Сибирские знакомые и друзья Ф. М. Достоевского

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 18 Июня 2013 в 20:49, реферат

Краткое описание

Человек чрезвычайно деликатный, Федор Михайлович, очень боялся скомпрометировать людей, помогавших ему. Не только в письмах, шедших по официальным каналам, но даже в передававшихся через частных лиц, - одни факты замалчивались, другие упоминались в нарочито неопределенной или общей форме. В связях с семьями декабристов степень осторожности удваивалась. При такой скудности прямых сведений о писателе большое значение приобретает изучение документальных материалов о людях его окружения как косвенных источников информации.

Содержание

ВВЕДЕНИЕ с.3
ИЗ ПЕТЕРБУРГА В СИБИРЬ с. 3-4
СИБИРСКИЕ ЗНАКОМЫЕ с. 4-10
ИЗ СИБИРИ С ЛЮБОВЬЮ с. 10-11
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ с. 11

Вложенные файлы: 1 файл

ДОСТОЕВСКИЙ В СИБИРИ.doc

— 103.50 Кб (Скачать файл)

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Государственное образовательное  учреждение

Высшего профессионального  образования 

 

НОВОСИБИРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕНЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ  УНИВЕРСИТЕТ 

 

ФАКУЛЬТЕТ ГУМАНИТАРНОГО ОБРАЗОВАНИЯ  

КАФЕДРА ИСТОРИИ И ПОЛИТОЛОГИИ 

 

 

  

 

 

  

 

 

  

 

 

 Реферат 

 

на тему: 

 

"Сибирские знакомые  и друзья Ф. М. Достоевского"  

 

 

  

 

 

  

 

 

  

 

 

  

 

 

 

Выполнила:

 студентка группы  Ф-01 Боброва М. Е. 

 

Руководитель:

 д.ист.н., профессор  Матханова Наталья Петровна 

 

 

 

 

 

 

 

 

Новосибирск, 2010

СОДЕРЖАНИЕ

  1. ВВЕДЕНИЕ с.3
  2. ИЗ ПЕТЕРБУРГА В СИБИРЬ с. 3-4
  3. СИБИРСКИЕ ЗНАКОМЫЕ с. 4-10
  4. ИЗ СИБИРИ С ЛЮБОВЬЮ с. 10-11
  5. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ с. 11

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Сибирский период до сих пор остается наименее изученной частью биографии Ф. М. Достоевского. А между тем это девять с половиной лет жизни великого писателя в зрелом возрасте. Можно назвать две основные причины слабой исследованности периода: представление о нем как о малозначимом для развития творчества Достоевского и трудная доступность сведений об этом этапе.

Мнение о жизни Федора Михайловича  в Омске и Семипалатинске как  не заслуживающей большого внимания опровергнуто, в сущности, уже самим  Достоевским, неоднократно писавшим о  формировании важных литературных замыслов в это время. Опираясь, в частности, на письма Федора Михайловича, советский литературовед, академик П. Н. Саккулин писал во вступительной статье к их изданию: «Не будет преувеличением сказать, что все зрелое творчество Достоевского корнями своими уходит в годы каторги и ссылки, когда перед художником-мыслителем во всей сложности встали вопросы русской жизни и трагически обнажились бездны человеческого бытия».

Данные об этом периоде  трудно восстанавливать из-за конспиративной осторожности, к которой вынуждены были прибегать писатель и многие люди, его окружавшие. Достоевский был привезен в Сибирь в январе 1850 г. в качестве политического преступника. Как известно, он оказался в числе тех петрашевцев (21 человек), которых приговорили к расстрелу, замененному в день казни разными сроками каторги и ссылки. Четыре года писатель провел в каторжной тюрьме г. Омска, затем пять с половиной лет – в Семипалатинске (сначала солдатом, потом унтер-офицером), без права выезда. Под тщательным надзором властей он находился даже после возвращения из ссылки.

Человек чрезвычайно деликатный, Федор Михайлович, очень боялся скомпрометировать  людей, помогавших ему. Не только в письмах, шедших по официальным каналам, но даже в передававшихся через частных  лиц, - одни факты замалчивались, другие упоминались в нарочито неопределенной или общей форме. В связях с семьями декабристов степень осторожности удваивалась. При такой скудности прямых сведений о писателе большое значение приобретает изучение документальных материалов о людях его окружения как косвенных источников информации.

Писатель оставил потомкам блестящий анализ своего окружения  в каторжной тюрьме – «Записки из Мертвого дома». Автобиографический характер их и высокая степень  достоверности как источника  позволили исследователям разносторонне учитывать эти впечатления при изучении жизни и творчества Достоевского. Но многообразные и сложные сибирские контакты с лицами, остававшимися за осторожными стенами, почти не попадали в поле зрения исследователей. Именно таким связям и посвящена данная работа1

 

ИЗ ПЕТЕРБУРГА В СИБИРЬ

 

Федор Михайлович Достоевский (11 ноября 1821 г. — 9 февраля 1881 г.) один из величайших русских и мировых  писателей. Выходец из полудворянской, полупоповской среды, сын штабного лекаря московской «больницы для бедных», он вырос в семье небольшого достатка и с молодых лет узнал цену денег, добываемых тяжелым трудом. Окончив Петербургское Военно-Инженерное училище в 1843 году, он поступает на службу в чертежную инженерного ведомства, вскоре затем бросает службу и отдается литературе. Но его литературная работа надолго была прервана арестом и ссылкой в Сибирь по делу кружка петрашевцев. М. В. Буташевич-Петрашевский (1821 — 1866), вокруг которого группировался этот кружок, был сторонником утопического социализма Фурье и республиканского федеративного строя. Безбожие и социализм уживались у членов кружка с идеалистическим пониманием законов общественного развития. Вообще же взгляды членов кружка были довольно неопределенны. Массовой революционной работы они не вели, но они были против самодержавия, против господствовавшего тогда крепостного права. Собрания и дискуссии этого кружка вызывали интерес среди передовой петербургской интеллигенции. Жандармы также заинтересовались деятельностью петрашевцев, особенно в связи с чтением и распространением известного письма Белинского к Гоголю, направленного против крепостнического мракобесия и поповщины. 23 апреля (5 мая) 1849 года Достоевский вместе с Петрашевским и другими участниками кружка были арестованы.

После 8-месячного тюремного заключения в Алексеевском равелине Петропавловской крепости они были приговорены к расстрелу — «за участие в преступных замыслах, распространение письма литератора Белинского, полного дерзких выражений против православной церкви и верховной власти и за покушение, вместе с прочими, к распространению сочинений против правительства посредством домашней типографии. Преступление было не так уж велико, и правительство не предполагало приводить смертную казнь в исполнение. Тем не менее обряд смертной казни был инсценирован публично: осужденных взвели на эшафот, проделали обряд лишения дворянства (преломление шпаги), переодели в саваны, караул взял ружья на прицел... И только тогда была объявлена «царская милость» о замене смертной казни 4-летней каторгой. Переживаниям перед лицом неминуемой, казалось, смерти, Достоевский посвятил впоследствии гениальные страницы в своем романе «Идиот», а также и в «Дневнике писателя» (1873).

Каторгу Достоевский отбывал в  Омской каторжной тюрьме среди уголовных  арестантов (1850 — 54). Затем был сослан на военную службу в Семипалатинский линейный батальон. И сама инсценировка смертной казни и затем долгие годы наблюдения человеческих страданий и издевательств начальства над «униженными и оскорбленными» людьми на каторге и на военной службе, с обычной тогда системой дикого произвола и жестоких телесных наказаний, наложила неизгладимый след на чувствительную, болезненно-восприимчивую натуру Достоевского.

 

СИБИРСКИЕ ЗНАКОМЦЫ

 

Иван Викентьевич Ждан-Пушкин служил инспектором в кадетском корпусе. Восторженную оценку этого заведения и скромного омского инспектора находим в письме писателя к Варваре Дмитриевне Констант (сестре жены Достоевского): «Сибирский корпус, во-первых, превосходнейшее заведение, права его большие, начальство редкое, неоценимое. Директор известный ученый Генерал Павловский; его имя произносится с благоговением в Омске. Инспектором Ждан-Пушкин, которого я знаю лично, человек образованнейший, с благородными понятиями о воспитании. <…> О Паше писал я Ждан-Пушкину (от которого получил теплый добродушный ответ и который встретил его как родного и поместил у себя.)» Все говорит о том, что Иван Викентьевич сыграл огромную роль в жизни писателя в Сибири: «Моего пасынка Пашечку прияли в Омский Кадетский корпус по просьбам матери, проданной еще полтора года назад. Мы его отправили. Корпус – прекрасный, инспектор – высокой души человек. Я знаю его лично». Другие, менее известные, а также совсем не опубликованные документы дают возможность установить, какую значительную роль сыграл Ждан-Пушкин в сибирской жизни Достоевского, в тяжелейший ее период. Истоки их отношений уходят к первым дням ссылки петрашевцев.

Доктор Иван Иванович Троицкий, по свидетельству современника, был известен своим гуманным отношением «ко всем больным без исключения, начиная с высшего начальства и кончая последним арестантом-преступником». Он начинал службу ординатором одного из госпиталей военных поселений Новгородской губернии. В 1831 г. Был там свидетелем восстания и «избежал смерти по любви к нему подчиненных солдат: он переоделся в солдатское платье и три дня исполнял, вместе с нижними чинами, обязанности госпитального служителя». По ходившим в Омск слухам, Троцкий помогал участникам этого восстания, сосланным в Сибирь.

В Омском военном госпитале  главный врач задавал тот стиль обращения с арестантами, который был отмечен Достоевским в «Записках из Мертвого дома»: «Повторяю: арестанты не нахвалились своими лекарями; считали их за отцов, уважали их. Всякий видел от них себе ласку, слышал доброе слово; а арестант, отверженный всеми, ценил это, потому что видел неподдельность и искренность этого доброго слова и этой ласки. Она могла и не быть; с лекарей никто бы не спросил, если б они обращались иначе, то есть грубее и бесчеловечнее: следственно, они были добры из настоящего человеколюбия». Однако по самой должности своей Иван Иванович не мог обойтись без определенной административной жесткости. Именно И. И. Троицкий послужил прототипом старшего доктора в «Мертвом доме»: «Старший доктор хоть был и человеколюбивый и честный человек (его тоже очень любили больные), но был несравненно суровее, решительнее ординатора, даже при случае выказывал суровую строгость, и за это у нас его как-то особенно уважали. Он являлся в сопровождении всех госпитальных лекарей, после ординатора, тоже свидетельствовал каждого поодиночке, особенно останавливался над трудными больными, всегда умел сказать им доброе, одобрительное, часто даже задушевное слово и вообще производил хорошее впечатление».

Ольга Анненкова родилась в Сибири. Ее отец, Иван Александрович, поручик Кавалергардского полка, член декабристского Северного общества, был присужден к двадцати годам каторги. Мать, Прасковья Егоровна, приехала к нему в Читу в феврале 1828 г. У Анненковых было шестеро детей (не считая умерших в младенчестве). Вторая дочь, Ольга, родилась 19 мая 1830 г. Ей было несколько месяцев, когда декабристов переводили из Читы в Петровский завод. "Мудрено тебе вообразить,- писал И.И. Пущин Н.А. Бестужеву в сентябре 1854 г. из Ялуторовска, - что Оленька, которую грудным ребенком везли из Читы в Петровское, теперь женщина 24 лет - очень милая и добрая". Оленька Анненкова помнила и тюрьму, и суровую жизнь в селе Бельском - первые два года после выхода из каторги на поселение. Но теплое и заботливое отношение друзей родителей сопровождало ее на всем трудном пути детства. В 1841 г. семья переехала в Тобольск. Сыновья Анненковых учились здесь в гимназии, дочери получали домашнее образование. В доме Анненковых любила собираться молодежь. Ольга подружилась с Машей Францевой и вместе с нею помогала старшим в делах женских ланкастерских училищ. Ольге Ивановне не исполнилось еще двадцати лет, когда в январе 1850 г. в Тобольск привезли под конвоем петрашевцев. Вместе со своей матерью и другими женами декабристов она оказалась в числе тех, кто поддержал Достоевского в первые дни сибирской неволи. Об этой поддержке Федор Михайлович горячо писал брату в первом (после каторги) письме, описывая дни, проведенные в Тобольском остроге; "Скажу только, что участие, живейшая симпатия почти целым счастием наградили нас. Ссыльные старого времени (т. е. не они, а жены их) заботились об нас как о родне. Что за чудные души, испытанные 25-летним горем и самоотвержением. Мы видели их мельком, ибо нас держали строго. Но они присылали нам пищу, одежду, утешали и ободряли нас. Я, поехавший налегке, не взявши даже своего платья, раскаялся в этом <...> мне даже прислали платья". И позднее уже в "Записках из Мертвого дома" - еще об этом: "При вступлении в острог у меня было несколько денег; в руках с собою было немного, из опасения, чтоб не отобрали, но на всякий случай было спрятано, то есть заклеено, в переплете Евангелия, которое можно было пронести в острог, несколько рублей. Эту книгу, с заклеенными в ней деньгами, подарили мне еще в Тобольске те, которые тоже страдали в ссылке и считали время ее уже десятилетиями и которые во всяком несчастном уже давно привыкли видеть брата". Известно, что Достоевский сохранял это Евангелие всю жизнь, читал в день смерти и передал сыну. Рассказывая о последних часах мужа, Анна Григорьевна Достоевская назвала в своих воспоминаниях Ольгу Ивановну Анненкову и ее мать в числе тех, с кем виделся Федор Михайлович" в Тобольске. Участие Ольги и Прасковьи Егоровны Анненковых в тобольской помощи Достоевскому отмечал и А.Е. Врангель. "Я всегда буду помнить, что с самого прибытия моего в Сибирь, вы и все превосходное семейство ваше брали и во мне и в товарищах моих по несчастию полное и искреннее участие. Я не могу вспомнить об этом без особенного, утешительного чувства и, кажется, никогда не забуду". Так написал Федор Михайлович старшей Анненковой в октябре 1855 г. из Семипалатинска…

Константин Иванович Иванов - человек, который в ужасные для Достоевского годы был для него "как брат родной", а после смерти писателя в течение нескольких лет служил для близких Федора Михайловича и его биографов живым источником информации об омском периоде, несомненно заслуживает внимания. Между тем указание на его должность (иногда - с ошибкой) и брак с О.И. Анненковой - это почти все, чем располагает литература. Попытаемся в какой-то мере восполнить этот пробел. Начнем с того существенного факта, что Константин Иванович был однокашником Достоевского по инженерному корпусу; в 1844 г. он закончил нижний офицерский класс с чином прапорщика и был направлен в полевые инженеры. Учась на смежных курсах, Достоевский и Иванов, разумеется, были знакомы. Фраза в "Записках из Мертвого дома" о служивших "в том городе" знакомых, и "даже давнишних школьных товарищах", с которыми автор возобновил "сношения", имеет прямое отношение к Иванову. Частые и длительные поездки, особенно в Тобольск, сделали возможным развитие знакомств Константина Иванова с декабристами. Молодой инженер органично вошел и их круг. Об этом свидетельствуют, в частности, его контакты с И.И. Пущиным. Он бывал у Пущина в Ялуторовске и без Ольги Ивановны, а уехав из Сибири, переписывался с Иваном Ивановичем. ("Опять пришла почта, принесла одно только письмо от Константина Ивановича из Кронштадта <...> Кронштадт Иванов укрепляет неутомимо - говорит, что три месяца работает как никогда. Иногда едва успевает пообедать", - писал И.И. Пущин Н.Д. Фонвизиной в марте 1856 г. Сохранились письма К.И. Иванова к декабристу П.Н. Свистунову 1857 г., наполненные заботами декабристской "артели" о вернувшихся из Сибири семьях ссыльных. В ведении начальника инженерной команды Бориславского состояли и арестантские работы. В качестве его адъютанта Константин Иванович мог в некоторой степени влиять на выбор работ, в которые назначали петрашевцев, а в исключительных случаях даже организовывать их встречи вне острога под предлогом фиктивных поручений. Именно так была устроена встреча Достоевского с Е.И. Якушкиным. Рассказывая в "Записках из Мертвого дома" о том, как они с поляком Богуславским ходили в течение трех месяцев из острога в инженерную канцелярию в качестве писарей, писатель заметил: "Из инженеров были люди (из них особенно один), очень нам симпатизировавшие". 22 февраля 1854 г. Достоевский написал брату Михаилу Михайловичу слова, которые могут служить ключом к оценке омских контактов писателя. Эти слова связаны с именем Константина Ивановича: "Если б не нашел здесь людей, я бы погиб совершенно. К.И. Иванов был мне как брат родной. Он сделал для меня все, что мог. Я должен ему деньги. Если он будет в Петербурге, благодари его. Я должен ему рублей 25 серебром. Но чем заплатить за это радушие, всегдашнюю готовность исполнить всякую просьбу, внимание и заботливость как о родном брате. И не один он, Брат, на свете очень много благородных людей". Последняя пылкая фраза в устах человека замкнутого, отнюдь не склонного к восторженным излияниям, написанная через неделю после выхода из каторжной тюрьмы, - поистине знаменательна. Дому Ивановых-Анненковых посчастливилось: великий писатель провел в нем удивительные дни, исполненные глубокого значения. Выход на свободу (хотя и относительную) создавал особое настроение: итоги пережитого за четыре страшных года, продуманного, прочувствованного, дальние и ближние планы, предчувствие перемен, обостренное восприятие нахлынувших за стенами острога впечатлений. Ведь именно в эти дни он выразил Михаилу существенное о себе: "Но, вечное сосредоточение в самом себе, куда я убегал от горькой действительности, принесло свои плоды. У меня теперь много потребностей и надежд таких, об которых я и не думал". Или: "Вся будущность моя, и все, что я сделаю, у меня как перед глазами". И в эти же дни - Наталии Дмитриевне Фонвизиной: Я в каком-то ожидании чего-то; я как будто все еще болен теперь, и кажется мне, что со мной в скором, очень скором времени должно случиться что-нибудь очень решительное, что я приближаюсь к кризису моей жизни, что я как будто созрел для чего-то и что будет что-нибудь, может быть тихое и ясное" может быть грозное, но во всяком случае неизбежное". В доме Ивановых Достоевский составлял программу чтения - она видна из заказываемых Михаилу Михайловичу книг: историки древние и новые (Вико, Гизо, Тьерри, Тьер, Ранке и др.); экономисты; отцы церкви и историки церкви; коран; "Критика чистого разума" Канта, труды Гегеля (особенно история философии); "Отечественные записки" и другие журналы; немецкий лексикон. Здесь же переживал первые впечатления от новых авторов, появившихся в литературе в эти годы: Островский мне не нравится, Писемского я совсем не читал, от Дружинина тошнит. Евгения Тур привела меня в восторг. Крестовский тоже нравится <...> Кто такой Чернов, написавший "Двойник" в 50 году?". Достоевский уехал из Омска в Семипалатинск в марте 1854 г. А в конце этого года Ивановы переехали в Петербург, - куда Константин Иванович был переведен по службе. Но связь сохранялась и прошла через всю жизнь писателя, хотя о ней мало известно. Еще до отъезда своего, в Омске, Константин Иванович ходатайствовал (вместе с какими-то другими лицами) о том, чтобы солдату-петрашевцу разрешили жить в Семипалатинске не в казарме, а отдельно, в частном доме. В первой половине 60-х годов Константин Иванович был по службе сначала на Кавказ, затем в Иркутск, и семья Ивановых на много лет оторвалась от жизни Петербурга и Москвы. В 1869 г. И. Иванов, имевший к этому времени чин генерал-майоpa, был начальником инженеров Восточно-Сибирского военного округа. Примерно в начале 70-х годов Ивановы возвратились в столицу. В тетради Достоевского 1872-1875 гг. находим здесь: "Константин] Ив[анович] Иванов, на Поварской… в Поварском переулке) близ Владимирской, дом № 13". По мнению Г.Ф. Коган, эта запись вязана с письмом к Достоевскому петрашевца Н.А. Момбелли, передавшего желание Ольги Ивановны возобновить знакомство. Знакомство возобновилось. С семьей Ивановых завязались отношения и у Анны Григорьевны Достоевской.

Информация о работе Сибирские знакомые и друзья Ф. М. Достоевского