Политическое красноречие

Стало быть, современное явление  публичности политики, публичное  обоснование политиками собственных  решений можно рассматривать как приспособительное поведение политических элит к тем «внешним» условиям функционирования, к которым пришло современное общество.

Однако если говорить о приспособлении политиков к новым условиям демократии (о преобладающем большинстве  политиков стран СНГ следует говорить именно в данных терминах), то следует ожидать, что они будут пытаться создать себе наиболее благоприятные условия «жизнедеятельности» в рамках тех общих требований, которые предъявляет им новая формальная система. Поэтому следует также ожидать, что наиболее вероятной реакцией политиков на требование публичного контроля их деятельности будет их постоянное желание ослабить интенсивность этого контроля «снизу», чего можно достичь путем манипулирования массовым сознанием.

Если принять за основу определение социального манипулирования как «системы способов идеологического и социально-психологического воздействия с целью изменения мышления и поведения людей вопреки их интересам», то следует логический вывод: современное явление и необходимость публичного обоснования политиками принимаемых решений в результате адаптации старой политической элиты к новым условиям становятся частью социально-политического манипулирования.

С другой стороны, публичность современной  политики и принятия важнейших решений (в смысле необходимости их представления широким массам) предоставляет политическим лидерам реальную возможность «поделиться» своей личной ответственностью за принимаемое решение с народом.

Иначе говоря, если монарх всецело отвечает за собственные решения, то демократический лидер отвечает за собственные решения постольку, поскольку является избранником народа: его ошибки являются ошибкой народа, его избравшего. Кроме того, получив поддержку народа в принятии того или иного решения или осуществления реформы, лидер делает граждан своей страны соучастниками данных действий. Это, кроме всего прочего, освобождает его от массового негодования, возмущения и недовольства в случае, если программа провалилась. А если к тому же учесть, что народ – категория весьма абстрактная и популистская, то отсюда непосредственно вытекает объяснение того, почему мы всегда пытаемся найти виноватых и почти никогда не находим. Разделение личной ответственности с народом весьма удобно и выгодно прежде всего демократическим лидерам.

Таким образом, реалистичный подход к массовости современной политики и публичной политической риторике сводится к умению политика продемонстрировать народу те стороны решения, которые будут восприняты положительно. Эта особенность делает публичный процесс преподнесения, обоснования принимаемого решения частью политических технологий, одним из этапов процесса принятия политических решений.

3 РОЛЬ  «ВНУТРЕННЕГО» И «ВНЕШНЕГО» ОБОСНОВАНИЯ  ПОЛИТИКИ И ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕШЕНИЙ  В ПОЛИТИЧЕСКОЙ РИТОРИКЕ

Обоснование принимаемых  решений, т.е. то, что мы ежечасно и ежеминутно слышим от политиков об их деятельности и решениях, составляет часть политического процесса, в ходе которого участники, принимая во внимание точки зрения заинтересованных субъектов, оценивают положительные и отрицательные стороны разных вариантов и выбирают какой-то один.

По сути, обоснование  представляет собой процесс оценки (с опорой на ценности) и выбора приемлемого (не обязательно наиболее технически рационального) варианта решения. Причем в пользу принятия решения могут  выдвигаться и чисто прагматические, утилитарные, и психологические, эмоциональные аргументы. В подобных условиях сведение обоснования решений, например, к теории рационального выбора или к модели рационального актора, где предлагается идея рациональности любого выбора психическинормального человека, приводит к сильному упрощению, при котором несовместимые ценности (например, территориальная целостность государства и право народа на самоопределение) в качестве аргументов должны взаимоисключаться. В этом смысле рассмотрение процесса принятия политических решений с точки зрения необходимости их оценки и выбора, т.е. обоснования, выводит исследование на более емкий уровень, где не ставится принципиальная разница между тем, какой выбор следует считать рациональным, а какой – нет. Для признания решения обоснованным важно то, как субъект остановил на нем свой выбор, а также то, как ему удалось показать правильность своего выбора «внешним» участникам.

По сути, целесообразность принимаемого решения оценивается  в двух плоскостях, которые можно условно обозначить сферами «внутреннего» и «внешнего», или «публичного» обоснования.

Основания для такого деления следующие: прежде всего  – сам процесс принятия решения, где целесообразно выделять систему, принимающую решения (политическая система как единичный актор и как совокупность взаимодействующих политических единиц), и так называемую «внешнюю среду». Говоря о принятии конкретных решений, имеется в виду деятельность принимающей решения системы, ориентированной как «внутрь себя», так и на определенную «внешнюю среду», будь то взаимоотношение между единичным политическим актором и политической системой, в которую он включен, или между собирательной, емкой системой политических акторов (например, государствами, неправительственными организациями, транснациональными компаниями) в системе международной политики, общества, человечества, природы как экосистемы. Взаимоотношение принимающей решения системы и среды выражено, например, в моделях политических систем Г.Алмонда и Д.Истона, а также в моделях, где принятие политических решений представляет собой результат взаимодействия по упрощенной схеме «импульс - действие», с тем лишь уточнением, что под принимающей решение системой следует понимать не только собирательного, институционального, но и индивидуального политического актора.

С точки зрения обоснования  принимаемых политических решений, такое определение субъекта политики, или ЛППР (лица, принимающего политические решения), необходимо, ибо следует  различать оценку ЛППР своих действий и решений как внутрисистемную, микросистемную оценку и то, что выражается в необходимости легитимирования, т.е. выведение, вынесение этой оценки за рамки ЛППР как микросистемы в среду «внешней», более емкой макросистемы. Явление легитимации власти, концептуализованное М.Вебером, состоит в своеобразной необходимости самовыражения власти, идущей не столько из природы власти, сколько из той макросистемы, в которую она включена и импульсы которой получает. И если ЛППР как микросистема объединяет в себе лиц, ведущих диалог относительно целесообразности принятия ими того или иного решения, т.е. участвуют в обосновании решения внутри своей системы, принимающей решения, то необходимость легитимации требует вступления ЛППР в диалог с «внешней средой» по поводу обоснования принимаемого им решения, которое распространяется на эту среду, причем это обоснование уже не может избежать учета требований среды, или макросистемы.

Разница между аргументами, приводимыми во внутрисистемном  обосновании и в его публичном  выражении, нередко бывает продиктована интересами неразглашения определенной информации, необходимостью ориентирования некоторых сведений на определенную аудиторию и т.д. Исходя из стратегических интересов, ЛППР может публично оглашать оценку, отличную от собственной, в расчете на определенный эффект.

Степень совпадения аргументов «внутреннего» и «внешнего» обоснования  зависит также от того, в какой  мере ЛППР осознает и оценивает необходимость  привлечения к обсуждению решения  «внешней аудитории». Как пишет Н.Костенко, «субъекты присоединяются к открытому обсуждению политических проблем по разным причинам. Только часть из них искренне следует задачам понимания и публичной доказательности собственной точки зрения – то есть во всей полноте реализует коммуникативное действие, для которого, по Хабермасу, искренность как субъективно осознанная свобода от аргументов власти и капитала, а также «правильность» высказываний согласно общепринятым нормам интеракции, являются столь же необходимыми составляющими, как и соотнесенность суждений с «объективной» реальностью, конкретной общественной ситуацией. Другая часть субъектов инструментально подходит к своему участию в публичной сфере, используя ее в стратегических целях. Бурдье в этом случае говорит о «непреднамеренном двуличии» политических выступлений, которые всегда двойственно детерминированы необходимостью «служить одновременно эзотерическим целям внутренней борьбы и экзотерическим целям внешней борьбы». Различие между аргументами, приводимыми во «внутреннем» и «внешнем» обоснованиях политических решений, зависит также от особенностей тех ценностей, которые приводятся в качестве аргументов-оснований.

4 АРГУМЕНТАТИВНЫЕ  ТЕХНОЛОГИИ ПУБЛИЧНОГО ОБОСНОВАНИЯ  ПОЛИТИКИ: ПОЛИТИЧЕСКИЕ УТОПИИ И  МИФОТВОРЧЕСТВО

Итак, сегодня в цивилизованном мире ни одно важнейшее решение не может быть принято без соответствующего обращения к народу. Это относится также к «нецивильным» решениям, таким, как решение начать военные действия против другой страны, предпринять бомбардировку территории противника и т.д. (Парадоксально, но нецивильные решения очень характерны для цивилизованного мира.) Недавними примерами таких решений являются бомбардировки Косово в 1999г., военная кампания НАТО в Афганистане, вторая война в Ираке. Причем, оценки этих и подобных решений как «нецивильных» или, наоборот, «правильных и своевременных» также являются результатом восприятия людьми определенных риторических компонентов публичного политического преподнесения, убеждения, аргументации.

Однако, по сути, аргументация, предшествовавшая и сопровождавшая данные решения, почти совпадает как по форме (форма преподнесения и направленность), так и по содержанию (смысловые особенности доводов). В целом, анализ публичного преподнесения политиками решений (анализ выступлений, обращений и текстов, а также методов их преподнесения и адресации) позволяет выделить ряд аргументов, наиболее часто используемых политиками для обоснования собственных решений и обвинения оппонентов, причем можно заметить, что использование одних и тех же доводов в различных комбинациях, очередности и с различным «ударением» соответствует определенной «моде» политических дискурсов, где в тот или инойпериод развития событий на передний план выводится тот или иной аргумент, наиболее эффективный в данном конкретном контексте.

Первым типом аргументов политического обоснования следует считать всякого рода абстрактные идеи или утопии, которые, как правило, звучат очень убедительно, особенно в начальной стадии их использования. «Идейная история» человечества свидетельствует о том, что в различные периоды развития на передний план выдвигалась универсальная в пространственно-временном плане и необходимая к исполнению некая «всеобщая идея развития». Такими идеями на протяжении истории являлись идея (идеал) свободы, равенства и братства, независимости, а более конкретно (менее утопично) – идея социализма, демократии, построения гражданского общества, и т.п.

Все эти и подобные идеи десятилетиями (веками) эксплуатировали и продолжают эксплуатировать массовое сознание, вводя людей в некое состояние  заблуждения или социального гипноза, находясь в котором человек готов принять любое решение или действие властей, якобы направленное на достижение этой идеи. Причем, чем больше людей верит в данную идею, тем легче и эффективнее оперировать ею для достижения конкретных целей. В этом смысле политические спекуляции абстрактными идеями всеобщего благоденствия очень напоминают технику религиозного порабощения церковными догматами, которые, как известно, оправдывали далеко не только благие намерения и поступки. Колониальные походы крестоносцев во имя «Бога» – некое подобие современных военных кампаний Запада по защите и распространению демократии в так называемом «нецивильном» мире (Афганистан, Ирак). Причем, если раньше формальной целью походов провозглашалась необходимость борьбы с неверными и распространение «единственно истинной религии», то теперь это борьба с недемократическими режимами и распространение единственно истинной «демократии». В обоих случаях мы имеем дело с политическим популизмом, направленным на то, чтобы заполучить одобрение широких масс и, возможно, оправдать не столь благородные поступки в собственных глазах.

Оперирование политическими утопиями в целях снискания общественного  одобрения и обеспечения требования публичности политики имеет в  своей основе мифотворчество, характерное для ранних ступеней формирования и развития социума. Миф как некая общая, абстрактная идея, объединявшая людей в их происхождении, совместном проживании и деятельности, посвоему содержанию был далек от реальности, хотя и содержал в себе некоторые рациональные объяснения. Неоспоримой ценностью мифа являлось то, что он объединял людей, упорядочивал их жизнь и место в природе и обществе, делал окружающую среду более предсказуемой. Благодаря мифическим представлениям люди знали, чего следует опасаться и к чему следует стремиться. Главное здесь не то, насколько правдивы были мифы, а то, что, вводя людей в заблуждение по поводу их происхождения и будущего, они все же формулировали «общие правила игры», внося рациональность и упорядоченность в их быт. В подобных случаях говорят: «Людям выгодно заблуждаться».

Фактор веры в восприятии и принятии политического мифа в качестве основания  политических действий и решений, безусловно, превалирует в том плане, что  для полной и адекватной реализации программы необходимо верить в ее успешность. Вера в реализуемость, целесообразность, правильность проводимых реформ, намеченного курса сопровождала все великие (как в положительном, так и в отрицательном смысле) свершения. Личная и массовая вера требуется и сегодня, в период демократических реформ как политического, экономического, социального выбора. Безусловно, гипотетичность, вероятностный характер глобальных политических перемен нуждается в замещении отсутствия абсолютных гарантий фактором веры. Однако в индивидуальном и массовом политическом сознании политические мифы закрепляются прежде всего благодаря демонстрации реальных примеров – фактов и событий, свидетельствующих о «подлинности» политического мифа и его следствий. Вера, сопровождаемая знаниями и убеждениями, становится сознательной уверенностью.

Политические мифы имеют как  массовую природу (т.е. возникают в  массовом сознании, на обыденном уровне представлений о политических лидерах  и процессах), так и производятся «сверху» в том смысле, что некое политическое действие-решение сопровождается его авторами умышленной мистификацией и мифологизацией, ориентированной именно на массового «потребителя». Такое обоснование включает сильный эмоциональный компонент – приукрашенность, восторженность преподнесения или, напротив, трагичность, стрессовость и решимость к борьбе.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

При всех различиях в  позициях и интересах участники  общественного дискурса одинаково  заинтересованы в окультуривании коммуникативной  среды, среды своего общения, в экологии общественной речи.