Глобализация общества

Теория структурации исходит из того, что глобализация включает в себя множество противоречивых процессов, вызывающих социальные конфликты и новые типы социальной стратификации. Кроме того, она связана с нарастающими угрозами окружающей среде. При этом он обращает внимание на тот факт, что «активная атака человечества на окружающую среду является следствием развития и глобального распространения западных социальных институтов и той значимости, которую они придают постоянному экономическому росту».

В противовес утверждению  И. Валлерстайна о том, что в рамках функционирующей мир-системы нет подлинной свободы воли, т.к. господствующие структуры предопределяют весь спектр возможных действий, Э. Гидденс считает, что обстоятельства социального давления отнюдь не освобождают индивидов от осуществления свободного выбора. Личностная идентификация и свобода выбора действующего агента (субъекта действия) тем более важны, считает Э. Гидденс, что «личное взаимодействие является основой всех форм социальной организации, независимо от их масштаба».

Анализ и сопоставление наиболее влиятельных в западной социологии теорий глобализации показывают, что мир-системная теория идет в фарватере традиционной для западной теоретической мысли идеи центра, будь то геоцентризм, гелиоцентризм, антропоцентризм или американоцентризм. В отличие от нее концепции Э. Гидденса и Н. Лумана, развивающиеся в русле постмодернистской социологии, разделяют свойственное постмодернистскому стилю понятие «центра» как средоточие чего-то самого важного и главного, склоняясь к пониманию современной глобальной социальной системы как полицентристской.

Такой социологический  подход к проблемам, рождаемым глобализациоными трансформациями современной социальной жизни, является более реалистичным и конструктивным. Сложный и противоречивый конфликт явлений, процессов, отношений, взаимодействий, возникающих в широком и крупномасштабном русле глобализации, свидетельствует, что теоретическая схема мир-системы как однородного социально-экономического пространства, движимого единой для всех индивидов, народов и стран мотивацией, оказывается серьезным упрощением. И если эталонная модель мироустройства, в которой легко угадываются типические черты современного западного общества с его извечным стремлением к накоплению капитала, в той или иной степени соответствует интересам и стремлениям так называемого «золотого миллиарда» людей, живущего в высокоразвитых странах, то нельзя забывать, что за пределами этих стран проживает впятеро больше людей - пять миллиардов, - которые руководствуются другими системами ценностей. И если уж говорить о глобализации как тенденции движения мирового сообщества к единой глобальной социально системе, то следует вспомнить, что в отличие от западного центризма, рассматривающего остальной мир в качестве периферии и утешающего себя иллюзией господства высшего над низшим, в восточном мышлений (даосистском, буддистском) центр одновременно везде и нигде, поэтому может оказаться где угодно, в любой точке социального пространства, которое глобализируется.

Все изложенное позволяет  выделить несколько основных параметров глобализации, требующих основательного исследования в рамках складывающейся социологической глобалистики.

Во-первых, системообразующим  элементом любой цивилизационной  системы, в том числе и глобальной, является экономический фундамент  общества, занимающий центральное место в возникновении и сохранении любой цивилизации и ее идентичности (вспомним хотя бы историю феодализма и капитализма). Однако цивилизация отнюдь не сводится только к экономическому укладу, а включает в себя и социальную структуру общества, и существующую в нем политическую систему, и культуру, и рели-гиозные верования, и социальные нормы и институты, и образцы поведения и многое другое. Культурно-цивилизационная общ-ность сохраняет свою идентичность и способность к саморазвитию только в той мере, в какой все эти структурные компоненты в процессе своего взаимодействия образуют единую, целостную, устойчивую и динамично развивающуюся систему. Всякое же преувеличение роли одного из этих компонентов и недооценка других чревата непредвиденными кризисами, катастрофами и, в конечном итоге, разрушением самой системы. Это относится не только к социальным системам, совершившим цивилизационное самоубийство (Римская империя, Советский Союз), но и к любой другой системе, включая и становящуюся глобальной социальную систему. Поэтому глобализацию не следует рассматривать и интерпретировать как линейный процесс, как однонаправленное расширение масштабов глобальных интеграционных процессов.

Во-вторых, глобализация имеет нелинейный характер, сопровождается усилением неравномерности социально-экономического развития, приводящим, с одной стороны, к возникновению пресловутого, экономически преуспевающего «золотого миллиарда», а с другой, - к маргинализации целого ряда стран, где люди находятся на грани выживания, где свирепствуют голод, болезни. Ежегодно более десяти миллионов детей умирает в младенчестве вследствие болезней, вызванных тем, что они голодают, либо тем, что голодают их матери. Эта ситуация имеет тенденцию к ухудшению, что чревато серьезными потрясениями и конфликтами.

В-третьих, в процессе развертывания глобализации возникло противопоставление глобального и  локального. Глобализация проникает  в самые глубины социально-экономических  структур и, сопровождаясь мощными  информационными потоками, пропагандирующими западные стандарты жизни, нередко сталкивается в острейших противоборствах с такими локальными структурами, как местный образ жизни, традиции, обычаи, привычки, образцы поведения. Это приводит к возникновению и распространению новых форм идентификации, которые утверждаются в жизни многих социальных групп через трудности, противоречия и конфликты, затрудняя вовлечение индивидов и социальных общностей в становление и развитие глобализационных процессов.

В-четвертых, активные поборники  глобализации в ее мир- системном варианте говорят о снижении привязанности интересов крупных и средних собственников и обслуживающей их профессиональной элиты к нации - государству, в силу чего националь-но-государственный фактор в перспективе неизбежно упразднится. Если первая часть таких утверждений достаточно обоснована реальными фактами из жизни многих стран, то вторая расходится с социальной действительностью. На самом же деле глобализация не ведет к исчезновению национальных идентификаций, не заменяет их транснациональным единством интересов крупных предпринимателей и банкиров, а порой, напротив, подталкивает к национальной консолидации, к повышению значимости национальных социокультурных традиций, национального самосознания. Общемировой процесс демократизации общественно-политической жизни очень часто переплетается с возрождением и усилением традиционных национально-цивилизационных и этно-религиозных ценностей. А такая ситуация приводит к тому, что глобализационные процессы в так называемом «центре» и на «периферии» миро- вой системы начинают развиваться не по сходящимся, а расходящимся траекториям. Всякая же попытка втиснуть эти процессы в желаемое для США и их союзников русло путем экономического, военного и иного давления, как показали бомбардировки объединенными силами НАТО городов и стратегически важных объектов Югославии весной 1999 г., способны вызывать обратный эффект и поднять волну национальной солидарности и сплоченности, базирующихся на исконных культурно-религиозных ценностях, выступающих в роли духовных опор жизнедеятельности народа. Тем самым процесс глобализации подвергается серьезным испытаниям и деформациям, умножая силы социальных общностей, противодействующих этому процессу в его нынешних, проамериканских формах.

В-пятых, важнейшим компонентом глобализации является ее социокультурное измерение, что находит многообразие проявлений в повсеместном распространении культуры постмодерна, различных вариантов поп-культуры, новых интегральных форм религиозных культов, мирового туризма, возникновении глобальных социокультурных гибридов (таких, например, как рок-опера «Иисус - суперзвезда»), складывающихся из причудливого сме-шения различных, прежде несовместимых культурных феноменов. Все это, упакованное в яркие символические формы и тиражируе- мое в миллионах экземпляров и в разнообразных вокально-музыкальных шоу, собирающих многочисленные аудитории поклонников, главным образом молодежь, оттесняет классические и национальные формы культуры на обочину массового сознания, что вызывает тревогу и неприятие среди культурной элиты не только развивающихся, но и высокоразвитых стран, в частности, Франции, побуждая ее выступать против глобализации культуры в поп-американизированных вариантах. А если сопоставить по духовно-ценностным критериям широко глобализируемые средствами кино, телевидения, электронной коммуникации американизированные социо-культурные стандарты с великими шедеврами мирового уровня во французской музыке, театре, живописи, художественной литературе, кинематографе или с такими же шедеврами в классической русской литературе, музыке, театре, изобразительном искусстве, то перспективы глобализации в сфере культуры скорее окажутся более предпочтительными для вторых, нежели первых.

В-шестых, глобализация ведет  к периориентации содержания и форм рациональности от «модерна» к «постмодерну», со свойственным последнему отказом от четко артикулированной истины, акцентированием трактовки новых форм рациональности как свободы самоорганизации субъективности, произвольной активности сознания и воображения, радикального плюрализма теоретических и мировоззренческих моделей, языков и стилей культуры. Фундаментальной предпосылкой постмодернистской мироинтеграции выступает отказ от определенности значения понятия, от идеи целостности, иерархической структурности и гармоничной упорядоченности научно-теоретических, социальных и культурных систем вокруг «центра», «ядра» и превознесение «фрагментированного мира», в котором «смысл имеет проблематичный статус». В силу чего открывается бесконечность культурных интерпретаций любого события, знака или символа. Все это, применительно к осмыслению

феномена глобализации, означает почти необозримое пространство вариативности и плюрализации понимания  и истолкования ее процессов, перспектив и последствий, не сводимых к единой, а тем более к единственной ее теоретической парадигме. Новые формы рациональности, утверждающиеся в глобализирующемся мире, усиливаясь индивидами, способствуют возникновению новых форм идентичности, а это очень важно, ибо именно индивиды, а не безликие социальные силы, действительно делают мир глобальным.

В-седьмых, в силу многокомпонентности  своей структуры и множественности  вариантов осуществления, равно  как и множественности своих  последствий, глобализация в принципе несовместима с идеями «ядра», «центра», «однополярности мира», который якобы должен развиваться и впредь в русле капиталистической мировой системы. Кстати, и сам автор мир-системной теории признает, что ныне «существует ряд процессов, которые подрывают базисные структуры капиталистической мировой экономики и тем самым приближают кризисную ситуацию»; что она оказалась в «пункте системной бифурации», а потому и непохоже, чтобы эта «историческая система протянула слишком долго (самое большее, вероятно, 50 лет)» (1; 18,20). Серьезные экономические прогнозы показывают, что на протяжении ближайших 15-20 лет Китай сумеет не только сравняться, но и превзойти США по объему (правда, не в расчете на душу населения) ВНП - самого важного экономического показателя - и превратиться в новую сверхдержаву XXI века. Да и Россия, если наметившиеся в ней тенденции преодоления экономического кризиса, упрочения центральной власти, кон- солидации регионов, возрастания социокультурного и военно- стратегического потенциала, возобладают, то она сумеет вернуть себе растраченный за последние 10 лет статус великой (во всех смыслах) мировой державы. В таких условиях наиболее реальной перспективой глобализации станет не однополярный мир с центром в «ядре», а полицентрическая система отношений в глобальной социальной системе. Именно такой вариант активно поддерживают Россия, Беларусь, другие страны СНГ, Китай, Индия и т.д., т.е. половина человечества, - значит, он и имеет наибольшие шансы на реализацию.

Эти тенденции глобализации все более отчетливо становятся предметной областью социологии, ее новейшей отрасли - социологической глобалистики, или глобальной социологии.

интеграция синергетический  глобализация общество

4. Место России в новом мире

Сторонники и противники глобализации имеются и в России. При этом первые, как правило, разделяют идеи неолиберализма, а вторые тяготеют к небезызвестным "почвенникам". К сожалению, очень часто аргументам и тех, и других присущ спекулятивный характер. Так, процессы глобализации иногда отождествляются с будущим нашим вступлением (невступлением) в ВТО, в то время как она представляет лишь одну из многочисленных институциональных структур глобализации.

Процесс глобализации должен сдерживаться законодательно установленными социальными ограничителями, необходимость  формирования которых представляет собой первый из наиболее ощутимых вызовов, которые глобализация "адресует" России. Дело в том, что значительная часть населения страны еще помнит социальный патернализм планового хозяйства. К сожалению, в современной рыночной экономике количество эффективных по уровню заработной платы рабочих мест, занимая которые можно не думать о предоставляемых государством социальных гарантиях, недостаточно. Для большей части работников, особенно в бюджетном секторе, их размеры и состав по-прежнему важны.

Выход видится в том, чтобы сформировать в стране нормативно-правовую базу, которая предвосхищала бы социальные последствия глобализации и ориентировала властные структуры на принятие учитывающих эти последствия решений. Кроме того, нужно убедить мировое сообщество в необходимости создания подобной базы на глобальном уровне.

Второй вызов глобализации России - это изменение перспектив ее рынка труда. По мнению ряда специалистов и управленцев, ближайшим следствием глобализации станет простая реструктуризация рабочих мест, когда выбытие тех из них, на которых сегодня выпускается неконкурентоспособная по мировым стандартам продукция, будет сочетаться с появлением новых - в нематериальной сфере; они станут использоваться для удовлетворения платежеспособного спроса работников, занятых на вновь созданных эффективных рабочих местах в реальном секторе экономики. Современные тенденции занятости, казалось бы, подтверждают, что реструктуризация в стране началась. Так, в 1990 г. в промышленности, строительстве, сельском и лесном хозяйстве работали 55,5% всех занятых, в 2000 г. - 43,6%; в то же время доля работающих в оптовой и розничной торговле, общественном питании, здравоохранении, физической культуре и социальном обеспечении, образовании, культуре и искусстве, науке и научном обслуживании, управлении, финансах, кредитовании и страховании возросла соответственно с 29,1 до 40,1%. Тем не менее нельзя забывать об общем сокращении численности занятых в экономике страны: если в 1990 г. в среднем трудились 75,3 млн. человек, то в 2000 г. - 64,3 млн., или на 15% меньше. Иными словами, выбытие рабочих мест в стагнирующих отраслях не компенсируется их вводом в динамично развивающихся: если в 1990 - 2000 гг. число работающих в промышленности в целом сократилось на 8,3 млн. человек, то в оптовой и розничной торговле и общественном питании оно увеличилось всего на 3,6 млн. человек.