Выразительные слова

Основной причиной заимствования иноязычной лексики  признается отсутствие соответствующего понятия в когнитивной базе языка-рецептора.^[1] Другие причины: необходимость выразить при помощи заимствованного слова многозначные русские понятия, пополнить выразительные средства языка и т. д.

Из немецкого языка пришли: «фляжка» (нем. Flasche), «залп» (нем. Salve)

14Чистота речи.богатства и разнообразия речи. Выразительность речи.Многозначтьность слова.Метафора.Метонимия.Сравнения эпитеты. 

 Выразительные средства языка иногда сводят к так  называемым выразительно-изобразительным, т. е. тропам и фигурам, но выразительность могут усиливать единицы языка всех его уровней — начиная со звуков и кончая синтаксисом и стилями. Даже отдельный звук, не говоря уже о какой-то их комбинации, может оказаться в речи выразительным.. Припомним  звукозапись, к которой иногда прибегают поэты, ассонансы и аллитерации, скандирование речи

 Лексическая система языка сложна и многолика  Возможности постоянного обновления в речи принципов, способов, признаков объединения в пределах целого текста слов, взятых из различных групп, скрывают в себе и возможности обновления речевой выразительности и ее типов.

 Выразительные возможности слова поддерживаются и усиливаются актуализацией  его семантики Актуализация семантики  слова в поэзии обычно связана  с тем, что можно назвать ассоциативностью образного мышления. Эти ассоциации во многом зависят от предшествующего жизненного опыта читателя и психологических особенностей работы его мысли и сознания в целом.

 А теперь перейдем к эпитетам, метафорам и  другим средствам языка

 Эпитет  — это не слово в словаре; эпитетом слово становится, когда попадает в речь. В словосочетании деревянная полкаприлагательное — не эпитет; в словосочетаниях деревянный взгляд или деревянная походка это же слово стало эпитетом. Эпитет ведет сознание от значения слова к личностному смыслу, а личностные смыслы могут и не совпадать у автора речи и читателя или двух читателей с различным жизненным опытом. Очень нужна семантическая и структурная типология эпитетов — по степени их близости к значению слова-определения и ассоциативной удаленности от него     

  Метафора  — это словосочетание, имеющее  семантику скрытого сравнения. Если эпитет — не слово в словаре, а слово в речи, то тем более справедливо утверждение: метафора — не слово в словаре, а сочетание слов в речи. Можно вколачивать гвоздь в стену. Можно вколачивать мысли в голову — возникает метафора, грубоватая, но выразительная. В метафоре, три элемента: информация о том, что сравнивается; информация о том, с чем сравнивается; информация об основании сравнения, т. е. о признаке, общем ^в сравниваемых предметах (явлениях).

 Речевая актуализация семантики метафоры и  объясняется необходимостью такого отгадывания И чем больше усилий требует метафора для того, чтобы  сознание превратило скрытое сравнение  в открытое, тем выразительнее, очевидно, сама метафора.

 Метафоризируются  обычно глаголы и прилагательные,  потому, что они чаще других частей речи оказываются в позиции сказуемого, а эта позиция, в свою очередь, нужна для «стыка», встречи двух значений, обозначающих сходные признаки двух предметов.

 Метафора  оказывает очень большое влияние  на выразительность речи. Не случайно так велико ее место в речи художественной. И чем метафора свежее, непривычнее, тем она выразительнее. Правда, везде должно быть чувство меры, логическая и эстетическая норма 

     ПРИЛОЖЕНИЕ:

     Холодная  осень

      В июне того года он гостил у нас в  имении - всегда считался у нас своим  человеком: покойный отец его был  другом и соседом моего отца. Пятнадцатого июня убили в Сараеве Фердинанда. Утром шестнадцатого привезли с почты газеты. Отец вышел из кабинета с московской вечерней газетой в руках в столовую, где он, мама и я еще сидели за чайным столом, и сказал:

      - Ну, друзья мои, война! В Сараеве  убит австрийский кронпринц. Это  война!

      На  Петров день к нам съехалось много народу, - были именины отца, - и за обедом он был объявлен моим женихом. Но девятнадцатого июля Германия объявила России войну...

      В сентябре он приехал к нам всего  на сутки - проститься перед отъездом на фронт (все тогда думали, что  война кончится скоро, и свадьба наша была отложена до весны). И вот настал наш прощальный вечер. После ужина подали, по обыкновению, самовар, и, посмотрев на запотевшие от его пара окна, отец сказал:

      - Удивительно ранняя и холодная  осень!

      Мы  в тот вечер сидели тихо, лишь изредка обменивались незначительными словами, преувеличенно спокойными, скрывая свои тайные мысли и чувства. С притворной простотой сказал отец и про осень. Я подошла к балконной двери и протерла стекло платком: в саду, на черном небе, ярко и остро сверкали чистые ледяные звезды. Отец курил, откинувшись в кресло, рассеянно глядя на висевшую над столом жаркую лампу, мама, в очках, старательно зашивала под ее светом маленький шелковый мешочек, - мы знали какой, - и это было и трогательно и жутко. Отец спросил:

      - Так ты все-таки хочешь ехать  утром, а не после завтрака?

      - Да, если позволите, утром, - ответил  он. - Очень грустно, но я еще  не совсем распорядился по  дому.

      Отец  легонько вздохнул:

      - Ну, как хочешь, душа моя. Только  в этом случае нам с мамой  пора спать, мы непременно хотим проводить тебя завтра...

      Мама  встала и перекрестила своего будущего сына, он склонился к ее руке, потом  к руке отца. Оставшись одни, мы еще  немного побыли в столовой, - я  вздумала раскладывать пасьянс, - он молча  ходил из угла в угол, потом спросил:

      - Хочешь пройдемся немного?

      На  душе у меня делалось все тяжелее, я безразлично отозвалась:

      - Хорошо...

      Одеваясь  в прихожей, он продолжал что-то думать, с милой усмешкой вспомнил стихи  Фета:

      Какая холодная осень!

      Надень  свою шаль и капот...

      - Капота нет, - сказала я. - А как дальше?

      - Не помню. Кажется, так:

      Смотри - меж чернеющих сосен

      Как будто пожар восстает...

      - Какой пожар?

      - Восход луны, конечно. Есть какая-то  деревенская осенняя прелесть  в этих стихах. "Надень свою  шаль и капот..." Времена наших дедушек и бабушек... Ах, Боже мой, Боже мой!

      - Что ты?

      - Ничего, милый друг. Все-таки грустно.  Грустно и хорошо. Я очень, очень  люблю тебя...

      Одевшись, мы прошли через столовую на балкон, сошли в сад. Сперва было так темно, что я держалась за его рукав. Потом стали обозначаться в светлеющем небе черные сучья, осыпанные минерально блестящими звездами. Он, приостановясь, обернулся к дому:

      - Посмотри, как совсем особенно, по-осеннему  светят окна дома. Буду жив,  вечно буду помнить этот вечер...

      Я посмотрела, и он обнял меня в  моей швейцарской накидке. Я отвела от лица пуховый платок, слегка отклонила  голову, чтобы он поцеловал меня. Поцеловав, он посмотрел мне в лицо.

      - Как блестят глаза, - сказал он. - Тебе не холодно? Воздух совсем  зимний. Если меня убьют, ты  все-таки не сразу забудешь  меня?

      Я подумала: "А вдруг правда убьют? и неужели я все-таки забуду его  в какой-то срок - ведь все в конце концов забывается?" И поспешно ответила, испугавшись своей мысли:

      - Не говори так! Я не переживу  твоей смерти!

      Он, помолчав, медленно выговорил:

      - Ну что ж, если убьют, я  буду ждать тебя там. Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи  ко мне.

      Я горько заплакала...

      Утром он уехал. Мама надела ему на шею  тот роковой мешочек, что зашивала вечером, - в нем был золотой  образок, который носили на войне  ее отец и дед, - и мы все перекрестили его с каким-то порывистым отчаянием. Глядя ему вслед, постояли на крыльце в том отупении, которое всегда бывает, когда проводишь кого-нибудь на долгую разлуку, чувствуя только удивительную несовместность между нами и окружавшим нас радостным, солнечным, сверкающим изморозью на траве утром. Постояв, вошли в опустевший дом. Я пошла по комнатам, заложив руки за спину, не зная, что теперь делать с собой и зарыдать ли мне или запеть во весь голос...

      Убили его - какое странное слово! - через  месяц, в Галиции. И вот прошло с тех пор целых тридцать лет. И многое, многое пережито было за эти годы, кажущиеся такими долгими, когда внимательно думаешь о них, перебираешь в памяти все то волшебное, непонятное, непостижимое ни умом, ни сердцем, что называется прошлым. Весной восемнадцатого года, когда ни отца, ни матери уже не было в живых, я жила в Москве, в подвале у торговки на Смоленском рынке, которая все издевалась надо мной: "Ну, ваше сиятельство, как ваши обстоятельства?" Я тоже занималась торговлей, продавала, как многие продавали тогда, солдатам в папахах и расстегнутых шинелях кое-что из оставшегося у меня, - то какое-нибудь колечко, то крестик, то меховой воротник, побитый молью, и вот тут, торгуя на углу Арбата и рынка, встретила человека редкой, прекрасной души, пожилого военного в отставке, за которого вскоре вышла замуж и с которым уехала в апреле в Екатеринодар. Ехали мы туда с ним и его племянником, мальчиком лет семнадцати, тоже пробиравшимся к добровольцам, чуть не две недели, - я бабой, в лаптях, он в истертом казачьем зипуне, с отпущенной черной с проседью бородой, - и пробыли на Дону и на Кубани больше двух лет. Зимой, в ураган, отплыли с несметной толпой прочих беженцев из Новороссийска в Турцию, и на пути, в море, муж мой умер в тифу. Близких у меня осталось после того на всем свете только трое: племянник мужа, его молоденькая жена и их девочка, ребенок семи месяцев. Но и племянник с женой уплыли через некоторое время в Крым, к Врангелю, оставив ребенка на моих руках. Там они и пропали без вести. А я еще долго жила в Константинополе, зарабатывая на себя и на девочку очень тяжелым черным трудом. Потом, как многие, где только не скиталась я с ней! Болгария, Сербия, Чехия, Бельгия, Париж, Ницца... Девочка давно выросла, осталась в Париже, стала совсем француженкой, очень миленькой и совершенно равнодушной ко мне, служила в шоколадном магазине возле Мадлэн, холеными ручками с серебряными ноготками завертывала коробки в атласную бумагу и завязывала их золотыми шнурочками; а я жила и все еще живу в Ницце чем Бог пошлет... Была я в Ницце в первый раз в девятьсот двенадцатом году - и могла ли думать в те счастливые дни, чем некогда станет она для меня!

      Так и пережила я его смерть, опрометчиво  сказав когда-то, что я не переживу ее. Но, вспоминая все то, что я  пережила с тех пор, всегда спрашиваю  себя: да, а что же все-таки было в  моей жизни? И отвечаю себе: только тот холодный осенний вечер. Ужели он был когда-то? Все-таки был. И это все, что было в моей жизни, - остальное ненужный сон. И я верю, горячо верю: где-то там он ждет меня - с той же любовью и молодостью, как в тот вечер. "Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне..." Я пожила, порадовалась, теперь уже скоро приду.