержкой. Причем этот опыт и соответствующие условия должны формироваться, накапливаться эволюционно, препятствуя сознательному конструированию легитимности.  

2.Источники  легитимности

 
В настоящее время в политической науке принято более конкретно  подходить к понятию легитимности, фиксируя значительно более широкий круг ее источников и форм. Так, в качестве основных источников легитимности, как правило, рассматриваются три субъекта: население, правительство и внешнеполитические структуры.  
Население. Легитимность, которая означает поддержку власти со стороны широких слоев населения, является самой заветной целью всех политических режимов. Именно она в первую очередь обеспечивает стабильность и устойчивость власти. Положительное отношение населения к политике властей и признание им правомочности правящей элиты формируются по любым проблемам, оказывающимся в фокусе общественного мнения. Одобрение и поддержка населением властей связаны с разнообразными политическими и гражданскими традициями, механизмами распространения идеологий, процессами формирования авторитета разделяемых «верхами» и «низами» ценностей, определенной организацией государства и общества. Это заставляет относиться к легитимности как к политико-культурной характеристике властных отношений.  
Население, как уже отмечалось, может поддерживать правителей и тогда, когда они плохо управляют государством. В силу этого такая легитимность может формироваться даже в условиях снижения эффективности правления. Поэтому при такой форме легитимности во главу угла ставится не зависящая от формально-правовых установлений реальная расположенность и комплиментарность граждан к существующему режиму.  
Правительство. В то же время легитимность может инициироваться и формироваться не населением, а самим государством (правительством) и пoлитическими структурами (проправительственными партиями), побуждающими  массовое сознание воспроизводить положительные оценки деятельности правящего режима. Такая легитимность базируется уже на праве граждан выполнять свои обязанности по поддержанию определенного порядка и отношений с государством. Она непосредственно зависит от способности властей, элитарных структур создавать и поддерживать убеждения людей в справедливости и оптимальности сложившихся политических институтов и проводимой ими линии поведения.                                                                                            
Для формирования такой легитимности громадное значение приобретают институциональные и коммуникативные ресурсы государства. Правда, подобные формы легитимности нередко оборачиваются излишней юридизацией, позволяющей в конечном счете считать любое институционально и законодательно оформленное правление узаконенным правом властей на применение принуждения. Таким образом легитимность по сути отождествляется с легальностью, законностью, юридической обоснованностью государственной власти и закрепленностью ее существования в обществе.  
Внешние факторы. Легитимность может формироваться и внешними политическими центрами — дружественными государствами, международными организациями. Такая разновидность политической поддержки часто используется при выборах руководителей государства, в условиях международных конфликтов.  
Категория легитимности применима и для характеристики самих политиков, различных институтов, норм и отдельных органов государства.  
Т.е. и внутри государства различные политические субъекты могут обладать разным характером и иметь разный уровень поддержки общественным или международным мнением. Например, институт президента в Югославии пользовался широкой поддержкой внутри страны, но решительно осуждался на международной арене, где многие страны признают Милошевича военным преступником. Или наоборот, отдельные политики или партии на родине могут подвергаться остракизму, а за рубежом пользоваться поддержкой как представители демократического движения. Так, население может поддерживать парламент и протестовать против деятельности правительства, а может поддерживать президента и негативно относиться к деятельности представительных органов. Таким образом, легитимность может обладать различной интенсивностью, давая возможность устанавливать иерархические связи между отдельными политиками и органами власти.  
 
 

3.Типы легитимности.

 
Многообразие возможностей различных  политических субъектов поддерживать систему правления предполагает столь же разнообразные типы легитимности. В политической науке наиболее популярна классификация, составленная М. Вебером, который с точки зрения мотивации подчинения выделял следующие ее типы:  
— традиционная легитимность, формирующаяся на основе веры людей в необходимость и неизбежность подчинения власти, которая получает в обществе (группе) статус традиции, обычая, привычки к повиновению тем или иным лицам или политическим институтам. Данная разновидность легитимности особенно часто встречается при наследственном типе правления, в частности, в монархических государствах. Длительная привычка к оправданию той или иной формы правления создает эффект ее справедливости и законности, что придает власти высокую стабильность и устойчивость;  
— рациональная (демократическая) легитимность, возникающая в результате признания людьми справедливости тех рациональных и демократических процедур, на основе которых формируется система власти. Данный тип поддержки складывается благодаря пониманию человеком наличия сторонних интересов, что предполагает необходимость выработки правил общего поведения, следование которым и создает возможность для реализации его собственных целей. Иначе говоря, рациональный тип легитимности имеет по сути дела нормативную основу, характерную для организации власти в сложно организованных обществах. Люди здесь подчиняются не столько олицетворяющим власть личностям, сколько правилам, законам, процедурам, а, следовательно, и сформированным на их основе политическим структурам и институтам. При этом содержание правил и институтов может динамично меняться в зависимости от изменения взаимных интересов и условий жизни;             
— харизматическая легитимность, складывающаяся в результате веры людей в признаваемые ими выдающимися качества политического лидера. Этот образ непогрешимого, наделенного исключительными качествами человека (харизма) переносится общественным мнением на всю систему власти. Безоговорочно веря всем действиям и замыслам харизматического лидера, люди некритически воспринимают стиль и методы его правления. Эмоциональный восторг населения, формирующий этот высший авторитет, чаще всего возникает в период революционных перемен, когда рушатся привычные для человека социальные порядки и идеалы и люди не могут опереться ни на бывшие нормы и ценности, ни на только еще формирующиеся правила политической игры. Поэтому харизма лидера воплощает веру и надежду людей на лучшее будущее в смутное время. Но такая безоговорочная поддержка властителя населением нередко оборачивается цезаризмом, вождизмом и культом личности.  
Помимо указанных способов поддержки власти ряд ученых выделяют и другие, придавая легитимности более универсальный и динамичный характер. Так, английский исследователь Д. Хелд наряду с уже известными нам типами легитимности предлагает говорить о таких ее видах, как: «согласие под угрозой насилия», когда люди поддерживают власть, опасаясь угроз с ее стороны вплоть до угрозы их безопасности; легитимность, основанная на апатии населения, свидетельствующей о его безразличии к сложившемуся стилю и формам правления; прагматическая (инструментальная) поддержка, при которой оказываемое властям доверие осуществляется в обмен на данные ею обещания тех или иных социальных благ; нормативная поддержка, предполагающая совпадение политических принципов, разделяемых населением и властью; и наконец, высшая нормативная поддержка, означающая полное совпадение такого рода принципов.  
Некоторые ученые выделяют также идеологический тип легитимности, провоцирующий поддержку властей со стороны общественного мнения в результате активных агитационно-пропагандистских мероприятий, осуществляемых правящими кругами. Выделяют и патриотический тип легитимности, при котором высшим критерием поддержки властей признается гордость человека за свою страну, за проводимую ею внутреннюю и внешнюю политику.

4.Легитимность и делегитимация государственной власти в России.

 
Государственную власть можно рассматривать  как способ управления общественными  процессами с помощью общеобязательных средств регламентации правил и  норм социального взаимодействия и поведения. Существует две модели государственной власти: 1) авторитарно-властного господства и 2) авторитетно-властного полномочия. В первой модели доминируют механизмы принуждения и насилия, во второй — убеждения и влияния.  
Государственная власть в выполнении своих функций может основываться на силе или легитимности. В первом случае «управляющие» стремятся реализовать принятые решения вопреки желанию «управляемых», во втором, наоборот, — опираясь на их добровольное согласие или даже солидарность. Государственная власть не может долгое время опираться на силу: «штыки хороши всем, кроме одного, — на них нельзя сидеть» (Ш. Талейран). Такая власть не может быть в длительной перспективе социально-эффективной, ибо «управляемые» внутренне не расположены к реализации принятых властью решений.  
Поэтому государственная власть, чтобы быть успешной, должна быть, прежде всего, легитимной Легитимность государственной власти часто отождествляют с ее юридически-правовой законностью. Однако это свидетельствует не о легитимности, а о ее легальности. Власть легитимна в том случае, если «управляемые» признают за ней право управлять вообще, и именно так, как это делается в данный момент.  
Легитимация государственной власти представляет собой взаимообусловленный процесс, с одной стороны, «самооправдания» и рационального обоснования собственной власти со стороны «управляющих», с другой — «оправдания» и признания этой власти со стороны «управляемых».  
Государственная власть, обладая символическим капиталом, может формировать в нормативно-ценностном пространстве общества такие конструкты когнитивного и ценностного содержания, усвоение которых изменяет внутренний мир людей и задает определенные стереотипы восприятия социальной действительности. Государственная власть тем самым обеспечивает в обществе необходимый уровень «логического и морального конформизма» и создает легитимизирующие структуры массового сознания, которые П.Бурдье называет «духами государства».  
Однако эти конструкты значимы лишь для тех, кто предрасположен к их восприятию, а эта предрасположенность заключена не только в рефлексирующем сознании, но и в культурных архетипах. Поэтому в процессе легитимации происходит непосредственное согласование между внедренными извне ментальными структурами и неосознаваемыми духовными «кодами» жизнедеятельности людей.  
Эти «коды» представляют собой социокультурные доминанты поведения людей в любых обстоятельствах, в том числе и катастрофических, и являются своеобразным выражением «на уровне культуры народа исторических судеб страны, как некое единство характера исторических задач и способов их решения, закрепившихся в народном сознании, в культурных стереотипах» (И. Пантин).  
Легитимность государственной власти не может носить всеобщего характера, поскольку в обществе всегда есть социальные группы, которые негативно относятся к ней и ее политике.  
Кризис легитимности государственной власти начинается тогда, когда происходит резкое сокращение легитимирующего ее бытие социокультурного пространства. Это происходит тогда, когда нарушаются когнитивные и ценностные механизмы «самооправдания» государственной власти и ее «оправдания» со стороны большинства «управляемых».  
Кризис легитимности государственной власти в России, с одной стороны, связан с тем, что происходила или утрата национально-государственной идеи, или эта идея переставала выполнять присущие ей функции: 1) быть социально-интегрирующим фактором, задавая единое нормативно-ценностное пространство бытия российского социума; 2) служить апологией существующего политического режима и социального порядка; 3) формулировать консолидирующие цели «общего дела».  
С другой стороны, кризис обусловливался падением социальной эффективности государственной политики, которая переставала соответствовать ожиданиям и надеждам различных социальных групп российского общества.  

5.Легитимность государственной власти в современной России

 
В начале 90-х гг. перспектива «стать собственником», в кратчайшие сроки  «повысить жизненный уровень», обрести  «долгожданную свободу и справедливость»  была настолько заманчивой, что выбранный путь шоковой терапии большинством населения воспринимался как неприятный, но необходимый шаг. Легитимность государственной власти и авторитет Президента Б Ельцина был настолько высок, что ему Верховный Совет Российской Федерации предоставил даже дополнительные полномочия на время проведения «болезненных» реформ. Согласно опросам общественного мнения осенью 1991 г. около половины россиян готовы были ради будущего процветания страны и изобилия потребительских товаров терпеть на начальном этапе преобразований и рост цен, и безработицу, и «временное» снижение уровня жизни. Лишь пятая часть опрошенных была настроена решительно против реформ правительства Е. Гайдара.  
Однако по мере «размораживания» всех цен и стремительного их роста, проведения жесткой бюджетной и денежно-кредитной политики и сворачивания социальных программ, приватизации, «обвального» сокращения производства, роста безработицы, резкого падения жизненного уровня значительной части населения легитимность государственной власти падала, а в конце 1993 г. ее охватил системный кризис.  
Кризис легитимности государственной власти в современной России вызван несколькими факторами. В историко-культурном аспекте нынешние реформаторы в определенной степени повторяют опыт «вестернизаторов» прошлого, (1) используя такую модель модернизации, которая ориентируется на положительные примеры других стран, без выяснения того, какие ценностные ориентации, духовные интенции жизнедеятельности людей скрываются за их достижениями. К тему же (2) реформы в России проводятся на основе нормативистского, программно-целевого подхода в управлении, слабо учитывающего социокультурные возможности управляемой системы и (3) исходящего из иллюзии о том, что «власть всесильна».  
Такая государственно-управленческая патология унаследована современной государственной властью в России от СССР, где она сформировалась на основе утвердившегося за годы советской власти тотального политического отчуждения человека. В связи с чем эволюция российского общества в постперестроечный период представляет собой «восьмерку» блужданий между реформацией и реставрацией. Очередные витки этой «восьмерки» представляют собой области наложения и доминирования циклов реформ, для которых характерно движение по пути демократии и законности, и контрреформ, связанных с восстановлением в той или иной форме начал авторитаризма и вседозволенности, мотивированной соображениями практической целесообразности.  
Первый такой виток российское общество совершило в 1989— 1991 гг., когда под воздействием демократических сил оно начало двигаться по пути радикальной реформации, но уже в первой половине 1991 г. стало «соскальзывать» на орбиту социальной реставрации, завершившейся распадом СССР.  
Второй виток реформации начался в 1992 г., когда легитимная государственная власть суверенной России, располагая максимальным доверием населения, пустила страну по пути «шоковой терапии», результаты которой в социально-психологическом плане противопоставили власть «демократов» народу, дискредитировав идею «демократии» в политическом менталитете россиян. Более того, «демократическая» государственная власть осенью 1993 г., расстреляв Белый дом под предлогом политически-целесообразной вседозволенности, сама подтолкнула эволюцию российского общества на орбиту реставрационного цикла.  
С принятием Конституции Российской Федерации и выборами в Государственную Думу (декабрь 1993 г.) начался третий виток «блужданий между реформацией и реставрацией»: реформаторские «потуги» первой половины 1994 г. плавно завершились усилением авторитаристских тенденций политической вседозволенности, достигшей своего пика во время чеченского кризиса зимой 1994/1995 гг. В начале 1996 т. рейтинг Президента Российской Федерации, ассоциированный в сознании россиян с выбранным политическим и социально-экономическим курсом, достиг критически низкой отметки, что свидетельствовало о кризисе легитимности государственной власти в стране.  
Выбор социальных приоритетов экономического развития, «заверения» в верности курсу демократических реформ, кадровые перестановки в верхних эшелонах государственной власти, осуществленные в ходе предвыборной президентской кампании 1996 г., и в значительной степени антикоммунистический настрой значительной части российского электората позволил реформаторам совместно с центристами-государственниками удержаться у власти, но будет ли это возвратом на реформационную орбиту или эволюция России будет продолжаться в реставрационном цикле — покажет время. По крайней мере, выздоровевший Президент и сформированный им новый состав Правительства В. Черномырдина, а с апреля 1998 г. обновленный состав правительства С. В. Кириенко, свидетельствуют о намерениях власти продолжать курс рыночных реформ.  
С цивилизационной точки зрения кризис легитимности государственной власти в России вызван кризисом этатизма и патернализма, как основных принципов нормативно-ценностного порядка, сливающегося в российской цивилизации с государственностью. Для этатистского сознания, отождествляющего государственную власть и авторитет, характерны две крайности безудержный государственный пиетет, преклонение, «обожествление» государственной власти, которая соответствует социокультурному идеалу, и беспощадная критика, готовность на «бессмысленные» бунты, когда власть перестает соответствовать наиболее значимым ценностям, составляющим систему этого идеала Причем речь здесь идет не столько о том, что государство в современной России проводит «антинародную» политику и не удовлетворяет интересов социальных «низов», а о том, что в этатистском сознании российское государство утратило смысл и не реализует более определенных социально признанных ценностей.  
В социальном плане кризис легитимности политической власти в России обусловлен, с одной стороны, скептицизмом и недовольством значительной части населения деятельностью государственной власти, а также политических партий, представляющих конкретные группы интересов; с другой стороны, слабостью самой власти, ее неспособностью эффективно решать актуальные проблемы современной российской действительности. Сложилась ситуация, описанная в теориях «государственной перегрузки» (Бриттэн и Нордхауз), «узаконения кризиса» (Хабермас).  
Эти теории объясняют падение легитимности политической власти двумя обстоятельствами: во-первых, тем, что государственная власть берет на себя гораздо больше обязательств, чем способна выполнить; а во-вторых, тем, что правительство и партии, особенно в ходе предвыборных кампаний, дают гораздо больше обещаний, чем могут выполнить. Безответственность правительства, партий, политических лидеров ведет к разочарованию и скептицизму в массовом сознании, а, следовательно, и к утрате политической властью легитимности.  
Кризис легитимности государственной власти в России связан также с нарушением когнитивных механизмов ее легитимации. В настоящее время резко обострилась ситуация «псевдоморфоза» (разрушающего влияния заимствованной культуры на культуру-реципиент), что обусловлено трудностями творческого освоения приобретаемого западного духовного опыта. Ситуация «псевдоморфоза» оказывает глубокое влияние на современную социально-политическую лексику, в которой можно обнаружить три отдельных семантических пласта, механически соединенных друг с другом в единое понятийное поле, но не составляющих непротиворечивого понятийного континуума. Эти пласты соответствуют разным культурным типам, воздействующим на современную российскую культуру: архаический — древнерусскому народному типу; традиционалистский — православно-славянскому и общественно-социалистическому; современный пласт — либерально-западному типу культуры.  
Происходит постоянное столкновение языческих, православно-христианских и современных западных политических идеалов (правды, благодати и закона; лада, соборности и консенсуса; воли, преображения и контроля общества над государством). Взаимодействие этих пластов происходит зачастую неосознанно, что затрудняет функционирование понятийного аппарата как целого в рамках не только политической ментальности, но и его развития в русле научной теоретико-методологической рефлексии. Наблюдается мифологизация одних понятий и придание сверхценностного им значения, разрушение содержания и фальсификация других понятий.  
Сегодня и политику, и ученому, и простому человеку приходится думать одновременно на нескольких языках, смыслы слов в которых часто отрицают друг друга. Ситуация усугубляется еще и тем, что европейские политические понятия в русском употреблении отличаются «ложной ясностью», поверхностным их восприятием, без осознания тех духовных интенций и культурных традиций, которые скрываются как за достижениями либеральной демократии, так и ключевыми ее понятиями (гражданское общество, правовое государство, свобода, равенство, консенсус, толерантность и т. д ).  
Внутренние противоречия, разрывающие понятийный континуум современной российской политической лексики; наличие многочисленных теоретических конструктов, представляющих собой идеологические интерпретации политической реальности, в контексте которых формируются различные идеалы политической власти, порождают множественность символических универсумов. В рамках этих универсумов, служащих системами отсчета определенных секторов институциенализированного политического поведения, происходит соответственно процесс легитимации или делигитимации политической власти в современной России.  
Кризис легитимности политической власти в современной России поэтому во многом обусловлен дискретностью нормативно-ценностного ее пространства, множественностью составляющих его символических универсумов, в рамках которых идет постоянная интерпретация и переинтерпретация этой власти. Поэтому легитимность любой государственной власти в современной России может быть лишь «частичной». Но степень этой легитимности зависит от того, насколько реальная власть коррелируется с образом власти в рамках того или иного символического универсума. Иными словами, государственная власть в России, чтобы быть легитимной, должна соответствовать в той или иной мере разным культурным типам, представленным в трех пластах семантического пространства: архаическом, традиционалистском и современном.  
В этом плане интерес представляет та функция символического универсума, благодаря которой упорядочивается история и политические события связываются в единое целое, включающее прошлое, настоящее и будущее. По отношению к прошлому создается историческая «память», объединяющая всех тех, кто социализирован в данной общности. По отношению к будущему — общая смысловая система отсчета для того, чтобы индивид мог планировать свои действия.  
Специальные исследования исторической памяти россиян показывают, что единственным периодом российской истории, вызывающим у большинства из них чувство гордости и эмоциональной сопричастности, является царствование Петра I, которое в плане оценки его деятельности многократно превышает любую другую историческую эпоху. При этом исследователи подчеркивают, что отношение к Петру I и его эпохе, особую «маркировку» этой эпохи в современном массовом сознании нельзя выводить из объективных реалий того времени. Перед нами не объективное отражение и даже не идеализация, а национальный исторический миф, существующий относительно независимо от самой истории и воплощающий в себе сущностные черты русского национального самосознания и культурного архетипа. Поэтому структурно-семантический анализ этого мифа имеет большую когнитивную ценность, поскольку он позволяет понять, что люди склонны принимать в политической реальности, а что будут отвергать.  
Власть в России может быть сильной, жестокой, но она должна быть прежде всего «настоящей» и «правильной». Стать такой она может лишь в том случае, когда оказывается способной предложить «семье-нации» некое «общее дело» и стать источником социально значимых ценностей и смыслов, задавая обществу символическую матрицу единства и определенную перспективу развития. Образ такой легитимной власти в России и олицетворяет Петр I, который не только задумал и осуществил это «общее дело», открывшее перед Россией совершенно новые горизонты, но и участвовал в нем как бы «наравне со всеми». В общем деле, исполняемом народом вместе с государственной властью, русская культурная традиция выделяет не столько факторы утилитарного, сколько ценностного характера.  
Структурно-семантический анализ петровского мифа обнаруживает связь между его парадигмой и реальным политическим поведением россиян сегодня. Причем этот миф в наибольшей степени коррелируется с различными культурными типами и семантическими пластами восприятия государственной власти. Это обусловлено тем, что в русле российской формулы власти россияне испытывают глубокую потребность в появлении нового «отца-преобразователя», способного сплотить «семью-нацию», и их сознание активно настроено именно на этот образ. Этими элементами мифологизации во многом объясняется политический триумф А. Лебедя в ходе президентской избирательной кампании 1996 г. и губернаторской 1998 г., свидетельствующий о том, что «демократические» лидеры первой волны уже не вписываются в оценочно-смысловые парадигмы российского менталитета. Поскольку политическое мышление россиян в высокой степени персонифицировано, это, с одной стороны, существенно подрывает уважение к самой идее демократии, а с другой, — подспудно подталкивает их к выбору такой государственной власти, которая более соответствует специфике России, олицетворяемой лидерами авторитарно-традиционалистского плана, более склонных к реформации, чем реставрации.  
Мифологическое российское политическое сознание, безусловно, предрасположено к режиму личной власти. Но вместе с тем в качестве главной ценности и условия деятельности государственной власти россияне всех возрастов и социальных групп выдвигают не снятие ограничений с воли вождя, а, наоборот, подчинение всех закону. Характерно: почти 90 % респондентов считает, что страна может выйти из кризиса лишь тогда, когда люди научатся уважать законность и правопорядок. Как полагают исследователи, мера жесткости политической власти, на которую в целом согласно сегодня население России, соответствует скорее умеренно авторитарному правлению, чем тоталитаризму. При этом авторитаризм выступает, по существу, как альтернатива тоталитарному перерождению власти и общества, альтернатива, которая людям кажется более реальной, чем укрепление собственно демократических институтов.  
О кризисе легитимности государственной власти в современной России свидетельствует потребность в нравственной политике. В стране складывается ситуация, когда в общественном мнении начинает преобладать представление о том, что все трудности, переживаемые страной, напрямую связаны с нечестностью, обманом, коррупцией и воровством на всех этажах социально-политической иерархии. На волне массового нравственного негодования рождается мысль, что стоит положить конец разворовыванию страны и грабежу народа, как все наладится и все проблемы разрешатся сами собой.  
В современной России существует целый ряд обстоятельств, побуждающих людей рассматривать государственную власть только сквозь призму нравственного деяния.  
Во-первых, это крайне неудовлетворительное положение значительной части населения, вызывающее дискомфорт, раздражение и озлобленность.  
Во-вторых, уверенность в том, что политическая власть утратила способность что-либо изменить «сверху», и убежденность общества в собственной «праведности», в том, что само оно никоим образом неповинно в «бедах» и «неурядицах» в стране.  
В-третьих, наличие в обществе демагогических политических сил и деятелей, суровых обличителей безнравственности «власть придержащих» и страстных «проповедников» честности в политики.  
В-четвертых, перманентное появление в структуре государственной власти «козлов отпущения», легко «подставляемых» самой властью, на которых возлагается ответственность за все тяготы народной жизни.  
Значительная часть населения в нашей стране начинает поворачиваться к идее «честности» власти как единственно возможному средству «выправить» жизнь и навести в стране «порядок». Суждения о современных реалиях упрощаются, оценки действительности ужесточаются Фанатичная «захваченность» общества идеей честной политики, превращающая остальные, не менее важные качества ее (цели, средства, результаты) во второстепенные, — свидетельство кризиса легитимности государственной власти  
Кризис легитимности политической власти в современной России обусловлен также тем, что, участвуя в формировании символических универсумов, сама власть располагает ограниченными возможностями использования тех или иных факторов легитимации.  
Российская государственность не располагает вразумительной национально-государственной идеей, мифы либеральной экономики и демократии не могут стать ее основанием, поскольку отторгаются и современной ментальностью значительной части населения, и культурными архетипами подавляющего его большинства. Государственная власть не может предложить обществу и «общее дело», кроме рассуждений о необходимости «выживания» в переходный период.  
Современная государственная власть в России не может задействовать такой наиболее существенный из факторов легитимации, как время, в течение которого люди привыкают к определенному типу власти, к традиционным ритуалам и атрибутике. Не может опереться современная власть и на такой фактор легитимации, как успех, ибо большинством россиян ее деятельность не признается социально эффективной.  
Не действует и такой фактор легитимации, как ассоциация в повседневном сознании власти с национальными символами, признание ее народной, питающейся от исторических корней и учитывающей культурные и исторические традиции России Большинству россиян не кажется, что в их стране может существовать только данная власть и никакая другая.  
Относительное согласие достигнуто между властью и населением по поводу тех целей, во имя достижения которых совершаются те или иные, пусть и неодобряемые гражданами, действия Это согласие, правда, достигнуто благодаря тому, что в 1996 г 40% россиян ощутили угрозу радикальной реставрации и увидели источник этой опасности в лице коммунистической оппозиции.  
В большей мере легитимность политической власти в современной России приобретена благодаря правильному способу формирования властных институтов, каким явились президентские выборы 1996 и 2000 гг., в ходе которых в известной мере произошло дистанцирование должности от ее носителя, личного авторитета от авторитета должности, ибо в сохранении должности Президента многим россиянам видится гарантия успешной реформации России.  
Нынешняя Администрация Президента усвоила некоторые уроки прошедших 1993—1996 гг. выборов, в ходе которых немалая часть избирателей активно поддержала вначале демагогические химеры ЛДПР, близкие по духу и простоте лозунги КПРФ социальной справедливости и равенства возможностей.  
Уроки власти:  
Первый урок состоит в том, что нельзя пренебрегать национально-государственной идеей и как социально-консолидирующим фактором российского общества, и как легитимизирующим высшую государственную власть. Это нашло выражение в «поручении» Президента лояльной интеллектуальной элите в кратчайшие сроки разработать «национальную идею». Эта идея, по замыслу команды Президента, должна выступить объединяющим фактором в аморфном и «разорванном» российском социуме на основе сопереживания и сопричастности россиян к «общему делу», великие цели которого выстраданы всем ходом исторического развития России и обусловлены особым предназначением ее в современном мире.  
Второй урок состоит в том, что именно высшая власть в лице Президента должна быть носителем этой идеи Государственная власть (прежде всего президентская) в современной России развернула большую активность, используя символический капитал своей власти (другого она пока эффективно использовать не может) для формирования в нормативно-ценностном пространстве российского общества легитимирующих ее деятельность структур.  
Третий урок, освоение которого пока с трудом удается государственной власти в России, состоит в том, что «старая Россия не сумела возвести государственную идею на ту высоту, которая представляет сочетание твердых национально-государственных и религиозных основ с идеями равенства и свободы» (П. Новгородцев).  
Другое направление легитимации связано не столько с постановкой и обоснованием «великих целей», сколько с поиском эффективных способов решения насущных проблем российского общества.  
Если сравнить три ветви государственной власти в современной России, то их легитимация имеет разные основания. Президентская власть как власть верховная легитимируется в основном культурным архетипом и соотносится прежде всего с нравственным идеалом Правды, основанном на патриархальном этатизме, вере в «чудо» со стороны умеренно-авторитарного лидера, наделяемого в определенной мере харизматическими чертами. Президентская власть как власть верховная в русском культурном архетипе во многом деперсонифицирована: должность и «образ» Президента в нем синкретичны, поэтому о качествах Президента судят, исходя не из того, какими качествами он реально обладает, а из того, какими должна обладать высшая власть. В силу этого уровень легитимности президентской власти в России всегда будет выше уровня легитимности других ветвей государственной власти.  
Легитимность исполнительной власти, правительства в России, наоборот, санкционируется менталитетом и носит сознательно-оценочный характер, соотносясь через понятие социальной эффективности. В настоящее время за этим понятием скрывается способность правительства проводить политику, соответствующую ожиданиям различных групп населения и поддерживать в обществе социальный Порядок.  
Законодательная власть, российский парламент, в русской ментальности воспринимается как «говорильня», большинство населения не связывает с ним своих надежд. Легитимация представительных учреждений государственной власти в русской ментальности осуществляется через соотнесение их деятельности с принципом соборности как «воли к согласию», а не «воли к власти».  
Таким образом, легитимность государственной власти в России обусловливалась, с одной стороны, символическим капиталом власти, формирующим в нормативно-ценностном пространстве «духи государства», прежде всего в виде национально-государственной идеи. Эта идея «оправдывала» существующий в стране «порядок» и задавала для «семьи-нации» «общее дело». Консолидируя на этой основе общество, государственная власть тем самым на время обеспечивала себе легитимность, вплоть до солидарности значительной его части с российским государством.  
Легитимность государственной власти во многом зависела от того, насколько эта власть и ее деятельность соответствовали «образу» идеальной власти, сформированному в контексте культурных архетипов «безмолвствующего» большинства и актуализированному в его ментальности на том или ином этапе развития российского общества.  
Большую роль в легитимации государственной власти играла рациональная интерпретация на уровне ментальности результатов ее деятельности, степени соответствия их ожиданиям различных социальных групп и общества в целом.  
Кризис легитимности государственной власти выражался в первую очередь в том, что государственная власть утрачивала национально-государственную идею, переставала соответствовать «образу» власти и оказывалась социально неэффективной.