Спор, его теория и практика

5. Вполне позволительны также  некоторые уловки, которыми отвечают на нечестные уловки противника. Иногда без этого не защитить себя. Например, в споре вам надо доказать какую-нибудь важную мысль. Но противник почувствовал, что если вы ее докажете, то докажете и тезис, и тогда дело его проиграно. Чтобы не дать вам доказать эту мысль, он прибегает к нечестной уловке: какой бы вы довод в пользу нее ни привели, он объявляет его недоказательным. Вы скажете: «все люди смертны»,– он отвечает: это еще не доказано. Вы скажете: «ты-то сам существуешь или нет?» Он отвечает: может быть, и существую, а может быть это и иллюзия». Что с таким человеком делать? При таком «злостном отрицании» доводов остается или бросить спор или, если это неудобно, прибегнуть к уловке. Наиболее характерны две «защитных уловки»: а) надо «провести» доводы в пользу доказываемой мысли так, чтобы противник не за метил, что они предназначаются для этой цели. Тогда он не станет «злостно упорствовать» и может их принять. Когда мы проведем все их в разброс, потом остается только соединить их вместе – и мысль доказана. Противник попался в ловушку. Для того, чтобы с успехом выполнить эту уловку, часто нужно очень большое искусство, уменье «владеть спором», уменье вести его по известному плану, что в наше время встречается редко. Проще другая уловка. б) Заметив, что противник злостно отрицает каждый наш довод в пользу доказываемой мысли, а какой-нибудь довод нам необходимо провести, мы ставим ловушку. О нашем доводе умалчиваем, а вместо него берем противоречащую ему мысль и делаем вид, что ее-то и хотим употребить, как довод. Если противник «заладил» отрицать все наши доводы, то он может, не вдумавшись хорошенько, наброситься и на нее и отвергнуть ее. Тут-то ловушка над ним и захлопнется. Отвергнув мысль, противоречащую нашему доводу, он тем самым принял наш довод, который мы хотели провести. Например, мне надо провести довод «некоторые люди порочны от природы», а противник мой явно взялся за злостное отрицание и ни за что не пропускает никакого довода. Тогда я делаю вид, что хочу выдвинуть, как довод, противоречащую мысль: «ведь вы же не станете отрицать», – скажу я – «что от природы всякий человек добр и непорочен, а порочность приобретается от воспитания, от среды и т.д.». Если противник не разгадает ловушки, он и здесь применит свою тактику и заявит, что это очевидно ложная мысль. «Несомненно, есть люди порочные от природы» – иногда приведет даже доказательства. Нам же это-то как раз и нужно. Довод проведен, ловушка захлопнулась.

Грубейшие непозволительные уловки

1. Непозволительных уловок бесчисленное множество. Есть очень грубые, есть очень тонкие. Наиболее грубые уловки «механического» характера. Такой характер часто имеет неправильный «выход из спора». Иногда приходится «бросить спор», потому что, например, противник пускается в личности, позволяет себе грубые выражения и т.п. Это, конечно, будет правильный «выход из спора», по серьезным мотивам. Но бывает и так, что спорщику приходится в споре плохо потому, что противник сильнее его или вообще, или в данном вопросе. Он чувствует, что спор ему не по силам, и старается всячески «улизнуть из спора», «притушить спор», «прикончить спор». В средствах тут не стесняются и нередко прибегают к грубейшим механическим уловкам.

2. Самая грубая из них и  самая «механическая» – не  давать противнику говорить. Спорщик постоянно перебивает противника, старается перекричать или просто демонстративно показывает, что не желает его слушать; зажимает себе уши, напевает, свистит и т.д. и т.д. В споре при слушателях иногда играют такую роль слушатели, видящие, что их единомышленнику приходится плохо: тут бывает и хор  одобрения или неодобрения, и рев, и гоготанье, и топанье ногами, и ломанье столов и стульев, и демонстративный выход из помещения – все по мере культурности нравов слушателей. Спорить при таких условиях, конечно, невозможно. Это называется (в случае успеха) «сорвать спор».

Если спорщик достаточно нахален, он может, «поспорив» так с вами и не дав вам сказать ни слова, заявить: «с вами нельзя спорить, потому что вы не даете нового ответа на вопросы» или даже: «потому что вы положительно не даете возможности говорить». Иногда такой господин, попав впросак, схватится за слово «не понимаю», как софист Калликл в платоновском диалоге «Горгиас». Что ни скажет ему Сократ – один ответ «не понимаю». «Не понимаю твоего умничанья, Сократ». «Не знаю, что ты говоришь» и т.д. и т.д. Так и вышел бы Калликл из спора, если б учитель его, Горгиас, не приказал ему продолжать. «Нет, нет, Калликл, отвечай и для нас, чтобы исследование было доведено до конца» (Горгиа497 А.В.). Иногда все это делается «тоньше». Вы привели сильный, но сложный довод, против которого противник не может ничего возразить: он тогда говорит с иронией: «простите, но я не могу спорить с вами больше. Такие доводы – выше моего понимания. Они слишком учены для меня» и т.п. и т.п.

После этого иного упрямца никак не заставишь продолжать спор: не схватить же за ногу, чтоб удержать его. Иного можно удержать «в споре», заявив, что, если он не понял довода, то вина в нашем неуменьи ясно высказать его, а не в его уме и т.п.

К сожалению, в более грубой или более утонченной форме «притушивание спора» и «срывание спора» встречается не очень редко.

3. Другая но уже более «серьезная»  механическая уловка с целью  положить конец невыгодному спору – «призыв» или «довод к городовому».

Сначала человек спорит честь честью, спорит из-за того, истинен ли тезис или ложен. Но спор разыгрывается не в его пользу – и он обращается ко властям предержащим, указывая на опасность тезиса для государства или общества и т.д. И вот приходит какая-нибудь «власть» и зажимает противнику нашему рот, что и требовалось доказать. Спор прекратился и «победа» за ними.

4. Но «призыв к городовому»  имеет целью только прекратить  спор. Многие этим не довольствуются, а применяют подобные же средства, чтобы «убедить» противника, т.е. вернее, заставить его, по крайней мере на словах, согласиться с нами. Тогда подобные доводы получают название «палочных доводов». Конечно, и в наше время употребляются еще «палочные доводы» в буквальном смысле слова. Насилие во всех видах очень часто «убеждает» многих и разрешает споры, по крайней мере, на время. Но такие палочные доводы в область рассмотрения логикой, хотя бы и прикладной, не входят. Здесь палочным доводом называется довольно некрасивая уловка, состоящая в том, что приводят такой довод, который противник, по соображению софиста, должен принять из боязни чего-нибудь неприятного, часто опасного, или на который он не может правильно ответить по той же причине и должен или молчать, или придумывать какие-нибудь «обходные пути». Это, в сущности, разбой в споре. Даже, пожалуй, в одном отношении, еще хуже. Разбойник открыто предлагает дилемму: «кошелек или жизнь». Софист преподносит скрытым образом и с невинным видом дилемму «принять довод или потерпеть неприятность»; «не возражать или пострадать».

5. Такие доводы изобилуют во  все времена, у всех народов, при  всех режимах; в государственной, в общественной, в частной жизни. Во времена инквизиции были возможны, например, такие споры: вольнодумец заявляет, что «земля вертится около солнца»; противник возражает: «вот во псалмах написано: Ты поставил землю на твердых основах, не поколеблется она в веки и веки». «Как вы думаете» – спрашивает он многозначительно – «может Св. Писание ошибается или нет?» Вольнодумец вспоминает инквизицию и перестает возражать. Он для большей безопасности обыкновенно даже «убеждается», даже иногда трогательно благодарит «за научение». Ибо «сильный», «палочный довод», вроде стоящей за спиной инквизиции, для большинства слабых смертных естественно неотразим и «убедителен».

В наши времена, слава Богу, инквизиции нет, но существует много других форм палочного довода. Пример из недавней жизни – собеседование миссионера со старообрядцами. Старообрядец яростно доказывает, что миссионер и его церковь – еретики. Находчивый «миссионер» ставит вопрос: «Вот как! Значит и наш Государь Император еретик»? Перед старообрядцем мелькнули – (в воображении, а может быть и наяву) знакомые лица альгвазилов, и вспомнились «места не столь отдаленные». «Сердце его смятеся и остави его сила его» и «бысть яко человек не слышай и не имый во устех своих обличения». Начальство иногда очень удачно убеждает своих подчиненных. «Люди других убеждений» ему «не подходят», а дома у убеждаемого Вася и Ваня пищат, есть-пить просят. Доводы начальства часто действуют несравненно сильнее Цицероновского красноречия.

Психологические уловки

1. Гораздо интереснее те уловки, которые можно назвать психологическими. Они основаны на знании некоторых свойств души человеческой, и некоторых наших слабостей.

Состояние духа во время устного спора имеет огромное влияние на ведение спора. Когда мы «в ударе», т.е. нами овладевает легкое, приятное возбуждение, при котором мысль, память, воображение работают особенно отчетливо и ярко, мы спорим лучше, чем обыкновенно. Если мы сильно взволнованы чем-нибудь, смущены, растерялись, «горячимся», если у нас рассеяно чем-нибудь внимание – мы спорим и соображаем хуже, чем обыкновенно, или даже совсем плохо. (Конечно, при прочих условиях равных). Отсюда возникает ряд психологических уловок, предназначенных для того, чтобы вывести нас из равновесия, ослабить и расстроить работу нашей мысли.

2. Для этого существует много  разных приемов. Самая грубая  и обычная уловка – раздражить противника и вывести из себя. Для этого пускают в ход грубые выходки, «личности», оскорбление, глумление, издевательство, явно несправедливые, возмущающие обвинения и т.д. Если противник «вскипел» – дело выиграно. Он потерял много шансов в споре. Некоторые искусно стараются «взвинтить» его до желательной степени. Я видел талую уловку: несправедливостью и насмешками софист вывел из равновесия своего противника-юнца. Тот стал горячиться. Тогда софист принял вид несказанного добродушия и покровительственный тон: «Ну, Юпитер! Ты сердишься, значит, ты не прав». Ну, что вы, батюшка! Стоит так горячиться! Успокойтесь, успокойтесь! Какая (58:) вы горячка», и т.д. Так ведь довел юнца до белого каления! У того и руки дрожат от волнения и негодования. Бросается сослепу в споре, куда ни попало. Перестал соображать совсем и, конечно, «провалился». Но применяют и разные другие способы, чтобы «вывести из равновесия». Иной намеренно начинает глумиться над вашим «святая святых». В личности он не пускается, нет! Но «взвинтить» может неосторожного идеалиста до последнего предела. Если спор очень важный, при слушателях, ответственный, то, говорят, иные прибегают даже к «уловке артистов». Некоторые артисты, например, певцы, чтобы «подрезать» своего соперника, перед выступлением его сообщают ему какое-нибудь крайне неприятное известие, чем-нибудь расстраивают его или выводят из себя оскорблением и т.п., и т.п., в расчете, что он после этого не будет владеть собой и плохо споет. Так, по слухам, не гнушаются поступать изредка некоторые спорщики перед ответственным спором. Лично мне никогда не приходилось наблюдать этой подлой уловки, но, несомненно, возможна и она. Нужно и против нее быть настороже.

3. Если противник – человек  «необстрелянный», доверчивый, мыслящий  медленно, хотя может быть и точно, то некоторые наглые «фокусники мысли» стараются «ошарашить» его в устном споре, особенно при слушателях. Говорят очень быстро, выражают мысли часто в трудно понимаемой форме, быстро сменяют одну другою. Затем, «не дав опомниться», победоносно делают вывод, который им желателен и бросают спор: они – победители. Наиболее наглые иногда не стесняются приводить мысли без всякой связи, иногда нелепые, и пока медленно мыслящий и честный противник старается уловить связь между мыслями, никак не предполагая, что возможно такое нахальство, они уже с торжествующим видом покидают поле битвы. Это делается чаще всего перед такими слушателями, которые ровно ничего не понимают в теме спора, а судят об успехе или поражении – по внешности.

4. Множество грубых и тонких  уловок имеют целью отвлечение  внимания противника от какой-нибудь мысли, которую хотят провести без критики. Наиболее характерные тонкие уловки имеют такой вид.

Мысль, которую мы хотим таким образом провести, или не высказывается вовсе, а только необходимо подразумевается, или же высказывается, но возможно короче, в самой серой, обыденной форме. Перед нею же высказывают такую мысль, которая поневоле должна своим содержанием или формой привлечь особое внимание противника, например, чем-нибудь задеть, поразить его и т.д. Если это сделано удачно, то есть очень много шансов, что у обычного противника уловка пройдет с успехом. Он «проглядит» и пропустит без критики незаметную мысль.

Нередко (особенно в спорах без длинных «речей») прием принимает форму «настоящего „наведения на ложный след“. Перед мыслью, которую хотят „провести“ без критики, ставят какую-нибудь такую мысль, которая, по всем соображениям, должна показаться противнику явно сомнительной или явно ошибочной. При этом предполагается, что всякий противник ищет в нашей аргументации слабых мест и большинство набрасывается на первое попавшееся слабое место, без особого внимания пропуская ближайшие к нему последующие мысли, если они не бросаются в глаза ошибочностью. Скажем, Иксу надо провести без критики важную для его цели мысль, к которой противник может отнестись очень придирчиво, если заметит ее важность и неполную очевидность – мысль, что дом, о котором идет речь, стар. Икс решает навести противника на ложный след. Зная, что противник, защищающий, например, какого-либо Б., непременно набросится с негодованием на всякое обвинение Б. в нечестности, Икс говорит: „Тут дело несомненно не обошлось без подвоха со стороны Б. Он приобрел этот старый дом не без помощи обмана“. Если противник „набросится“ на обвинение, то может пропустить „старый дом“ без критики. Тогда остается в пылу схватки несколько раз незаметно повторить эти слова, пряча их в тень, пока „слух к ним не привыкнет“ – и мысль проведена.

Эта уловка допускает самые различные видоизменения и, так сказать, «фиоритуры». Иногда, например, чувствуя, что подставная мысль, под крылом которой хотят незаметно провести довод, сама по себе может и не привлечь критики противника, искусственно стараются показать ему, что сами считают ее слабым местом аргументации. Тут «талант» может проявиться во всей силе. Например, человек тоном, выражением лица, игрою пауз, воспроизводит поведение человека, высказавшего слабое возражение и боящегося за него; неуверенного в силе довода, и старающегося поскорее провести его незаметно, ускользнув от критики. Недостаточно искушенный противник довольно легко может попасться на эту удочку, если софист не «переигрывает», не слишком неестественно подчеркивает свое «желание ускользнуть» и т.д. и т.д.

Нелишне заметить, что в ораторских речах одним из сильнейших средств, отвлекающих внимание от мыслей и их логической связи – является пафос, выражение сильного эмоционального подъема, равно как и избыток удачных тропов, фигур, и т.д. Проверено на опыте, что обычно слушатель хуже всего усваивает и запоминает смысл таких отделов речи.

1. Очень часто софист пользуется  обычной для большинства человеческою слабостью «казаться лучше, чем есть на самом деле» или же «не уронить себя» в глазах противника или слушателей; чаще всего – «ложным стыдом». Видя, например, что противник слабоват в науке, софист проводит недоказательный или даже ложный довод под таким соусом: «Вам, конечно, известно, что наука теперь установила» и т.д. Или «давно уже установлено наукой»; или «общественный факт»; или «неужели вы до сих пор не знаете о том, что?» и т.д. Если противник побоится «уронить себя», признавшись, что ему это неизвестно, – он в ловушке, а софист хихикает в душе. Иногда эта уловка связана с пользованием авторитетом какого-либо лица, – писателя, ученого и т.п. Например, в споре с социалистом-марксистом пускают в ход «известное изречение Маркса». Можно нередко держать пари восемьдесят против двадцати, а иногда и девяносто девять против одного, что данный «марксист» даже не перелистывал Маркса, тем более не изучал его, и «известного изречения» никогда нигде не встречал. Однако, он обыкновенно не решится сказать этого. Скорее, если вы тоже социалист, он сделает вид, что ему это изречение также известно; чаще же всего «проглотит» довод без возражения.

2. В спорах «для победы» очень  употребительно другое видоизменение  этой уловки, основанное на той же слабости. Всем известно, что вообще часто одно (61:) говорится, другое думается. Тайные желания, убеждения, цели – могут быть одни, слова – совсем другие. Но иной человек ни за что в этом не сознается и не дерзнет опровергать «слов», чтобы «не показаться» недостаточно хорошим человеком. Еще Аристотель отмечает эту черту.