Расслоение общества

• культурно-символическая  стратификационная система, возникающая  из различий доступа к социально  значимой информации, неравных возможностей отбирать, сохранять и интерпретировать эту информацию (для до индустриальных обществ характерно теократическое манипулирование информацией, для индустриальных — партократическое, для постиндустриальных — технократическое).

• культурно-нормативная  стратификационная система, в которой  дифференциация построена на различиях  в уважении и престиже, возникающих  в результате сравнения существующих норм и стилей

жизни, присущих тем или иным социальным группам (отношение к физическому  и умственному труду, потребительские  стандарты, вкусы, способы общения, профессиональная терминология, местный  диалект, — все это может служить основанием ранжирования социальных групп).

• социально-территориальная  стратификационная система, формирующаяся  в силу неравного распределения  ресурсов между регионами, различий в доступе к рабочим местам, жилью, качественным товарам и услугам, образовательным и культурным учреждениям и т.д.

В реальности все эти стратификационные системы  тесно переплетаются, дополняют  друг друга. Так, социально-профессиональная иерархия в виде официально закрепленного  разделения труд не только выполняет  важные самостоятельные функции для поддержания жизнедеятельности общества, но и оказывает значительное влияние на структуру любой стратификационной системы. Поэтом исследование стратификации современного общества не может быть сведено лишь к анализу какого-либо одного типа стратификационной системы.

Неравенство как источник расслоения

Расслоение — русский понятийный аналог признанного в мировой  социологии термина «стратификация»  — отражает процесс развития социального  неравенства и иерархического группирования  людей на социальных уровнях, которые различаются между собой престижем, собственностью и властью. Э. Гидденс определяет ее как «структурированные неравенства между различными группами людей», каждая из которых различается объемом и характером социальных привилегий. Т. Парсонс рассматривает стратификацию через призму интегративных общественных институтов как «главное, хотя отнюдь не единственное, средоточие структурного конфликта в социальных системах», выделяя критерии престижа и власти в качестве ведущих дифференцирующих оснований.

Основы  социальной жизни — в обыденных  взаимодействиях, и привычные стереотипы помогают людям в их общем смысловом  контексте по-своему понимать состояние  и поведение друг друга.

И чем больше социальная дистанция между представителями  разных социальных общностей во временном, пространственном или статусном смысле, тем жестче стереотип восприятия и интерпретации.

«Социальная структура является общей суммой этих типизаций и повторяющегося характера взаимодействий, который  создается с их помощью. Социальная структура как таковая является важным элементом действительности в обыденной жизни». Этот мир взаимных стереотипов и приписанных мотивов суть то же самое структурированное общественное пространство, в котором признание, номинация, общественные нормы и мнения организуют, разводят по четко определенным местам людей и целые общности, определяя их привилегии, обязанности и правила взаимодействия. В этом ракурсе изучение социальной структуры и культуры (в ее социологическом смысле) становятся тождественны.

Поскольку понятие стратификации охватывает и эволюционные (слоевые), и революционные (расслаивающие) социальные изменения, необходимо обращать внимание на особенности  развития неравенства по самым разным основаниям, во всех сегментах общества. Рассматривая личность как порождение социума (как объект, продукт, результат культуропроизводства в широком смысле),можно интерпретировать неравенство как неравноценность условий развития, несправедливость, ущемление естественных человеческих прав, обман, наказание, отчуждение, создание искусственных социальных барьеров, монополизацию условий и правил (протекционистских и демпинговых) социального воспроизводства. Рассматривая личность как активного творца социума (как субъекта, производителя, источник постоянных изменений общества), можно представить неравенство как социальное благо, способ выравнивания стартовых позиций вследствие конкуренции, как механизм закрепления вновь завоеванного социального положения и сопровождающих его привилегий, систему стимулирования (вознаграждения и наказания), условие приоритета «пассионарности», поддержания потенциала выживания, социальной активности, творчества, инновации.

Имея разные точки отсчета, мы получаем по одному и тому же критерию (справедливости) альтернативные выводы: во-первых, неравенство несправедливо, так как все люди имеют равные права; во-вторых, неравенство справедливо, так как позволяет дифференцированно и адресно компенсировать социальные затраты разных людей.

Неравенство как стабилизатор структуры

Люди наделены сознанием, волей и активностью, поэтому в обществе неравенство проявляется как система преимуществ.

Система приоритетов  очень сложна, но принцип ее действия прост: регулирование факторов социального  выживания.

Социальные  преимущества могут быть связаны  с выгодным положением в социальной диспозиции, легкостью перемещения в привилегированные общественные слои, монополией на социально значимые факторы и аранжированы всеми теми характеристиками, которые демонстрируют повышение степени социальной свободы и защищенности. Классики «классики» (О. Конт, Г. Спенсер), «модерна» (М. Вебер, П. Сорокин, Т. Парсонс) и постмодернистской социологии (например, П. Бурдье) прямо говорят о фундаментальности и нерушимости принципа социального неравенства и его высокой функциональной значимости для организации общностей. Видоизменения претерпевают конкретные формы неравенства, сам принцип проявляется всегда. «И если на какой-то миг некоторые формы стратификации разрушаются, то они возникают вновь в старом или модифицированном виде и часто создаются руками самих уравнителей» , — утверждает П. Сорокин. Он связывает неравенство с иерархическим строением общества и называет ряд причин утверждения устойчивых социальных форм неравенства, расслаивающих общество по вертикали, среди которых рост численности, разнообразие и разнородность объединившихся людей, необходимость поддержания стабильности группы, спонтанная самодифференциация, функциональное распределение деятельности в сообществе. Иной аспект каузальности просматривается в концептах теории социального действия Т. Парсонса.

Он концентрирует  внимание на уникальных и потому фундаментальных  функциях социальной системы, которые  по этой причине приобретают характер социальной монополии. Незаменимость, обязательность и качественное различие этих функций предопределяют специализацию и профессионализацию (закрепление) за ними обособленных социальных групп, где энергетически насыщенные (экономические, производящие) общности подчиняются информационно насыщенным (политическим, правоподдерживающим и культуровоспроизводящим). Другая известная объяснительная модель объективной необходимости социального неравенства сформулирована марксизмом. В ней социальное неравенство выводится из экономических отношений, институционализации эксклюзивного права распоряжения полезным эффектом, который создается при использовании средств производства. Социальная монополизация дефицитных ресурсов в индустриальных обществах конституируется в системе субъектов собственности. Таким образом, социальное неравенство, классовое деление, эксплуатация как способ иерархического взаимодействия крупных социальных групп в экономическую эпоху рассматриваются как объективные следствия внутренних законов развития обществ западного типа.

В стратообразующей модели американского марксиста  Э. Райта наряду с фактором владения собственностью выделяется второй не менее значимый фактор — отношение к власти, которое конкретно трактуется как место в системе управления обществом. При этом большую роль играют сама идея многофакторности социального расслоения и признание дифференцирующей роли монополии на социальную функцию общественного управления. М. Вебер считал, что процесс социального слоения и занятия более выигрышных позиций в обществе организован достаточно сложно, выделяя три координаты, определяющие положение людей и групп в социальном пространстве: богатство, власть, социальный престиж.

Такая модель является не просто многофакторной, она  знаменует переход от сфокусированного и линейного к пространственному  исследовательскому видению проблемы, когда динамика социальных диспозиций фактически рассматривается как система векторных перемещений. Роль социального престижа, оценки членами сообщества реальной, иллюзорной или сознательно демонстрируемой социальной позиции, действительно чрезвычайно велика.

Она создает  мифический, знаковый, символический  мир разделяемых большинством ценностей  и оценок, наделения социальной значимостью  — мир номинаций. Символика социальных «кажимостей», иллюзорно сконструированный  имидж проявляются и в простых (демонстративных), и в достаточно экзотических формах. Так, в современном обществе аранжировка социальной истории присуща не только группам (как это было в советской России), но и индивидам. Таким образом, значение веберовского подхода состоит и в том, что он по-новому осветил так называемые объективные и субъективные критерии стратификации, что позже было сформулировано следующим образом: то, что люди считают критерием социального положения, становится реальным источником социального структурирования и регулирования отношений между ними. П. Бурдье развил концепт роли престижа, репутации, имени, официальной номинации в идее символического капитала, который наряду с экономическим, культурным и социальным капиталами определяет влияние (власть) и позицию своего носителя в общественном пространстве. Представления Бурдье о структурировании общества придают новый ракурс развитию теории неравенства, с одной стороны, генерализируя идею влияния социального субъекта на социум (в понятии «капитал»), а с другой — формулируя идею многомерности (следовательно, и «иномерности») социального пространства. «Социальное поле можно описать как такое многомерное пространство позиций, в котором любая существующая позиция может быть определена, исходя из многомерной системы координат, значения которых коррелируют с соответствующими различными переменными», — считает он . Многомерность и структурированность социального пространства, наличие множества находящихся в разных соотношениях позиций в свою очередь имеют различные теоретические объяснения и эмпирические описания.

Новелла о символах расслоения

Современное общество с его опосредованной ролевой коммуникацией делает людей  субъектами разных, часто дезинтегрированных, социальных статусов. Идентификационная  символика упорядочивает социальное пространство, закрепляя систему устойчивых обозначений общностей и их позиций. Она часто обманчива по существу, однако достаточно точно отражает тесную связь знаковых форм с важнейшими социальными характеристиками их носителей. Поскольку люди действуют, исходя из своего понимания знаков социального пространства (при этом опираясь на общепринятые и личные, стандартные и оригинальные, подтвержденные и гипотетические представления), мир общественной символики опосредует практически все формы коммуникации, собственно и являясь для людей миром их специфической действительности. Социокультурное производство, в котором каждая личность и сам социум предстают как специфический артефакт, в каждом своем акте содержит притязание на культурную легитимность. «Коллективно организованные образцы символических кодов» объективно структурируют социальное пространство, интегрируя страты, кристаллизуя классы, порождая то, что в привычном смысле слова называется «общество». Сложившаяся в современном обществе сложная ролевая и статусная диспозиция актуализирует проблему социального различения.

М. Вебер, определяющий социальный порядок как способ распределения  символических почестей, рассматривал социальный статус как корпоративный  символ, который формируется постольку, «поскольку он не является индивидуально и социально иррелевантной имитацией другого стиля жизни, но представляет собой основанное на достигнутом согласии совместное действие закрытого типа».

П. Бурдье специально изучал вопрос о том, как «посредством свойств и их распределения социальный мир приходит, в самой своей объективности, к статусу символической системы, которая организуется по типу системы феноменов в соответствии с логикой различий...» Прикладным аспектом этой проблемы является оценка статуса человека по определенным символическим индикаторам.

Внешнее символическое  признание, престиж, является, по Веберу, индикатором страты, легитимизации  ее социальной позиции и ее потенциальной  или реально используемой монополии  «особого рода». В достаточно точном смысле символическая стилизация жизни отдельных общностей и страт отражает устойчивость соответствующей структуры общества. Определенная символика, выработанный язык социальной коммуникации, внутренняя культура (субкультура), очень корректно отграничивающая «своих» от «чужих», конструирует не только внутреннее, но и внешнее общественное пространство (отношений, связей с другими субъектами) и тем самым способствует институционализации страты.

Российское  общество в этом смысле имеет достаточно размытые и пересеченные контуры, хотя мы обоснованно говорим о дифференцированной структуре современных элит, включающих «старую» и «новую» подобщности. Маргинальность новых элит, как и новых слоев аутсайдеров, вынуждает их продолжать использовать сложившиеся прежде символические стереотипы и смысловые ценности, держаться традиционного для них знакового ряда; но процесс легитимизации статуса не столько связан с отграничением прежнего социального бытия, сколько с символической инициацией в новой общности. По мере закрепления в элите осваиваются новая культура и стиль, теряет социальный смысл гипериндикация (символическая демонстрация самопричисления). Как выявляется в результате сопоставления, символическая социальная «упаковка» субъекта оценивается в современной России довольно своеобразно: в первую очередь учитываются знаки принадлежности к власти, демонстрация уровня благосостояния (материальных «возможностей»), наличие «патронажа» и связанных с ним возможностей заимствования ресурсов.

В связи  с этим меняются оценки социального  престижа разных видов деятельности, когда физически или этически «грязная» работа все же считается более привлекательной с точки зрения денежного вознаграждения.

Профессиональная  стратификация в значительной степени  теряет свою первостепенность в определении  социального статуса и престижа, поскольку вознаграждения очень иррационально соотносятся и с системными (общефункциональными) ценностями профессии, и с достигнутым уровнем профессионализма как таковым. По этим причинам соответствующие индикаторы социального положения оказываются содержательно запутанными и фактически неадекватными.

Динамика  коэффициентов удовлетворенности, характеризующая изменения качества жизни россиян, показывает стабильный приоритет круга общения (0,8) и  отношений в семье (0,77), которые  определяют сегодня микромир человека. Н. Смелзер, обобщая современные социологические представления о классе, писал, в частности, о том, что многие исследователи отмечают значительно большую вовлеченность в семейные заботы людей из нижних, а не из средних слоев. В примерах, которые он приводит, просматривается социальное сходство с досуговым поведением россиян, характеристики которого подтверждают неразвитость среднего класса, выявленную по функциональным и формальным параметрам.

Изучение  ценностных оснований идентификации в современном российском обществе (например, исследования С.Г. Климовой, В.А. Ядова и др.) показывает, что по сравнению с началом 80-х гг. значительно увеличивается эмоциональное переживание проблем витально-мотивационного и семейно-родственного комплексов. Эволюция индивидуального названия, включая характеристики номинации, легитимизирующей положение человека в социальной структуре, символически закрепляющей его общественный рейтинг, суть социография, описание происхождения, социализации жизненных свершений, статусной траектории конкретного человека. Даруя символический капитал, конвертируемый в эмоциональные формы поддержки, доверие, авторитет, политическое влияние, прямые материальные выигрыши, название приносит разного рода социальные прибыли. Номинация в современном обществе создает социальные страты, поскольку перераспределяет статусно подкрепленный престиж, задним числом формирует для поименованного социальную позицию, транслируя возможности «достичь особого рода монополии» (М. Вебер).