Социальная стратификация и социальная мобильность

Всероссийская академия внешней торговли

Кафедра гуманитарных и социальных наук.

Домашняя  работа по Социологии

Социальная  стратификация и социальная мобильность.

       Студентки 1курса

 Финансового факультета,

2 группы, 

Руководитель

           Л.Е. Филиппова 

Москва - 2010

Социальная  стратификация и социальная мобильность.

Многие социологи размышляли над  критериями социальной стратификации. Некоторые авторы делили людей на “богатых” и “бедных”, другие – на “власть имущих” и “угнетенных”, третьи фокусировались на профессиональной стратификации, а такие авторы, как А. Смит, К. Маркс и К. Каутский, оперировали совокупностью характеристик класса. В результате определения получались либо слишком бедными, либо слишком расплывчатыми. В качестве основы для своей работы я бы хотела взять работы П. Сорокина.

Книга Питирима Александровича Сорокина “Социальная мобильность” [Сорокин. 2005], впервые опубликованная в 1927 году, до сих пор пользуется благосклонностью у всех социологов: и теоретиков, и эмпириков. В ней изложено то, что позднее Роберт Мертон назвал теорией среднего уровня.

 Социолог П.А. Сорокин предложил при исследовании стратификации учитывать каждую характеристику отдельно: тогда выявляется определенная структура, которую затем можно “собрать” и интерпретировать в терминах “класса”, либо вообще этим термином не пользоваться. Определить положение индивида в социальном пространстве можно только по отношению его к другим людям и социальным объектам (а также по обратному отношению – других людей и социальных объектов к индивиду). К социальным явлениям относятся здесь более всего социальные группы, которые в свою очередь связаны друг с другом определенным образом (имеют отношения друг с другом) внутри населения (популяции) определенной страны. Популяции, связанные между собой определенным образом, включаются в народонаселение земли.

В социальном пространстве выделяются два основных измерения: горизонтальное и вертикальное. Горизонтальное измерение фиксирует вхождение индивида в определенную группу, например, католиков, демократов, итальянцев, немцев или русских, рабочих, врачей или художников. Простое отнесение индивида к группе, конечно, ничего не говорит о его положении внутри группы: занимает он рядовые или руководящие позиции, пользуется уважением или выслушивает порицания, какой они имеет доход по сравнению с другими членами этой группы и т.д., и т.п. Если говорить о совокупном социальном статусе человека, то надо учесть и положение его группы в вертикальном измерении относительно других групп. Например, положение группы врачей и группы рабочих различно в социальной иерархии общества.

И здесь возникает вопрос о расстоянии между людьми по вертикали внутри одной и той же группы (и расстояниями между группами в пространстве общества). Каков профиль социальной стратификации в данной группе на данный момент и каковы его колебания во времени. При этом Сорокин предостерегает от оценочного подхода к неравенству выше/ниже. Не следует выплескивать слишком много моральных чувств по поводу того, что тем, кто “наверху”, – лучше, а тем, кто “внизу”, – хуже. Не следует думать, что все вертикальные различия между людьми нужно немедленно устранить и навести всеобщее равенство. Социальные факты – очень упрямая вещь. Можно записать большими буквами в Конституции, Декларации прав и прочих основополагающих документах, что все люди такой-то страны равны. Но это совершенно никак не повлияет на их реальное положение в социальном пространстве.

“Социальная стратификация – это дифференциация некоей данной совокупности людей (населения) на классы в иерархическом ранге. Она находит свое выражение в существовании высших и низших слоев. Ее основание и сущность – в неравномерном распределении прав и привилегий, ответственности и обязанности, наличии или отсутствии социальных ценностей, власти и влияния среди членов того или иного сообщества” [Сорокин. 1992.С. 302]. Сорокин выделяет три основания стратификации: экономическое (по состоятельности), политическое (по наличию власти, влияния) и профессиональное (по положению человека внутри своей профессии, а также по положению его профессии в обществе).

Важное утверждение автора гласит: “Любая организованная социальная группа всегда стратифицирована” [Сорокин. 1992.С. 304]. Нужно сказать, что для западного общества, и в особенности для общества США, понятие равенства имеет огромную социальную ценность. Оно относится к основополагающим генеральным осям, на которых держится западная культура. Можно спорить о том, была ли заложена ценность равенства в западную культуру изначально или она оформилась в таком высоком ранге только в период утверждения протестантизма и относится к той самой “личности”, которую нам всегда ставили в пример российские интеллигенты (и которая, безусловно, была создана протестантской этикой). Поэтому с точки зрения простого человека неравенство – это болезнь общества, требующая лечения. В некоторых вариантах эволюционной теории также предполагается, что в том светлом и разумном обществе (в прекрасном будущем), к которому мы все движемся, неравенство будет окончательно устранено, постольку оно несправедливо и неразумно. История знает множество коллизий, произошедших из-за того, что влиятельные силы никак не хотели признать, что стратификация – это механизм, работающий в обществе и осуществляющий какие-то функции. П.А. Сорокин, предупреждая сопротивление, с самого начала четко заявляет свою позицию: все общества, в том числе устремленные к социализму и коммунизму, непременно создают стратификацию, независимо от своих идеологических лозунгов и убеждений.

Далее он разрушает еще одну иллюзию: будто человечество движется от сильного экономического неравенства – к обществу экономически равных граждан, в котором постепенно уменьшается расстояние между “верхом” и “низом”. С фактами в руках (а фактов он всегда имел в своем распоряжении огромное количество) П.А. Сорокин показывает, что никакого однонаправленного движения в процессе истории нет. За исключением отдельных периодов социальных катаклизмов и разрушения социальной структуры, стратификация сохраняется – меняются формы, но профиль не меняется. В богатых странах люди (слава Богу) не умирают с голоду, но различие в экономическом положении между бедным и каким-нибудь президентом крупной нефтяной компании стало нисколько не меньше - скорее больше того, которое было в те времена, когда и в этих странах люди умирали от голода. Привлекая данные о разных периодах истории и разных стран, включая Индию, Китай, Египет, П.А. Сорокин приходит к выводу, что профиль стратификации (в данном случае экономической) обнаруживает ненаправленные флуктуации, то есть е. временные небольшие повышения и понижения, бессистемные качания вокруг каких-то устойчивые точек.

Действительно, на ранних этапах первобытного общества экономическая дифференциация была незначительной, с развитием она увеличивалась, но, “достигнув кульминационной точки, начинала видоизменяться, время от времени разрушаясь” [Сорокин. 1992.С. 331]. Общий же вывод из анализа этого элемента стратификации таков: “при нормальных условиях, свободных от социальных потрясений в обществе, которое… обладает сложной структурой, в котором наличествует институт частной собственности, изменение высоты и профиля экономической стратификации ограничено” [Сорокин. 1992.С. 333]. “При чрезвычайных обстоятельствах эти пределы могут быть нарушены, и профиль экономической стратификации может стать или очень плоским, или очень выпуклым и высоким. В обоих случаях такое положение кратковременно. И если “экономически плоское общество” не погибает, то “плоскость” быстро вытесняется усилением экономической стратификации. Если экономическое неравенство становится слишком сильным и достигает точки перенапряжения, то верхушке общества суждено разрушиться или быть низвергнутой” [Сорокин. 1992.С. 334].

В XVIII–XX веках господствует представление, что политическое неравенство уменьшается вместе с экономическим, однако с политической стратификацией работать социологу сложнее, чем с экономической, поскольку политическое неравенство труднее измерить. “Основной лозунг современности: “Люди рождены и живут с равными правами” (Французская

“Декларация прав человека и гражданина”); или в другой редакции: “Мы признаем очевидным, что все люди сотворены равными и наделены Создателем базовыми неотъемлемыми правами, среди которых право на жизнь, свободу и право на счастье” (Американская “Декларация независимости” 1776 г.)” [Сорокин. 1992.С. 336]. Действительно, волна демократизации, как выражается Сорокин, распространяется по всем континентам. Равенство фактически устанавливается до введения закона о равенстве, распространяется все дальше “и пытается вытеснить все расовые и национальные отличия, профессиональные и экономические привилегии” [Сорокин. 1992.С. 337].

Но одно дело – декларации и  юридические права, а другое – реальная жизнь. На производстве не рабочий распоряжается мастером, а мастер рабочим. Директор корпорации может уволить клерка, а клерк не может уволить директора корпорации. Ссылаясь на целый ряд авторитетных социологов, П.А. Сорокин утверждает, что даже при действенной защите избирательных прав декларациями и законами лишь очень небольшой процент людей живо и постоянно интересуются политикой. Этот процент, по-видимому, таковым и останется в будущем, а потому “управление делами неизбежно переходит в руки меньшинства”, и “свободное правительство не может быть ничем иным, кроме как олигархией внутри демократии” [Сорокин. 1992.С. 342].

П.А. Сорокин приходит к выводу, что политическая дифференциация положительно связана с двумя основными факторами: с размером политической организации и разнородностью входящих в нее членов [Сорокин. 1992.С. 346]. Общий вывод таков: “Не существует постоянной тенденции перехода от монархии к республике, от самодержавия к демократии, от правления меньшинства к правлению большинства, от отсутствия правительственного вмешательства в жизнь общества к всестороннему контролю. Нет также и обратных тенденций… Профиль политической стратификации подвижнее, и колеблется он в более широких пределах, чаще и импульсивнее, чем профиль экономической стратификации… Когда колебание профиля в одном из направлений становится слишком сильным и резким, то противоположные силы разными способами увеличивают свое давление и приводят профиль стратификации к точке равновесия” [Сорокин. 1992.С. 302].

В профессиональной стратификации П.А. Сорокин выделяет два показателя, которые “всегда были основополагающими: (1) важность занятия (профессии) для выживания и функционирования группы в целом; (2) уровень интеллекта, необходимый для успешного выполнения профессиональных обязанностей. Социально значимые профессии те, которые связаны с функциями организации и контроля группы” [Сорокин. 1992.С. 354].

Место в профессиональной стратификации определяется характером подчинения низших подгрупп (мелкие служащие, наемные работники, так называемое техобслуживание) высшей группе, зависимостью нижних слоев от высших и, наконец, разницей в оплате нижних и высших должностей в данной профессии. Но профиль профессиональной стратификации определяет еще “этажность”, то есть количество рангов в иерархии. В конечном счете П.А. Сорокин приходит к выводу, аналогичному тому, который был сделан относительно экономической и политической стратификации: профили профессиональной стратификации колеблются, не обнаруживая никакой отчетливо наблюдаемой направленности.

Движение внутри пространства социальной стратификации было названо социальной мобильностью. Простейшее определение социальной мобильности, по Сорокину, звучит так: “Под социальной мобильностью понимается любой переход индивида или социального объекта (ценности), то есть всего того, что создано или модифицировано человеческой деятельностью, из одной социальной позиции в другую” [Сорокин. 1992.С. 373]. Под социальным объектом могут пониматься и предметы, и идеи, но наиболее важны социальные группы, которые также движутся в этом пространстве.

Мобильность бывает горизонтальная и вертикальная. Под горизонтальной мобильностью понимается движение внутри одного и того же социального слоя: например, переход рабочего с одного предприятия на другое (находящееся примерно в таких же условиях и в таком же ранге, как и то, которое он покинул) не изменяет его статус. Под вертикальной же мобильностью подразумевается переход индивида (или другого социального объекта) из одного социального пласта (или, как принято теперь называть, страты) в другой. При этом у претерпевшего мобильность объекта качественно меняются положение в обществе и отношения с другими людьми и социальными объектами.

Социальная мобильность в обществе измеряется у Сорокина интенсивностью и охватом. Под интенсивностью понимается число социальных страт, пройденных индивидом в движении вверх и вниз, а под охватом – число лиц, осуществляющих такие перемещения. Существует и еще одна характеристика: проницаемость социальных страт для движущихся индивидов и групп. Проницаемость весьма различна в разных обществах и в разные периоды времени, однако не было в истории обществ, в которых социальные страты были бы совершенно непроницаемы для движения индивидов. Но не было и таких обществ, в которых мобильность осуществлялась бы безо всяких ограничений. Причем заметной тенденции от закрытости к открытости перемещений не наблюдается. Если в Индии перегородки между кастами были очень жесткие (но, тем не менее, обходились разными способами), то в то же примерно время в Китае человек из любого социального положения мог, обучившись и сдав положенные экзамены, получить высокую должность при дворе. Другое дело, что сдать эти экзамены было трудно, но это уже был вопрос способностей: способные проходили этот отбор.

Также различается мобильность  восходящая и нисходящая, при этом подниматься или опускаться могут как индивиды, так и целые группы. Каналы социальной мобильности, по которым осуществляется перемещение индивидов и групп, разнообразны, но некоторые присутствуют практически во всех обществах. Прежде всего, это – армия. Армия может возвести человека до самых верхов, особенно в период военных действий, когда наиболее ярко выступают способности индивидов. Например, из 65 византийских императоров 12 достигли своих высот через армию. Основатели династий Меровингов и Каролингов также выдвинулись благодаря своей службе в армии. “Несчетное множество средневековых разбойников, крепостных и людей простого происхождения таким же образом стали дворянами, хозяевами, князьями, герцогами и высокопоставленными официальными лицами” [Сорокин. 1992.С. 393]. В то же время многие военачальники и могущественные князья, проигрывая сражения, попадали в немилость, опалу и были отодвигаемы вниз, теряли свое социальное положение.