Этические проблемы и соблазны в профессиональной деятельности психолога

15. Проблема «сапожника без сапог» заключается в том, что у многих психологов имеется немало и собственных психологических проблем. И тогда возникает вопрос: имеют ли они право помогать другим людям, сами не разобравшись до конца со своими проблемами? С одной стороны, если психолог постоянно проецирует свои проблемы на ситуации обращающихся к нему за помощью клиентов (видит в проблемах клиентов только свои собственные проблемы), то это, естественно, мало способствует эффективной помощи клиентам. Поэтому психолог должен уметь абстрагироваться от своих проблем хотя бы на время работы с клиентом, отличать его проблемы от своих — то есть психолог должен знать себя настолько, чтобы можно было говорить о его личностной проработанности. Если у психолога не будет собственного опыта переживания серьезных проблем (и даже опыта преодоления внутренних кризисов), то ему сложнее будет понять проблемы других людей (клиентов). Кроме того, мы не раз отмечали уже, что само развитие психолога–профессионала предполагает преодоление определенных кризисных ситуаций.

Трудно представить себе специалиста–человековеда с лицом, «не обезображенным интеллектом», «не тронутым никакими переживаниями» и вообще специалиста–психолога, у которого все «о'кей». Можно предположить, что у части клиентов (но не у всех!) такой «специалист» просто не вызовет доверия и они не заходят иметь с ним дело. Хотя иногда для того чтобы вселить в клиента оптимизм, можно посмотреть на него и «ясными глазами», и сделать выражение «жизнерадостного простачка».

Другой крайностью являются ситуации, когда психолог сам похож  на «пациента», когда его лицо олицетворяет собой «страшные внутренние страдания» и «глубочайшую отрешенность» от мира вообще, и от проблем данного  клиента в частности. Во всем нужна  мера. А психолога можно представить  себе как человека «не без сапог», но постоянно «меняющего свои сапоги», то есть развивающегося субъекта личностного  и профессионального самоопределения, также способного в чем–то разочаровываться, но и способного преодолевать эти  «кризисы разочарования», обнаруживая  для себя все новые и новые  смыслы своей деятельности.

16. Наконец, можно обозначить проблему неизбежности профессиональных «секретов» психолога–практика от клиентов, от администрации и даже от своих коллег. Если клиенту рассказывать обо всех нюансах своей работы, то все равно он многого не поймет, да и прочитать ему кратко весь курс по психологии вряд ли получится. Кроме того, сообщение некоторым впечатлительным клиентам о результатах исследования, о своих оценках реальной жизненной ситуации клиента и т. п. может просто вызвать огорчение, разочарование в своих возможностях изменить ситуацию, а то и просто шок, после которого клиенту будет сложно оправиться.

Не следует также рассказывать обо всех нюансах своей работы начальникам и администраторам, которые часто не разбираются  в тонкостях Вашей работы и  могут ее просто неправильно понять. Как руководители они должны доверять Вам как специалистам. Но как ответственные  лица они, одновременно, обязаны знать, что творится в их учреждении. Поэтому  вы как специалист должны всегда иметь  какую–то общую информацию о проделанной  работе и даже о полученных результатах (но именно общую информацию, не касающуюся деликатных подробностей по каждому  клиенту).

Наконец, даже коллегам–психологам  не всегда следует рассказывать о  своей работе. Во–первых, есть профессиональные тайны, о которых не должны знать  посторонние (например, секреты некоторых  клиентов, которые они доверяют только Вам). Во–вторых, даже коллеги не всегда могут Вас поддержать в случае реализации каких–то Ваших творческих, необычных идей (ранее мы уже предлагали в таких случаях сначала довести  идеи до совершенства или до «рабочего  состояния» и лишь потом публично заявлять о них). В–третьих, и среди  коллег попадаются обыкновенные склочники  и завистники, поэтому определенная профессиональная осторожность никогда  не помешает. Хотя, конечно, нехорошо так  говорить о психологах и все такое… Но ведь и психологи тоже живые люди, и они тоже бывают разными (а не какими–то стереотипно–идеализированными), что само по себе прекрасно!

17.Теперь, как было обещано, подробнее о проблеме платности психологических услуг. Проблема платности психологических услуг является своеобразной проверкой готовности психолога к внутреннему компромиссу и уровня его профессионального достоинства. Эта проблема как бы аккумулирует в себя все, о чем мы говорили до этого, и преломляет в плоскости взаимоотношений психолога с клиентом. Обычно при анализе данной проблемы ссылаются на исследования (большей частью из области психиатрии и психотерапии), убедительно «доказывающие» большую эффективность именно платных психологических услуг. Даже на уровне здравого смысла можно согласиться с тем, что многие люди любую услугу воспринимают именно как платную, так как услуга — это «тоже работа» и за нее обязательно надо заплатить.

Обоснование здесь примерно следующее: «Если я заплатил деньги, то я хочу получить результат (услугу). При этом я не хочу чувствовать  себя обманутым и постараюсь даже помочь психологу лучше решить мою  проблему». Таким образом, клиент готов  даже проявить определенную активность в решении своей проблемы и  даже сам стремится к сотрудничеству с психологом–консультантом (хотя бы для того, чтобы «контролировать» его и своевременно напоминать о  том, что «деньги заплачены не зря, поэтому извольте стараться»).

Представьте ситуацию: к  Вам пришел друг (подруга) с серьезной  жизненной проблемой в надежде  получить моральную поддержку или  просто выговориться. Весь вечер вы внимательно выслушали близкого себе человека и почувствовали, что  сумели помочь ему в моральном  плане, а поздним вечером, уже  провожая его, сказали: «Ты знаешь, заплати  мне столько–то и столько–то, ведь я тебе помог». Спрашивается, останетесь ли вы после этого друзьями? А  если Ваш друг (подруга) даже и заплатит Вам, то можно спросить еще жестче: «А были ли вы настоящими друзьями?».

«В настоящей дружбе нет  ни должников, ни благодетелей», — заметил  Р. Роллан, а другой умный человек  сказал, что «тонкой душе тягостно сознавать, что кто–то ей обязан благодарностью; грубой душе — сознавать себя обязанной  кому–либо…» (Ф. Ницше). Конечно, рассматриваемая  проблема и приведенная ситуация — «нехорошая», «неудобная» для  спокойного размышления и в чем–то мы, наверное, передергиваем.

Традиционно отношения между  психологом и клиентом отличают от того, что называется «дружбой». М. Кан  примерно так обозначает и обосновывает общепринятые различия между отношениями  в психотерапевтическом процессе и  отношениями с другом: «Терапевтические отношения эффективны в той мере, в какой клиенты (относительно) свободны выражать и изучать свои чувства, свободны от неизбежных забот, характеризующих повседневное социальное общение. Когда я пытаюсь высказать свои чувства другу, мне весьма сложно оставаться в соприкосновении с самими чувствами и их изменениями. Но задача значительно осложняется, если речь идет о чувствах моего друга и моем беспокойстве по этому поводу. Кроме того, я подвергаю цензуре чувства, которые, полагаю, вызвали бы у друга нечто, с чем я не хочу сталкиваться. Таким образом, большинство нетерапевтических ситуаций рассчитаны на то, чтобы уменьшить возможность узнать чьи–либо чувства и, таким образом, снизить риск разделить их. Терапевтические ситуации — совсем другое дело… Они уникальны тем, что поощряют клиентов обращаться — как можно глубже — к своим желаниям, порывам, страхам, фантазиям. Такой подход предполагает выход за рамки «реального» или приемлемого в обычных взаимоотношениях».

 Действительно, в традициях  западного общества, особенно среди  высокообеспеченных слоев, типична  ситуация, когда, например, жена обращается  к мужу, желая обсудить с ним  какие–то свои личные проблемы, а он спокойно заявляет ей: «У тебя свои проблемы, не мешай мне – сходи к психоаналитику, а я оплачу расходы…».

Важно понять, что часто  клиент–пациент обращается к психологу  только потому, что в реальной своей  жизни он не встретил настоящего друга, который смог бы его по–человечески выслушать, или потому, что лишен  настоящей любви. Примечательно, что  К. Роджерс главную проблему психотерапии связывал с тем, «что может сделать психотерапевт, дабы в конце концов сообщить клиенту, что он любим» (любим не в смысле «эроса», а в смысле «агапе», то есть любви, которая не требует ничего взамен — по К. Роджерсу). При этом сам К. Роджерс считал, что для решения этой задачи «не имеет особого значения не только теория, но и техника».

И как быть в этом случае, если непременным условием эффективной  психотерапевтической помощи должна быть, по мнению многих специалистов, так  называемая «дистанция» между психологом и клиентом?

На самом деле, очень  сложно четко и понятно развести «психотерапевтические отношения», «дружбу» и «любовь». И если «отношения психотерапевта и клиента» еще как–то пытаются концептуализировать, то «любовь» и «дружба» какой–то серьезной концептуализации пока, слава Богу, не поддаются, так как в них в наибольшей степени проявляются человеческая уникальность, творчество и достоинство. Сама ценность любви и дружбы в том, что каждый человек понимает их по–своему, что и позволяет людям выстраивать уникальные, неповторимые и именно этим особо ценные (бесценные!) отношения друг с другом. И может так оказаться, что пришедший к психологу клиент захочет увидеть в своих отношениях с психологом то, что близко его собственному пониманию дружбы или даже любви. Но если психолог начнет объяснять ему, что их отношения — это отношения специалиста и клиента, то некоторые клиенты могут быть сильно разочарованы, так как заведомо не получат того, ради чего они вообще пришли к психотерапевту — за подтверждением того, что «могут быть любимы».

Более сильное возражение против отождествления «психотерапевтических  отношений» и «дружбы» связано с  тем, что «в истинной дружбе таится прелесть, непостижимая для заурядных  людей» (по Ж. Лабрюйеру), и с тем, что «дружба может соединять  лишь достойных людей» (по Цицерону).

Проблема в том, что  если все–таки отношения психолога  и клиента приобретают пусть  не дружеский, а просто человеческий характер, то сам факт «оплаты» таких  отношений может значительно  снизить уровень возможной «дружбы» и «любви» (в смысле «агапе» — по К. Роджерсу), и, соответственно, значительно примитивизировать психотерапевтические отношения между клиентом и психологом по сравнению с тем, какими они могли бы быть. «Доброе делб тем меньше заслуживает благодарности, что неизвестна его цена», — писал Ф. Бэкон. Конечно, многие клиенты и психотерапевты это «переживут», но осознание какой–то «фальши» в их отношениях все равно присутствовать будет.

Итак, одна из сложнейших этических  проблем психологической практики может быть сформулирована примерно так: «Брать или не брать деньги–подарки с доверившегося Вам клиента?». Данный вопрос является слишком деликатным и «взрывоопасным», поэтому, чтобы  не нервировать читателя, обозначим  свою позицию: «Конечно, брать!».

Но брать можно по–разному. В одном случае можно брать, да еще возмущаться, что «мало платят, такие–сякие», вон мой коллега «гораздо больше зарабатывает». В другом случае можно брать, но при этом искренне переживать, что вообще приходится выстраивать свои отношения с клиентом в режиме «купли–продажи».

Интересны в этом плане  рассуждения известного психотерапевта Эверетта Шострома: «… в бизнесе личность — это уже не столько личность, сколько машина для делания денег… Как известно, психотерапия базируется на уважении личности и достоинства тех людей, которые обращаются к врачу за помощью. Но тот факт, что пришедший на консультацию человек — не просто страдающая личность, а клиент (!), несколько меняет всю ситуацию. Когда психотерапевт становится бизнесменом, ему практически невозможно удержаться от овеществления своего клиента. Психолога, психотерапевта у нас не принято считать бизнесменом. Это хотя и лестное для меня, но заблуждение. И я, как некая промежуточная стадия между психологом и бизнесменом, тоже переживаю глубокий душевный конфликт».    

 Далее Э. Шостром признается, что «за каждую оказанную психотерапевтическую услугу вынужден брать гонорар», но при этом замечает: «…во мне сталкиваются психотерапевт и бизнесмен, но ведь и человек, пришедший на консультацию, неоднороден. Он одновременно личность, требующая помощи, и клиент, которого нужно обслужить».

Поэтому пространство для  нравственного поиска и выбора у  психолога больше, чем у кого бы то ни было. И это, между прочим, творческая ситуация, которой радоваться надо, т.к. есть возможность не только проверить свой дух, но и возвысить его, если, конечно, сделать верный выбор.

Заключение

Психолог должен быть разносторонне  подготовленным специалистом. Поэтому  его профессиональная эрудиция включает в себя не только знание психологии, но и определённую совокупность знаний в области философии, истории, педагогики, культурологи, права, экономики, филологии, социологии, математики и информатики, концепций современного естествознания.

Профессиональные умения определяют успешность практической деятельности  психолога, его  способность  применять  психологические  знания к выполнению своих обязанностей: конкретные действия, приёмы, психологические «техники».

Профессиональная этика - это совокупность моральных норм, которые определяют отношение человека к своему профессиональному долгу. Нравственные отношения людей в  трудовой сфере регулирует профессиональная этика. Общество может нормально  функционировать и развиваться  только в результате непрерывного процесса производства материальных и ценностей.

Одним из обязательных условий  деятельности психолога-профессионала  является соблюдение определенных этических  норм, направленных, прежде всего, на защиту интересов личности клиента. Эти  нормы изложены в этическом Кодексе  психолога и призваны оградить клиентов и общество в целом от нежелательных  последствий бесконтрольного и  неквалифицированного использования  психологических знаний, и в то же время защитить психологов и практическую психологию от дискредитации.