Лирика Пастернака

Лирика Пастернака

                 Часов около девяти вечера слышу: кто-то за дверью спрашивает меня.

       Дверь без предупреждения  открывается, и входит Пастернак. (Он был давно мне знаком. Борис Леонидович – приятель моего мужа).

       Было это поздней осенью, когда все дышало октябрем. Я сидела за самоваром, что-то дописывала. Пастернак подошел ко мне, и мы поздоровались. На нем был серый, с иголочки костюм, белый воротничок и галстук синего цвета. Довольно щегольский вид. Засунул обе руки в карманы, прошелся по большой комнате, по ковру, и тут я впервые увидела в нём художника, поэта — живой орган, живой центр восприятий. На первом месте у него — высочайшая восприимчивость, отзывчивость на нравственные впечатления, а не превращение жизни в жизнь поэта. По его убеждению, подлинному искусству следует всегда «быть в зрителях и глядеть всех чище, восприимчивей и верней»… Я смотрела на Пастернака и понимала, что нельзя было, невозможно было его не любить. Он всех привлекал своим огромным талантом.

       Как же он писал?

       Непосредственно в те минуты, когда он писал, мне его не  удавалось видеть. Но случалось  его видеть в те дни, когда  было известно, что он пишет.  Читать свои стихи до их  напечатания было его потребностью. Он сам их часто вызывался  читать.

       Прочтет и спросит: «Ну, как,  ничего? Это так, маленькое». И  когда ему скажешь, что это  чудесное стихотворение и вовсе  не маленькое, он полудоверчиво,  наивно, по-детски посмотрит и  спросит «Да?»…

       Как Пастернак воспринимает искусство? Для него это явление нравственной жизни.

Достигнув высшей художественной зрелости, он объявляет единственной задачей искусства — правду. Многосторонняя восприимчивость Пастернака (оберегая его от эстетства) обострила в нем внимание к фактам искусства. Музыка, поэзия, живопись были для него не вавилонским смешением языков, не разными языками, а единым языком искусства, в котором все слова равно ему доступны и равно понятны. Помню: когда Пастернаку понадобилось дать «определение поэзии», он не нашел ничего другого, как единым взглядом, и слухом, и осязанием — не выборочно, подряд — охватить окружающее:

Это — сладкий заглохший горох,

Это — слезы вселенной в лопатках,

Это — с пультов и  флейт — Фигаро

Низвергается градом на грядку…

Что ищет в своих стихах Пастернак? При всей тяге к «оригинальности поневоле». Он, сочиняя стихи, составившие книгу «Близнец в тучах», искал в поэзии, прежде всего, содержательности. В автобиографии он в полушутливой, почти в озорной форме пишет: «Я ничего не выражал, не отражал, не отображал, не изображал».

                Непреложность – ключевое слово в лирике Пастернака. Человек познает мир через собственную личность, страсть. Человек познает себя через непреложность общего хода вещей. Врачующая непреложность мира — сколько раз писал о ней Пастернак:

На свете нет тоски такой,

Которой снег бы не вылечивал.

                Знаю: открытие мира у Пастернака всегда есть восстановление единства мира. В «Охранной грамоте», вспоминая свои ранние годы, он подробно описал, как рождается поэзия из перебоев жизненных рядов, из взаимодействия одних явлений и чувств — тех, которые забегают вперед, — с другими, которые отстают.

                Есть ли у Пастернака любимые  темы? Он почти не писал стихов, которые можно назвать пейзажными. В «Сестре» основные «темы» — природа, любовь, искусство. Они, как правило, не существуют раздельно. Дается сложное соединение, сплав. Природа — один из образов, даже синонимов жизни. Всегда восхищаюсь тем, как Пастернак рисует пейзаж. Восприятие природы у него поразительно по точности и проникновению, но природа, будучи самым близким и полным синонимом жизни, не является в этом отношении чем-то исключительным и единственным. У него вообще все темы взаимозаменяемы. Он открывает лирическое чувство (любовь) или мир вещей (вплоть до интерьера). Каждое чувство, становясь непосредственным «предметом» стихотворения, как бы стремится представить и выразить всю жизнь.

              О чем я размышляю, читая  его строки? О саморазвитии природы, о начале и конце человека в ней, о стихии и разуме. Помню, как впервые услышала: «Во всем мне хочется дойти

до самой сути». Это же не просто строки. Это раскрытая душа. Смысл  отдачи.

       …На одном  литературном вечере я еще  раз увидела Пастернака. Это была  наша последняя встреча: мы с мужем навсегда уезжали из России. Долго не могли подобрать слов. Тогда начала я. «Убеждена, поэзия Ваша – Ваши книги – дневник Ваш… В Вашем творчестве нет фальши, лжи, кривизны души, и оттого-то так волнующе и тепло мне общение с Вами… Кому многое дано, с того много и взыщется. Вам дано многое»…