Фольклор как часть Древнерусской культуры

Фольклор как  часть древнерусской культуры

(некоторые первоочередные  задачи изучения)

1. В последние годы  фольклор неоднократно бывал  предметом изучения как часть  культуры Древней Руси и культуры  предшествующего так называемого  «доисторического» времени. В  особенности часто фольклор служил  материалом для установления  обрядово-магических понятий и  представлений, порожденных традиционным  аграрно-земледельческим занятием  населения Руси. Характер и границы  такого изучения явили этнофольклористические и лингвоэтнографические работы, выполненные группой исследователей во главе с академиком Н. И. Толстым¹. Изучение русского фольклора и фольклора родственных славянских народов в этих работах составляет часть обширной области знания и иногда переходит в постижение народного менталитета как основы древней культуры. Существенно, что эти исследования развивают по достоинству высоко оцененные традиции науки второй половине XIX начале XX в., когда фольклористика еще не представляла самостоятельной дисциплины и была частью культурологии, этнографии, а нередко и лингвистики (особенно в области этимологических разысканий). Направленность этого изучения, как и всякого иного, обнаруживает границы, в особенности заметные, когда дело касалось решения общих проблем медиевистики.

Историко-этнографические  и этнолингвистические работы невольно заслонили собой проблематику, заявленную в фольклористике еще в 20 30-е годы. Речь идет о направлении и принципах  исследователей школы братьев Ю. М. и Б. М. Соколовых, хотя противопоставление никем и нигде не декларировалось. Просто, на первый план были выдвинуты этнографические подходы к решению медиевистических проблем. Из ученых 20 - 30-х гг. чаще остальных упоминались имена этнографов: Д. К. Зеленина² и исследователей его круга к примеру, Е. Н. Елеонской³. Интересы и занятия этих действительно замечательных ученых, в свое время подвергнутых несправедливой критике и несправедливо забытых, лежали преимущественно в области бытового изучения фольклора, между тем, как труды других ученых, таких, как Н. П. Андреев, А. И. Никифоров, самих братьев Ю. М. и Б. М. Соколовых, их последователей и учеников, по большей части, а иногда и совсем оказались обойденными вниманием. Для отстранения этого направления не было оснований.

Будет уместным напомнить, что  уже в одной из своих программных  статей Ю. М. Соколов пожелал, чтобы наряду с разработкой новых тем и методологии продолжались усилия в области «разысканий в истории русского быта»⁴. Ученый не мыслил движения мысли при изучении фольклора без «должной конкретизации», в том числе и бытовой⁵. Однако, главной задачей Ю. М. Соколов, считал разработку «исторического метода», предполагающего устранение социологической «прямолинейности», обнаруживаемых у последователей В. Ф. Миллера упрощенных хронологических соотнесений⁶. Эти суждения имели основой широкий исторический подход к изучению фольклора как многосоставного культурного феномена. Предполагалось важным изучать фольклор и вне рамок бытовых толкований. Драматизм поиска масштабной исторической методологии в фольклористике 20 - 30-ых годов порожден был не ошибочностью самого направления, а формой историзма, навязанного науке социологическим схематизмом, хотя сами ученые в этом были повинны меньше всего.

Бережное критическое  отношение к наследству в фольклористике 20- 30-х гг. позволит отделить ценные элементы от заблуждений, а главное  продолжить работу зачинателей трактовок  в области изучения фольклора  на базе широких исторических принципов. Только что вышедшая из печати книга В. А. Бахтиной «Фольклористическая школа братьев Соколовых: Достоинства и превратности научного знания»⁷ (хотя и была написана несколько лет назад, напоминает, как никогда кстати) об обширной области научного поиска, важного и методологически, и предметно-тематически для изучения общей и поэтической культуры Древней Руси.

Нелишне напомнить, что Ю. М. и Б. М. Соколовы и ряд их современников-единомышленников, получивших дореволюционную подготовку, в частности, у таких известных  специалистов как А. А. Шахматов, М. Н. Сперанский, по примеру учителей не мыслили постижения фольклора вне изучения культуры Древней Руси в ее важнейших и, можно сказать, основополагающих особенностях. По этой причине с самого начала будет уместным назвать, хотя бы выборочно и в общем виде, темы, остающиеся актуальными для медиевистики и ныне.

Еще в ученическом реферате Ю. М. Соколов выразил мысль, перенятую  у своих университетских наставников: «Убеждение же в том, что все стороны  народной мысли, духа и творчества стоят  всегда в соприкосновении с другими  сторонами народной жизни, должно заставить  исследователей учитывать всегда результаты этих соприкосновений и рассматривать  народное творчество на общем фоне всей жизни народа. Особенно не надо проводить резкой грани или пропасти между устным народным творчеством  и книжным»⁸. Ю. М. Соколов имел в виду духовные стихи, но нетрудно заметить, что контекст суждения выходит за пределы интерпретации только этого вида древнерусского творчества и связывает весь фольклор с письменным творчеством, не лишая каждую область культуры самостоятельности. В зрелых работах Ю. М. и Б. М. Соколовы успешно обосновали и развили тезис, положили его в основания разных конкретных разысканий. Кроме работ о духовных стихах: «Св. Дмитрий Солунский и Мамай в духовных стихе и на иконе»⁹, «Большой стих о Егории Храбром»¹⁰, можно назвать работы: «О житийных и апокрифических мотивах в былинах»¹¹, «Былины об Идолище поганом»¹², а из работ Ю. М. Соколова «Слово о полку Игореве и народное творчество»¹³ и соответствующие разделы главной книги ученого «Русский фольклор»¹⁴. Соколовы обогатили тезис о единстве древнерусской культуры и фольклора соображениями и аргументами в пользу многосторонней постановки самой проблемы. Их ученики и последователи, в свою очередь, немало сделали для укрепления и развития этой основополагающей идеи.

Историческая трактовка  проблем культуры Древней Руси в 20 - 30 годы стала важнейшей посылкой любого полноценного анализа¹⁵. В русле широких чисто исторических идей работали сотрудники Института русской литературы (Пушкинского дома). Школа научного поиска, сложившаяся на базе известных работ В. П. Адриановой-Перетц, Д. С. Лихачева, в полной мере обнаружила свою значительность и плодотворность. Для изучения фольклора в его связях с древнерусской литературой важное значение имеет статья В. П. Адриановой-Перетц «Древнерусская литература и фольклор. (К постановке проблемы)»¹⁶. К оценке достоинств, а равно к разбору недостатков этой методологической работы, равно как и других работ исследовательницы («Историческая литература XI начала XV века и народная поэзия», «У истоков русской сатиры», и др.¹⁷), еще не раз обратятся специалисты.

Целью настоящей статьи не является давать историографические справки  и полные оценки (они представлены весьма выборочно). Будет уместным сосредоточиться  на обозначении самого круга вопросов и проблем, обращение к которым  можно считать первоочередным.

2. Представляется прежде всего целесообразным назвать области научного знания, к которым принадлежат темы, желательные для разработки. Темы образуют группы, к которые можно отнести освещение конкретных вопросов: 1. Древнерусский фольклор и этническое самосознание народа (периода существования восточнославянской народности, а в последующем великорусской народности); 2. Древнерусский фольклор и его творцы, носители в их отношении к государственному устройству на разных этапах истории; 3. Фольклор как часть художественной культуры Древней Руси в его отношении к предшествующему времени: предполагается уяснение преображаемых древнейших традиций, самого возникновения у культуры художественных свойств, изучение творческого соприкосновения с фольклором и культурой сопредельных племен, народностей (азиатских, восточных и южных, европейских северных и западных).

Каждая из областей, так  или иначе уже бывавших предметом изучения в трудах исследователей прежнего и нового времени (в границах мифологической теории, теории заимствования, исторического подхода, типологического анализа на базе психологических и бытовых обрядовых антропологических трактовок, сближения сюжетов и мотивов), предполагает оценку труда предшественников, разработку теоретико-методологических вопросов и предметную разработку конкретных исторических тем с анализом отдельных произведений, явлений, процессов.

3. Этническое изучение древнерусского фольклора. Фольклор как непосредственное традиционное творчество народной массы запечатлел в себе все свойства этнического менталитета, начиная с осознания этносом своего происхождения, исторических судеб, отношений с соседями (родственными и неродственными) и кончая объяснением особенностей бытового, психического, семейного, народно-племенного уклада жизни, привычек, характера народа и свойств языка. Для такого изучения исследование фольклора имеет первостепенное значение. Вместе с археологическими находками фольклор, взятый в традиционных основах, возникших в далеком прошлом, поставляет ценные данные для постижения этнических свойств народа. Методологию этнических исследований многосторонне и конкретно систематизировал и изложил академик Ю. В. Бромлея в труде «Этнос и этнография»¹⁸. Фольклор был включен в число первоисточников для суждений об этнических образованиях, дифференциации, этносов, самой принадлежности к этносу, для установления структуры этнической культуры, этнических процессов, этнических свойств, состава и признаков. Фольклористика как наука заняла в составе этнических исследований свою особенное место. Фольклор признан важнейшим показателем истории этносов на всех этапах их исторического существования от родо-племенных образований до возникновения народностей и наций. Однако, чтобы фольклор мог служить основой для этнических характеристик, он сам должен быть предварительно изучен с целью установления в нем разнообразных последовательно возникавших хронологических напластований. Стратиграфия фольклорных традиций: мотивов, сюжетов, образности, стиля, языковых свойств проблема, которой есть все основания уделять неизменное и постоянное внимание.

Количество ранних записей  древнейшего фольклора крайне ограничено, и каждый факт такой фиксации требует  тщательного многостороннего исследования. В сущности, задача реконструкции  прошлых состояний фольклора  может быть приравнена к работе палеонтолога: требует системного подхода, обязывает  брать в качестве основы для суждений обстоятельно разработанные классификационные  свойства и признаки, по которым  через частности опознается системное  целое. Соответственно желательно критически разобрать принципы и исследовательские подходы, которыми пользовались ученые в прошлом сторонники сравнительного изучения мифов славянских и других индоевропейских народов, компаративистические труды, основанные на сличении фольклора народов, находившихся в культурных связях и пользовавшихся результатом взаимного обмена культурными ценностями, а равно типологические исследования, выполненные на основе признания идей универсализма и единства культуры народов мира. Опыт успешного использования методов и принципов компаративизма предполагает учет справедливой критики, которой задолго до нашего времени была подвергнута, к примеру, школа мифологических исследований, выполненных в духе следования принципам раннего Ф.И. Буслаева, А. Н. Афанасьева, О. Ф. Миллера. Сторонники современной универсальной мифологической интерпретации еще не дали ответа на критику самих принципов умозрительных историко-мифологических построений, а она исходила от весьма осмотрительных и основательных исследователей (позднего Ф. И. Буслаева, А. Н. Веселовского, В. Ф. Миллера, М. Н. Сперанского и др.). Мимо указания на неприятие ими произвола и исторического схематизма не проходит ни один историограф¹⁹ .

Особенно важным для уяснения историко-этнических судеб фольклора  и культуры Древней Руси становится решение проблем формирования этнических свойств фольклора и культуры у родственных по языку и историческим судьбам восточнославянских народов (русских, украинцев, белорусов) . Проблема приобрела особую актуальность в условиях современного социально-политического развития, важна для установления дружественных отношений восточнославянских народов. Общий восточнославянским народам по изначальным традициям фольклор Киевской Руси в последующем развитии претерпел изменения и развитие особенно в условиях культуры сформировавшейся великорусской народности, а позднее национальной культуры России. Украинская и белорусская народности возникли позднее русской и в условиях, отличающихся от исторических обстоятельств, при которых развивалась русская культура и фольклор. Отсюда происходит различие культуры и фольклора у братских народов, разница исторических тем, образных этнических трактовок, специфика жанров и жанровых разновидностей. Архаические традиции, общие для всего восточнославянского фольклора, оказались в целом на Украине и в Белорусии преображенными в большей степени и выборочно, чем у русского народа, хотя это не помешало частичному сохранению и на Украине, и в Белоруссии некоторых архаических традиций. Сравнительный анализ фольклора как показателя этнической характерности культуры обнаруживает у восточнославянских народов и родственность, и различие. К примеру, сопоставительный анализ ведет к выводу, что в украинском фольклоре жанры лирики оказались преобразованными в согласии с мелодическими основами, более близкими позднему сознанию. Наблюдается и особенное развитие эпических повествовательных начал в жанре украинских колядок, особенное развитие духовного стиха на профессиональной лирической основе. В свою очередь в белорусском фольклоре замечена более тесная, чем у остальных народов, преемственная связь с архаическими традициями в сказках, обрядовых песнях. Репертуарный состав фольклора у трех народов, в свою очередь, отразил исторические условия разного существования фольклора у каждого из народов. Большой комплекс названных и не названных здесь проблем формирования фольклора у восточнославянских народов и его судеб еще ждет своих исследователей в дополнение к работам, уже частично выполненным в этой области²⁰.

4. Фольклор и его отношение к общегосударственному устройству. Вопреки расхожим представлениям и понятиям круг проблем этого рода не был навязан современной науке долгим монопольным положением марксистского учения. Задолго до 1917 года исследователи фольклора и культуры Древней Руси самостоятельно пришли к мысли о необходимости социально-классового и политического анализа считали важным учитывать социальные условия, при которых развивался фольклор и культура общества. Об учете простонародного начала в его отличии от особенностей культуры высших образованных слоев населения писали многие: В. Ф. Миллер (при решении проблем происхождения эпоса и других видов фольклора)²¹, его ученик А. В. Марков, высказавшийся в пользу замены историко-бытового толкования фольклора исследованием в соответствии к социально-классовым делением общества: «д[олжно] б[ыть] историко-социологическое»²², В. А. Келтуяла как автор обширного труда с изложением и реализацией теории «аристократического» происхождения культуры²³, П. Н. Сакулин как историк литературы, с сочувствием разрабатывавший теорию синтеза культурного вклада разных сословий и классов²⁴. Можно было бы назвать и других не менее известных исследователей, по-своему принимавших во внимание творчество представителей разных классов: С. К. Шамбинаго, М. Н. Сперанского и др.

Социологический анализ обретал  ярко выраженную, но не всегда вульгарную окраску в работах Б. М. Соколова, Ю. М. Соколова, М. К. Азадовского, Н. П. Андреева, их последователей и учеников в 40 - 50-е годы. Напомню о весьма примечательном факте острой полемике Ю. М. Соколова с Е. Н. Трубецким, автором полемической брошюры «Иное царство и его искатели в русской народной сказке»²⁵. Ю. М. Соколов стоял на позиции недопустимости брать фольклор в «недиференцированном в социальном отношении виде» и считал необходимым давать социологический анализ, «чтобы отчетливее разобраться в этом массовом наследии веков, которое именуется русским фольклором». Вместе с братом Б. М. Соколовым Ю. М. Соколов полагал важным изучать «социологическую детерминацию стиля в целом» и считаться как с фактом с «социологизацией жанров», соотнесенностью их с разными общественными группировкам внутри «народа»²⁶.

Историки литературы Древней  Руси в свое время вполне разделили  эту точку зрения. В. П. Адрианова-Перетц писала: «Итак, четкая классовая характеристика всего устно-поэтического наследия Древней Руси первоочередная, неотложная задача; чтобы в каждом отдельном случае исследователь мог с определенностью показать, фольклором какого класса воспользовался писатель, сохранил или изменил он самую сущность использованного устного материала, а также чем вызвано его отношение к этой сущности. Следует при этом иметь в виду, что классовая неоднородность фольклора находит в литературе не в каждый период средневековья»²⁷. Известная исследовательница в общих формулировках нередко утрировала социологический анализ, но, как всякий серьезный ученый, принимала в соображение сословную социальную неоднородность фольклорного творчества. А что это несомненный факт, легко убедиться, если не предвзято подходить к изучению былинного эпоса, исторических песен, преданий, сказок, паремий, казачьего фольклора, который, кстати сказать, не являет единодушия в оценке деяний исторических лиц (к примеру, Ивана Грозного, Степана Разина, Петра Великого и др.). Кроме того, в общих социологических суждениях, важно признавать не только сословную неоднородность фольклора, но и проводить разницу между его прямой «генети- 
ческой» народностью и тем состоянием, которое именуют народностью по смыслу и направленности, точнее говоря, общенародностью. Думается, и этим в частности привлекательна не так уж часто цитируемая давняя книга Д. С. Лихачева «Национальное самосознание Древней Руси»²⁸.