Развития модели внутрисемейных взаимоотношений в Великобритании

В средние  века домохозяйства и местная община являлись основными центрами производства товаров и услуг. В семье производилось большинство вещей, необходимых для удовлетворения повседневных нужд ее членов; иногда некоторые товары покупались или продавались на деревенском или городском рынке. Семья обыкновенно выступала в качестве интегрированной производственной ячейки, и все ее члены — жена, муж и дети — работали вместе. Хотя на женщинах в основном лежала ответственность за воспитание детей, они также играли важную роль в экономике домохозяйства, носившего характер экономического партнерства (такое положение сохранилось до сих пор в сельских районах многих развивающихся стран). В Европе, начиная примерно с XVII века (в США несколько позже), по мере распространения крупного сельскохозяйственного производства началось вытеснение мелких фермерских семей с их земельных участков. Процесс вытеснения значительно ускорился с началом индустриализации, и производство товаров и услуг переместилось в мастерские и на фабрики. Люди (особенно мужчины и на первых порах дети) покидали дома, чтобы “наняться на работу”. Семья перестала быть производственной ячейкой, “место работы” и “жилище” теперь существовали порознь.

Эти изменения  привели к повсеместному разрушению открытой родовой семьи. Однако некоторые  из этих изменений затронули первоначально  лишь группы с высоким общественным положением. Торговцы, промышленники  и крупные фермеры освободились от традиционных обязательств перед  родственниками и от вмешательства  общины в их дела, что было характерно для более раннего периода. В  конце концов, благодаря их поведению, замкнутая привязанная к дому нуклеарная семья стала в большей  или меньшей степени универсальной [М.Мид, 1988, с. 201].

Ролевые функции мужчины, женщины и детей  в семье испытали заметное влияние  со стороны этих изменений. С первых лет индустриализации многие женщины, по-прежнему воспитывая дома детей, начали наниматься на работу. Однако среди обеспеченных слоев населения получило общее признание мнение, согласно которому мужчина должен быть “кормильцем”, а “место женщины — дома”. Многие замужние женщины стали домохозяйками, неоплачиваемыми домашними рабочими, чьи функции сводились к уходу за мужем и детьми. Ситуация изменилась и для детей, после того как были приняты законы, обязывающие их посещать школу и ограничивающие детский труд.

 

 

 

1.2.2 Детско-родительские  отношения в различных культурах

 

 

Тип родительской любви, который мы привыкли считать универсальным, на самом деле — продукт весьма специфических исторических условий. На протяжении многих веков отношения родителей к детям претерпевали огромные изменения.

Такие развитые общества, как античное, были весьма избирательны в своей заботе о детях. Основатели медицины Гиппократ и Соран Эфесский обсуждают вопрос о том, какие именно новорожденные заслуживают того, чтобы их выращивали. Аристотель считает вполне справедливым и разумным закон, что ни одного калеку-ребенка кормить не следует, Цицерон писал, что смерть ребенка нужно переносить «со спокойной душой», а Сенека считал разумным топить слабых и уродливых младенцев. Маленькие дети не вызывают у античных авторов чувства умиления, их большей частью просто не замечают. Ребенок рассматривается как низшее существо, он в буквальном смысле слова принадлежит родителям, как прочая собственность. Положение детей в античности и в средние века было достаточно тяжелым [Э.А. Орлова, 2002, с. 51].

Целый ряд объективных причин затруднял формирование устойчивой эмоциональной близости между родителями и детьми.

Высокая рождаемость и еще более  высокая смертность (в результате плохого и небрежного ухода в XVII — XVIII вв. в странах Западной Европы на первом году жизни умирали от одной пятой до одной трети  всех новорожденных, а до 20 лет доживало меньше половины) 28 делали жизнь отдельного ребенка, особенно если он не был первенцем, далеко не такой ценной, как сегодня.

Например, воспитание детей в средневековой Франции было одновременно жестоким и небрежным. В XV — XVIII вв. внимание к детям заметно возрастает, но это означало в первую очередь усиление требовательности и строгости, а отнюдь не снисходительности и любви. Речь идет исключительно об обязанностях детей по отношению к родителям, прежде всего — к отцу, и ни слова — о родительских обязанностях. Автор популярного во Франции первой половины XVII в. трактата по моральной теологии писал, что если отец и сын некоего человека окажутся в одинаково бедственном положении, человек должен в первую очередь помочь отцу, потому что он получил от своих родителей гораздо больше, чем от детей [И.С. Кон, 2003, с. 162].

Достаточно равнодушно относились к детям и аристократические  матери, чему немало способствовал  обычай отдавать младенцев на выкармливание  в чужие семьи и воспитывать  детей в закрытых пансионах, монастырях и школах.

В отличие от западной модели детско-родительских отношений на Руси с принятием христианства семья на протяжении многих веков была социальной общностью, основанной на церковном браке, целью которого являлось родительство — необходимое обществу воспроизводство определенного типа личности.

Вообще дореволюционная Россия — страна очень высокой рождаемости, население которой жило в соответствии с определенными демографическими установками следующего плана: «Брак и дети — святое дело».

Этих взглядов до 60-х годов XIX века придерживалось подавляющее большинство  населения России и не только русское. Многодетность была традиционной и  устойчивой, потребность в детях  была очень высокой и основывалась на чадолюбии. Однако эмоциональное  отношение к детям было исключительно  сдержанным, отцу патриархального семейства  Домостроем запрещалось даже играть с ребенком [В.В. Абраменкова, www.portalslovo.ru ].

Кроме традиционной семьи в Древней  Руси существовал институт искусственного родства — кормильство — обычай знатных семейств (преимущественно  княжеских и боярских) передавать новорожденных сыновей на воспитание (вскармливание) в семьи более  низкого статуса и сословия. Ребенок  возвращался в родной дом в 8 — 9 лет, и связь его с кормильцем и его семьей была крепче, кровного родства. Подобный обычай удаления мальчика из родной семьи в семью аталыка (воспитателя и наставника) существовал  до недавнего времени на Кавказе.

В конце XIX века и особенно в постреволюционное время в России сформировалась иная ценностная ориентация на семью как супружество, когда браки заключаются по сердечной склонности молодых людей при их относительном юридическом и экономическом равенстве, при этом дети рассматривались как неизбежное дополнение к браку, а не цель его. Ценность детей становится самостоятельным фактором, мотивирующим ограничение рождаемости, — таков парадокс нашего времени.

Современные условия, эпоха технического прогресса, смещение ценностей в  сторону материального благополучия во многом диктуют изменение отношения общества к семье и детям. Особенно ярко это прослеживается в китайской культуре.

Уменьшение среднего размера семьи, её нуклеаризация, зависимость между  повышением благосостояния и уменьшением  размера семьи, изменение внутрисемейных отношений и положения детей в семье, трансформация семейной морали – вот те тенденции, которые наметились в Китае за последние десятилетия. Под влиянием формулы «одна семья – один ребёнок» центр китайской семейной философии сместился с «культа стариков» в сторону «культа детей».  

Новая модель китайской семьи стала  зарождаться в 1950-е годы. Несмотря на многие изменения, она по-прежнему сохранила статус первичного института  социализации ребёнка.  Целостность семьи на современном этапе подрывается общественной нагрузкой и необходимостью получения дополнительного профессионального и политического образования вдали от дома.

Получается следующее: с одной стороны, потенциальные родители слишком заняты и обеспокоены своим заработком, чтобы проводить достаточно времени с семьёй; с другой стороны, с началом осуществления политики «планирования семьи», у них есть фактически единственная возможность испытать радость отцовства и материнства. Решение этой дилеммы на поверхности: молодые люди стремятся получить хорошее образование, добиться стабильного материального положения, а затем родить единственного и очень долгожданного ребёнка. Соответственно, родившиеся дети получают всё, что пожелают. Китайские дети чрезвычайно избалованны, так как они не знают отказа ни в чём.

Меняется и положение ребёнка в семье. Строгая половая и возрастная иерархия сменяется равноправием. Более того, происходит ломка многовековых традиций: почитание старших сменяется почитанием младших.

Конечно, законы в Китае обязывают  детей заботиться о своих родителях, однако такие «обязательства» бесспорно  слабее гарантий, обеспечиваемых старикам в условиях традиционного общества.

Впрочем, допускаемая родителями детская  вседозволенность имеет и обратную сторону. Подрастающее поколение китайцев эгоцентрично и эгоистично. Перемены, произошедшие в китайской семье  в ХХ веке, огромны. Многовековой пласт  культуры, сохранив некоторые элементы и национальную специфику, сменился более универсальной и стандартизированной  формой [С.Г. Тер-Минасова, 2008, с. 131].

Таким образом, родительские чувства, роли и поведение, каковы бы ни были их естественные предпосылки, требуют конкретно-исторического исследования.

 

 

 

Выводы

 

 

Семья — важнейший институт социализации личности. Именно в семье человек  получает первый опыт социального взаимодействия. На протяжении определенного времени семья является для ребенка единственным местом получения такого опыта.

Родители неодинаково воспринимают и относятся к своим детям: сыновьям и дочерям, к новорожденным и к подросткам. Кроме того, их взаимоотношения зависят от конкретных социальных условий, поэтому то, что нормально для одной страны и эпохи для другой может быть неприемлемо.

При всех кросс-культурных различиях, в детско-родительских отношениях есть и сходства. Первичный уход за маленькими детьми, особенно младенцами, всюду осуществляет мать или какая-либо другая женщина. У многих народов существуют строгие правила избегания, ограничивающие контакты между отцом и детьми и делающие их взаимоотношения чрезвычайно сдержанными, суровыми, исключающими проявления нежности.

Существуют огромные социально-исторические и межкультурные различия в природе и иерархии родительских ценностей, представлениях о том, чего можно и чего нельзя ожидать от детей, и какие средства ведут к достижению желаемой цели.

Таким образом, родительское отношение к детям непосредственно связано с общими ориентациями культуры и собственным прошлым опытом родителей.

Глава 2. Развитие модели детско-родительских отношений в британской культуре

 

 

2.1 Культурно-исторические предпосылки  развития модели внутрисемейных  взаимоотношений в Великобритании

 

 

Один из важнейших жизненных  принципов англичан можно выразить следующей формулой: «Мы пришли в этот мир не для того, чтобы получать удовольствие». Именно на нем основаны многие отличительные черты их характера и образа жизни. А начинается все с рождения и воспитания ребенка. Детей принято держать в строгости, и чем выше в обществе находится семья, тем больше строгостей. Не редкость в богатом английском доме с огромной гостиной, спальней, величественным кабинетом так называемая детская комната находится почти на чердаке и представляет собой убогую комнату. И делается это вполне осознанно, из принципиальных соображений, чтобы не баловать, а закалять: «Как только я почувствовал, что мне можно уйти, я пробрался наверх. Моей старой милой спальни уже не было, и я должен был спать в другом конце дома» [Ч. Диккенс, 3, с. 59].

Популярная в XIX веке книга этикета была очень тверда в своих рекомендациях: «Никогда не позволяйте детям появляться во время десерта, когда вы принимаете дома гостей; дети совершенно неуместны в подобных случаях. Ваши гости будут выносить их только из вежливости; их присутствие прервет общее течение послеобеденной беседы; и вы может быть уверены, что, за исключением вас и вашего мужа, не будет ни одного человека за столом, который бы не мечтал о том, чтобы они удалились к себе в детскую» [А.В. Павловская, 2004, с. 97]. Подобные рекомендации относились и к другим мероприятиям. Детей нельзя было брать в гости, на прогулку, в путешествие.

Вот как описывает Диккенс встречу  английской матери с единственным сыном после долгой разлуки: «Мать коснулась его лба ледяным  поцелуем и протянула четыре негнущихся пальца в шерстяной митенке... Ее взгляд, знакомый звук сурового, властного голоса так подействовали на сына, что он вновь, как в детстве, ощутил непреодолимую робость и желание сжаться в комок» [Ч. Диккенс, 4, с.157].

До сих пор в стране очень популярна система пансионов, причем раздельных для мальчиков и девочек, прежде всего для детей из аристократических и богатых семей. Дисциплина и порядки в них и по сей день представляют собой некую смесь тюрьмы, казармы и монастыря, считающуюся соответствующей духу воспитания настоящего англичанина.

В XIX веке в таких пансионах розги и другие виды телесных наказаний были делом не только обычным, но и приветствовавшимся. С 1809 года знаменитый Итон, школу для английских принцев и лордов, возглавил Доктор Джон Кит, который славился поркой воспитанников пансиона. Когда же он собрался на пенсию, то его бывшие ученики собрали ему крупную сумму денег, подчеркнув, как ценят они его строгое воспитание.

Менее благосклонные, но очень яркие  воспоминания о быте и нравах обычных английских пансионов XIX века оставили Чарльз Диккенс и Шарлотта Бронте. Первый поместил своего Давида Копперфильда в подобного рода места, где тот узнал, что такое настоящая жизнь. «Я узнал множество подробностей о жизни в пансионе и о его обитателях. Я узнал,   что мистер Крикл с полным основанием утверждал, будто он зверь; что он самый строгий, самый жестокий из учителей, что он каждый день расправляется со всеми направо и налево, налетает на учеников, как рубака-кавалерист, и безжалостно их сечет. ...Мне кажется, на свете никто и никогда не любил своей профессии так, как любил ее мистер Крикл. Он бил мальчиков с таким наслаждением, словно утолял волчий голод» [Ч. Диккенс, 3, с. 127].