Права собственности

1. Возникновение и  основные проблемы  теории прав собственности 

      Одним из важнейших теоретических направлений  исследований, существующих в рамках новой институциональной экономики (или неоинституционализма), является теория прав собственности.

      Теория  прав собственности – один из наиболее ярких примеров так называемого  «экономического империализма», явления, чрезвычайно характерного для эволюции неоклассического анализа в последние  десятилетия.

      Конечная  цель «экономического империализма»  – унификация всего разрозненного  семейства наук об обществе на базе неоклассического подхода. Практически  это выражается в последовательном переносе микроэкономического аналитического инструментария на такие сферы внерыночной  деятельности человека, как расовая  дискриминация, образование, охрана здоровья, брак, преступность, планирование семьи  и т.д. В теории прав собственности  объектом подобного переноса оказываются  различные институты общества, включая  и различные правовые режимы[1].

      Конструктивные  методологические принципы теории прав собственности просты: не организация  сама по себе является отныне объектом анализа, а индивидуальный агент, который  стремится максимизировать свою функцию полезности в рамках организационной  структуры. Если известно воздействие  различных структур прав собственности  на систему стимулов агента, то тогда  всесторонний анализ взаимодействий между  агентами в рамках альтернативных социально-экономических  установлений воплотится в сложной  системе обратных связей. Сила теории прав собственности, которая проявляет  строгую приверженность методологическому  индивидуализму, раскрывается не только в сопоставлении с конкурирующими подходами, придерживающимися методологии  коллективизма, будь то функциональная социология или современный неомарксизм[2].

      Сопоставление с иными подходами помогает вскрыть  методологическую специфику теории прав собственности, очертить границы  её предметного наполнения.

      1. За счет того, что стандартная  неоклассическая модель обмена  и производства обогащается рассмотрением  взаимодействия прав собственности  с системой стимулов и экономическим  поведением, отношение теории прав  собственности к неоклассической  ортодоксии оказывается двойственным. С одной стороны, общепринятая  техника микроэкономического анализа  полностью сохраняется. С другой  стороны, максимально учитываются  особенности конкретной институциональной  среды, от которых традиционный  маржинализм абстрагировался. Отсюда  утверждение, что в противоположность  ему теория прав собственности  объясняет реальные события в  реальных обществах. Её подход  характеризуется как реалистический; по словам Р. Коуза, она призвана изучать человека таким, каков он есть, действующим в ограничениях, налагаемых на него реальными институтами. В этом смысле её можно расценивать как более последовательный, расширенный вариант неоклассической теории цен.

      В стандартных неоклассических моделях  присутствуют ограничения двоякого рода. Во-первых, «физические», порожденные  ограниченностью ресурсов. Во-вторых, «познавательные», отражающие достигнутый  уровень знаний и практического  мастерства (т.е. степень «искусности», с какой осуществляется превращение  ресурсов в готовую продукцию). Теория прав собственности и родственные  ей концепции вводят в анализ, причём в явной, эксплицитной форме, еще  один класс ограничений, обусловленный  институциональной структурой общества. В этом смысле характеристика трансакционной экономики как «обобщенной неоклассической теории» вполне закономерна.

      2. Подобный подход позволяет объяснять  не только различия в экономическом  поведении в рамках альтернативных  правовых структур (статический  аспект), но и механизмы развития  самих структур (динамический аспект), а также формулировать принципы  рационального, с точки зрения  общества, выбора между ними (нормативный  аспект).

      3. «Методологический индивидуализм»  теории прав собственности проявляется  в том, что организационным  структурам типа фирмы или  корпорации не придаётся никакого  самостоятельного поведенческого  значения. Они расцениваются как  юридические фикции. Действующим  лицом всегда признается индивидуум  и никогда организация... У организации  не может быть никаких своих  целей, она есть не более  чем сумма ограничений, в пределах  которых осуществляют целенаправленные  действия отдельные ее члены:  Организации не являются живыми  объектами; они представляют собой  чистые концептуальные артефакты,  даже когда наделяются правовым  статусом индивидуумов. В конечном  счёте, мы можем делать что-либо лишь по отношению к или для индивидуумов, хотя, конечно, иногда воздействие, испытываемое каждым индивидуумом в группе, будет оказываться одним и тем же (по крайней мере, качественно). Утверждения о группах в этом смысле не должны, однако, смешиваться с сугубо мистической практикой приписывания человеческих характеристик организациям или группам.

      В частности, рассуждения о целевой  функции фирмы или социальной ответственности корпораций, строго говоря, беспредметны: фирма не является индивидуумом. Это юридическая фикция, служащая для обозначения сложного процесса, в ходе которого конфликтующие  цели индивидуумов (причём кое-кто из них может представительствовать  за другие организации) приводятся в  равновесие в рамках контрактных  установлений. В этом плане поведение  фирмы подобно поведению рынка, т.е. является результирующей сложного уравновешивающего процесса. Мы редко допускаем оплошность, характеризуя рынок зерна или рынок ценных бумаг в качестве индивидуумов, но мы часто совершаем ошибку, когда рассуждаем об организациях так, как будто это лица, наделенные намерениями и мотивациями.

      4. Благодаря такой трактовке устраняется  дихотомическое деление микроэкономического  анализа на теорию фирмы (принцип  максимизации прибыли) и теорию  потребительского спроса (принцип  максимизации полезности). Аналитическая  структура упрощается: принцип максимизации полезности получает универсальное значение. Целевая функция оказывается не зависящей от того, где протекает деятельность человека: в фирме или семье, на бирже или избирательном участке. Этим закладывается общеметодологический фундамент изучения экономических организаций, структура и функционирование которых выводятся из взаимодействия их членов, преследующих свои личные интересы.

      5. Неоднозначно отношение теоретиков  прав собственности и к идеям  К. Маркса. Они признают его  безусловный приоритет в постановке  вопроса о взаимодействии экономической  и правовой систем общества. Более  того, при анализе исторической  эволюции отношений собственности  они нередко пользуются формулировками, практически совпадающими с марксовыми. Недаром некоторые авторы даже называют теорию прав собственности подправленным и усовершенствованным историческим материализмом. Вместе с тем во многом этот подход прямо противоположен подходу Маркса. Если в марксистской теории провозглашается примат производства, то в теории прав собственности общим знаменателем, под который подводится анализ как производственных, так и распределительных отношений, оказывается сфера обращения. В определенном смысле это возврат к домарксистской традиции в понимании общества как последовательной цепочки взаимных обменов (у А. Смита, например). Контрактный взгляд на общество не оставляет места таким надындивидуальным общностям, как классы и социальные группы. Оно распадается на множество максимизирующих полезность индивидуумов, взаимодействующих между собой посредством обоюдовыгодных, добровольных и по преимуществу двусторонних контрактов[3].

      Своеобразие подхода теории прав собственности  раскрывается уже в развёрнутом  определении её центрального понятия: «Права собственности понимаются как  санкционированные поведенческие  отношения между людьми, которые  возникают в связи с существованием благ и касаются их использования. Эти  отношения определяют нормы поведения  по поводу благ, которые любое лицо должно соблюдать в своих взаимодействиях  с другими людьми или же нести  издержки из-за их несоблюдения. Термин «благо» используется в данном случае для обозначения всего, что приносит человеку полезность или удовлетворение. Таким образом, и этот пункт важен, понятие прав собственности в  контексте нового подхода распространяется на все редкие блага. Оно охватывает полномочия как над материальными  объектами, ... так и над «правами человека» (право голосовать, печатать и т.д.). Господствующая в обществе система прав собственности есть в таком случае сумма экономических и социальных отношений по поводу редких ресурсов, вступив в которые отдельные члены общества противостоят друг другу»[4].

      Теория  прав собственности возникла в тесном взаимодействии с юридическими теориями и подходами к анализу собственности. Поэтому необходимо учитывать правовой контекст, в котором протекало  формирование экономической теории прав собственности. Несомненно влияние, оказанное на нее англосаксонской  правовой традицией.

      Дело  в том, что эта традиция существенно  отлична от правовых систем континентальной  Европы. Размежевание между ними в  трактовке понятия собственности  восходит к периоду буржуазных революций. Во время буржуазных революций и  затем сразу после них в  странах континентальной Европы господствующей стала идея «абсолютного»  права частной собственности, нашедшая классическое воплощение в Кодексе  Наполеона. Право частной собственности  провозглашалось «священным и неприкосновенным», «неограниченным и неделимым». Случаи рассредоточения правомочий среди  нескольких лиц воспринимались как  пережитки феодализма; преобладающей  была тенденция к концентрации всех прав собственности на объект в руках  одного владельца.

      В противоположность этому английская правовая система удержала многие институты  феодального права. Например, она  продолжала считать объектами собственности  как материальные вещи, так и ценности обязательственного характера (бестелесные  имущества), допускала возможность  раздробления права собственности  на какой-либо объект на частичные правомочия нескольких лиц.

      Таким образом, можно выделить две противоположные  правовые традиции, из которых одна представляет право собственности  как некий неделимый монолит, а другая – как совокупность частичных  правомочий. Из них в настоящее  время побеждает вторая: она проникает  постепенно в правовые системы стран  континентальной Европы, именно она  берётся за основу при кодификации  права на международном уровне. Свойственные ей гибкость и пластичность, безусловно, больше отвечают сложным экономическим, социальным и политическим реальностям  высокоразвитого капиталистического общества[5].

      Вполне  в духе англосаксонской традиции современные авторы понимают собственность  как «сложный пучок отношений, существенно  различающихся по своему характеру  и последствиям»[6]. Однако, когда какое-либо понятие определяется как «сумма», «совокупность», «агрегат», всегда есть опасность растворить его содержание в перечне составных частей. При всем многообразии форм должно быть смысловое ядро, вокруг которого они организованы.

      Таким смысловым ядром является исключительный характер отношений собственности. В самом общем виде отношения  собственности можно было бы определить как фактически действующую в обществе систему исключений из доступа к материальным и нематериальным ресурсам. При этом под доступом подразумевается все множество возможных решений по поводу ресурса, не обязательно связанных лишь с физическим воздействием на него.

     Понятие «исключительности» выступает в  качестве смыслового центра, организующего  в определенную систему бесконечную  вереницу разнообразных конкретных собственнических правомочий. Полное определение права собственности, которое к настоящему времени  стало хрестоматийным, было предложено английским юристом А. Оноре. Оно  включает[7]:

     1. Право владения, т.е. исключительного  физического контроля над вещью. 

     2. Право пользования, т. е. личного  использования вещи.

     3. Право управления, т. е. решения,  как и кем вещь может быть  использована.

     4. Право на доход, т.е. на блага,  проистекающие от предшествующего  личного пользования вещью или  от разрешения другим лицам  пользоваться ею (иными словами,  право присвоения).

     5. Право на капитальную стоимость  вещи, предполагающее право на  отчуждение, потребление, проматывание, изменение или уничтожение вещи.

     6. Право на безопасность, т.е. иммунитет  от экспроприации. 

     7. Право на переход вещи по  наследству или по завещанию. 

     8. Право на бессрочность.

9. Запрет вредного  использования, т.е. обязанность  воздерживаться от использования  вещи вредным для других способом.

     10. Право на ответственность в  виде взыскания, т.е. возможность  изъятия вещи в уплату долга. 

     11. Право на остаточный характер, т.е. ожидание “естественного  возврата переданных кому-либо  правомочий по истечении срока  передачи или в случае утраты  ею силы по любой иной причине. 

      Право собственности –  это непрерывный  ряд, а не фиксированная  точка. По замечанию А. Алчиана и Г. Демсеца, о том, в какой мере то или иное правомочие на вещь принадлежит собственнику, можно судить по тому, насколько его решение предопределяет ее действительное использование. Если существует вероятность, равная единице, что решение собственника, выражающее реализацию им какого-либо правомочия, и в самом деле без малейших отклонений будет выполняться в процессе использования ресурса, то тогда можно сказать, что собственник обладает абсолютным правомочием на этот ресурс[8].