Архитектор Кензо Танге и его архитектура

Архитектор Кензо  Танге и его архитектура.

Кензо Танге – бесспорно, крупнейший японский архитектор 20-го столетия. Его творчество по своему характеру  глубоко национально, однако вместе с тем Танге принадлежит к  числу зодчих, чье значение не ограничено рамками национальной культуры. Его  произведения дерзки и необычны, их новизна объясняется бескомпромиссным поиском правдивого отражения действительности.

Кензо Танге родился 4 сентября 1913 года в городе Сакаи (префектура Осака). Школьные годы его прошли в Имабари (префектура Эхимэ на острове Сикоку) и Хиросиме. Все эти города лежат на берегах Сэто Найкай, японского Внутреннего моря, в чем некоторые критики усматривают причину тяготения Танге к творчеству Ле Корбюзье, представителя средиземноморской традиции в «новой архитектуре» Запада.

На архитектурный факультет  Токийского университета Танге поступил в 1935 году, а в 1938 году, по его окончании, стал работать в ателье архитектора  Кунио Маэкава.

Маэкава, под руководством которого Танге начинал свою деятельность, передал ему свое увлечение идеями учителя и достаточно серьезное представление о его творческом методе.

Деятельность Танге начиналась в тяжелый для японского народа период. Во второй половине 1930-х годов  в правящих кругах Японии взяли верх наиболее агрессивные политики. Свертывание  мирного строительства сказалось, прежде всего, на сторонниках «новой архитектуры», стремившихся сохранить  верность ее принципам. Испытывало трудности  и ателье Маэкавы. Из-за отсутствия работы Танге был вынужден в 1941 году перейти в аспирантуру Токийского университета.

Основываясь на традициях  японской эстетики, проектировал в  интернациональном стиле и стиле  «Хай-тек».

________________________________________________________________________________

Один  из организаторов группы "Метаболизм".

Метаболи́зм (фр. métabolisme от греч. μεταβολή — «превращение, изменение») — течение в архитектуре и градостроительстве середины XX в., представлявшее альтернативу господствовавшей в то время в архитектуре идеологии функционализма. Зародилось в Японии в конце 50-х годов XX века. В основу теории метаболизма лёг принцип индивидуального развития живого организма (онтогенеза) и коэволюции. Метаболизм не сто́ит, однако, путать с органической архитектурой и эко-теком, в которых подражание живой природе не развёрнуто во времени и затрагивает, главным образом, принципы формообразования.

Особенностями архитектурного языка метаболистов стали незавершенность, «недосказанность», относительная «деструктивность» и открытость структуры зданий для «диалога» с изменяющимся архитектурным, культурным и технологическим контекстом городской среды. Распространён приём акцентирования внимания на пустоте, с целью создания эффекта «материализации внимания», визуальное закрепление незастроенных и неосвоенных пространств при помощи символических пространственных структур.

Кензо Танге полагал, что  японские люди искали свободу выражения, которое будет символизировать  новое послевоенное японское общество, свободное от технократических режимов  прошлого. Работа Кензо Танге отметил  восстановленное понимание японских архитектурных традиций, выраженных через современную интерпретацию  архитектурной формы. Кензо Танге  становился архитектором мира в значительной степени, потому что его работа является так сильно японской. Кензо Танге  продемонстрировал, что уникальное районирование могло быть развито, и признало, в пределах обстоятельства международного стиля.

Кензо Танге возглавил  восстановительные работы после  бомбардировки Хиросимы, создавал парк мира. Парк мира – грозное напоминание  человечеству о хрупкости окружающего  мира. Его знаковыми работами являются собор святой Марии в Токио  и Олимпийский центр там же. При проектировании названных объектов, архитектор первым использовал перекрытия-оболочки.

Большая часть проектов Кензо  Танге – масштабные постройки - целые  кварталы и городские районы: новый  центр в столице Македонии  Скопье после случившегося там землетрясения, столица Нигерии, деловые кварталы в Неаполе и Болоньи. Архитектор принимает участие в проекте  Всемирной выставки ЭКСПО -70, проходившей  в Осаке, где в содружестве  с коллегами, смог воплотить глубоко  личную идею, которая определила общий  вид комплекса. Его творческая деятельность связана с созданием крупных  промышленных зданий, единственное исключение – собственный дом, где он использовал  традиционные для японцев материалы  – дерево, черепицу, рисовую бумагу.

Много времени и сил  было отдано для переосмысления вопросов расселения жителей по всей территории Японского архипелага, которые были для Японцев вопросами выживания. Не все проекты Танге однозначно приняты общественностью, но он всегда оставался большим художником.

Атомная меланхолия

Японии пришлось заново возрождаться не только из пут довоенного феодализма, но и после атомной бомбардировки — чудовищного по своей нелепости акта устрашения со стороны американцев. Для современника этой катастрофы Танге это была трагедия не только патриотическая, но и личная, убийственная как для родины, так и для семьи. Хиросима — его родной город, здесь он окончил высшую школу. Во время бомбардировки Хиросимы Танге почти в возрасте 30 лет отсутствовал на родине, что его и спасло, — но в атомном пожаре погибли его родители. Делом чести и данью уважения жертвам, а также манифестом миролюбия и бессмысленности мщения стал мемориальный парк, план которого и ряд сооружений спроектировал 42-летний архитектор.

Мемориал был разбит на площадке, образовавшейся на месте взрыва, в самом центре даунтауна. Своего рода маяком композиции и немым укором выбрана уцелевшая руина колокольни храма, оказавшегося по соседству с эпицентром взрыва. Ее не стали восстанавливать, и сегодня A-Bomb Dome (Собор атомной бомбы) с арматурным скелетом купола выглядит знаком скорбного восклицания.

Танге применил в проектировании мемориального комплекса почерпнутые у Ле Корбюзье и Гропиуса подходы, отказавшись от традиционной японской антропоморфности и соединив, казалось бы, несочетаемое — масштабы личного и общественного. Модульные помещения его музея отвечают масштабу отдельного человека, а лестничные пролеты и похожие на птичьи клетки фойе отражали масштаб общественного коллективного. Традиционный японский аскетизм убранства перекочевал и сюда, обернувшись нарочитой бедностью интерьерного декора. Надо заметить, что архитектор намеренно отказался от всего этнического, создав музей вне национальности, вне расы и вне формации — таким, наверное, и надлежит быть мемориалу. В этом он был первым японским новатором и одним из основателей современной японской урбанистики. Скорбь скорбью, но жизнь продолжается…

Масштабирование традиций

Итак, несмотря на приверженность Кензо Танге национальной традиции, его архитектура отличается от нее прежде всего масштабами. Японские жилища издревле были антропоморфны, то есть соразмерны фигуре человека, — все детали интерьера и его пропорции измеряются ростом человека, размером локтя, стопы и кисти руки. Традиционный интерьер кратен спальному коврику татами, и все в японском интерьере и экстерьере поэтому прямоугольно и квадратно очертаниями. Индустриальным масштабам современного города эти рамки тесны, а потому современная японская архитектура — это увеличенная в разы модель традиционного жилища, составленная из этих миниатюрных жилых единиц наподобие пчелиных сот. В этом, кстати, проглядывается влияние Ле Корбюзье, конструировавшего свои железобетонные здания-муравейники из жилых модулей изолированных квартир, объединенных общими общественными пространствами.

Увеличенные масштабы новой  японской городской архитектуры  потребовали новых материалов и конструкций. Прежние здания строились легкими и из природных материалов. В основном из древесины, с небольшим присутствием камня и глины в фундаментах. При этом японцы сооружали некоторое подобие легких многоярусных высоток задолго до идеологов баухауса и чикагской школы, представители которых очень гордятся таким своим изобретением. Конечно, небоскреб из дерева — далеко не аналог железобетонной конструкции со стальным скелетом, но идея та же. В общем, новые строительные материалы и технологии пришлись японцам как нельзя более кстати, позволив им строиться ввысь и надежно, что очень важно на стесненных и сейсмически рискованных островах. Небоскребы, спроектированные Кензо Танге, отвечают этим условиям, а визуально следуют канонам традиционного японского домостроения

Эпигон Эйфеля

Не обошлось, конечно, и без подражательства рукотворным чудесам света, увиденным во время обучения в Европе. Например, в Токио встречает приезжих своя Эйфелева башня, склепанная в тех же формах, но более цветисто раскрашенная и подсвеченная. Японская архитектура давно тянется вверх, и башни здесь встречаются не только на листах метаболистских фантазий. Tokyo Tower авторства Кензо Танге появилась на свет еще в 1958 году: юная наследница Эйфелевой башни вдвое моложе нее, чуть выше ростом и почти в два раза легче — четыре тысячи тонн против семи тысяч. Как и парижская «гранд-дама», токийская «дама» по совместительству много лет подрабатывает и в развлекательной сфере — правда, экскурсии своим ажурным чревом не принимает. Амбициозные зодчие всего мира исправно, словно авторскими метками и вешками, продолжают украшать Страну восходящего солнца архитектурными вышками — стальными, алюминиевыми, стеклянными. В свою очередь, эпигонами эпигона Эйфеля стали гигантские проекты вроде Millennium Tower, они продолжают традицию создания мегаструктур, заложенную еще метаболистами, в числе которых значится автор «токийской железной леди» Кензо Танге.

Мегаполис-метаболис

Танге называют одним из ярчайших представителей школы «метаболической архитектуры». Он интересовался не только и не столько формой, а идеей, и концепция современного города как огромного живого организма стала основой урбанистического метаболизма. Эта идея и сейчас сохраняет актуальность. Особенно в условиях перенаселения больших городов и перенасыщения их автомобильной и прочей техникой. Как биологический организм, город обладает своей сетью дорог и инфраструктурных коммуникаций, которые закупориваются и дисфункционируют по прямой аналогии с больным человеческим телом. И лечить городские болезни нужно аналогичным способом — грамотным развитием мускулатуры и инфраструктуры, диетическими разгрузками, а зачастую и хирургическими методами.

Территориально стесненному  и популяционно перегруженному Токио метаболическая концепция пришлась по нутру, и в 1960 году Танге предложил ошеломивший мир проект Большого Токио. Архитекторы вынесли жизнь мегаполиса в Токийский залив на огромный обитаемый мост из сплетенных в замысловатую сетку автострад, переходов и эстакад, над которыми гроздьями висели дома. Это был последний реальный фантастический город ХХ века, в равной степени вдохновленный японским экономическим чудом и идеями Ле Корбюзье, развитыми его последователем Танге. И хотя никому ни на миг не приходило в голову, что этот проект удастся реализовать, японская архитектурная школа стала первенствовать и в градостроительстве. В значительной мере концепция Большого Токио как метаболического мегаполиса была воплощена, и сегодняшняя жизнь японской столицы не столь осложнена транспортными заторами и отравленной шумом и газами атмосферой — в отличие, скажем, от Москвы .

Йо-го-го!

Наднациональное не всегда отвечает специфическим задачам — например, проведению Олимпийских игр, объекты которого непременно должны быть отмечены этническим колоритом страны проведения. Но и с этой задачей Кензо Танге блестяще справился, спроектировав универсальную арену, построенную к летним Играм 1964 года в Токио. Большой крытый стадион Gymnasium был возведен в парке Yoyogi японской столицы, строительство продолжалось с 1961 по 1963 годы. Стадион во время Игр использовался как водная арена для проведения соревнований по плаванию и прыжкам в воду. Сегодня он действует в основном как стадион для хоккея на льду. Он вмещает чуть больше тринадцати тысяч зрителей, что сегодня и не столь впечатляюще, — но не в размерах очарование, а в изяществе и новаторском подходе. Йойоги Гимназиум прославился особенным дизайном подвесной кровли и послужил прототипом многих последующих олимпийских объектов, как, например, стадион летней Олимпиады 1972 года в Мюнхене.

Кензо «Македонский»

Вслед за градостроительным опытом в отношении японской столицы последовало продолжение на земле Балкан. Столица одной из республик федеративной Югославии, Македонии, — Скопье — лежала в руинах после разрушительного землетрясения 1963 года, и Кензо Танге, отмеченный успехом градостроительного планирования в условиях сейсмически опасной родины, пришелся к месту и ко времени. Конечно, амбициозные планы Кензо Македонского воплотились лишь в малой мере, но легли в основу дальнейшего развития ставшей нынче суверенной балканской республики.

Кензо можно по праву назвать не только Македонским, но и Миланским, и Болонским — для этих итальянских городов архитектор разработал планировку новых деловых районов. Даже в таком исторически оформленном городе, как Болонья, Танге сотворил отправную точку в виде современного района Фьера, спроектировав в 1967 году две современных башни. Сегодняшняя болонская Фьера разрослась кристаллами высоток вокруг этой архитектурной затравки и на подложке, спланированной Кензо Танге.

Деловая архитектура Дальнего Востока

И все же главным центром внимания архитектора всегда были города азиатского Востока, родной Японии и сиамского Сингапура. В Токио и других городах японского архипелага немало зданий от Кензо, и на сверхурбанизированном острове-государстве выросли целые районы его же авторства. Токио обязан Танге появлением многих правительственных и музейных зданий, а также деловой недвижимостью, объектами которой густо порос, начиная с 60-х годов двадцатого столетия.

Сингапур совершил прыжок в новую эру чуть позднее Японии и во многом благодаря рожденным в ней идеологии и технологии. Так что Кензо Танге можно величать одним из авторов не только японского экономического чуда, но и сингапурского тоже. Среди построенных по проектам Танге объектов Технический университет и институт, жилые комплексы и школы, но главный вклад архитектора — в планировке площади под названием UOB Plaza. На ней высятся два небоскреба разной высотности (280-метровый на 67 этажей и 162-метровый на 38), объединенные шестиэтажным подиумом с прозрачным атриумом над city room — своего рода большим залом мэрии, украшенным кроме всего прочего скульптурой работы Сальвадора Дали. 
Обе башни имеют восьмиугольное основание и представляют собой фигуры вращения кубического объема, что стало очень модным в современной урбанистике. Корпуса башен подвергались последующим переделкам и модернизациям, но дух и экспрессия, заложенные Кензо Танге, остались неизменны. Фасады башен отделаны серым и белым гранитом, а остекление сопровождено инновационной системой трансформируемых жалюзи. Вообще, упоминая комплекс UOB Plaza, в первую очередь отмечают умелое использование и сочетание света и тени, а также эргономику и функциональность сооружения. Ненавязчивая эстетика Кензо Танге лишь сопровождает эти несомненные преимущества, растворяясь в знойном сингапурском небе.