Мелодией одной звучат печаль и радость... (Тема любви в лирике А. Блока)

Существует такое расхожее представление, что слова “любовь” и “символизм”  являются едва ли не абсолютными синонимами. Основанием для такого мнения служит как принадлежность большинства  символистов (Зинаида Гиппиус, Андрей Белый, Константин Бальмонт и другие) к чистым лирикам, главным содержанием творчества которых было отражение в поэзии чувств, и прежде всего любви, так и самая суть символизма как художественного метода.  
    Не вдаваясь в теорию, скажу, что символист в своих творениях отражает не объективный, а трансформированный, пропущенный через внутреннее видение поэта мир, а это внутреннее видение становится следствием невидимых и таинственных связей с Творцом, Демиургом, Создателем всего сущего. По мнению символистов, эта связь обеспечивает творческим личностям знание замысла Божьего, которого лишены все простые смертные. Знание же это приводит к установлению для слов естественного языка произвольных, понятных только посвященным значений, — по этой черте (слово становится символом) получили свое название и метод, и литературное течение конца XIX — начала XX веков.  
    В наши дни из всех русских символистов наиболее известен Александр Александрович Блок. И это понятно: чтение стихов или прозы символистов требует особого душевного настроя и тяжкой работы души и разума. Но если не лениться, то войдешь в удивительный мир красок и образов, соприкоснешься с ранимой, трепетной душой автора, поймешь, какой напряженной жизнью жила интеллигенция уже далекого для нас XIX века. И навсегда, как когда-то Анна Андреевна Ахматова, полюбишь тонкую, изящную и одновременно тревожную и трепетную поэзию А. Блока, в которой “мелодией одной звучат печаль и радость”. По-блоковски органично эти мотивы переплетены в любовной лирике певца Прекрасной Дамы.  
    Андрей Белый назвал своего гениального друга и соперника “первым поэтом земли русской”. С этим трудно не согласиться. Как XIX век был озарен гением А. С. Пушкина, так и XX век нельзя представить без трагического голоса Александра Блока. Этот трагизм явлен во всем: в воспевании любви и неудачах в интимной жизни, в приверженности символизму и в сознательном переходе к реализму, в принятии революции и разочаровании в ней накануне смерти, в страстном обожествлении России и ощущении собственной вины перед ней. При этом поэт всегда и во всем остается удивительно цельной личностью, наверное, потому, что слушал жизнь “всем сердцем”. И совершенно естественно, что первой это сердце посетила любовь.  
    Трудно найти в поэзии автора, который не писал бы о любви, не обожествлял бы предмета своего обожания. Любовь — чувство, возвышающее человека, делающее его чище и благороднее — обеспечила блестящий дебют А. Блока в литературе, сразу поставила его на первое место в плеяде русских лириков.  
    В “Стихах о Прекрасной Даме”, носящих следы сильного влияния философии и поэзии Владимира Соловьева, Блок придает и своей любви, и возлюбленной черты божественной избранности. Его лирический герой — раб “Владычицы вселенной”. Бели в русской поэзии Любовь всегда символизировала победу жизни над смертью, то у Блока любовь — победу над пошлостью, несправедливостью, насилием, переполняющими жизнь. Именно в романтическом мире неземной любви находит успокоение лирический герой Блока: 
 
    Покорный ласковому взгляду,  
    Любуюсь тайной красоты,  
    И за церковную ограду  
     Бросаю белые цветы. 
 
    Лирический герой блаженствует, страдает, испытывая такие сильные чувства, что готов даже принять смерть: 
 
    За краткий сон, что нынче снится,  
    А завтра нет,  
    Готов и смерти покориться младой поэт. 
 
    Кажется, герой живет лишь мечтой о встрече со своим идеалом. Но в то же время он и страшится этой встречи, опасаясь, что приход Прекрасной Дамы в реальный мир изменит “любимые черты”: 
 
    Предчувствую Тебя.  
    Года проходят мимо —  
    Все в облике одном предчувствую  
     Тебя... Как ясен горизонт: и лучезарность близко.  
    Но страшно мне — изменишь облик ты. 
 
    Меня поразила одна мысль Владимира Орлова, лучшего знатока творчества А. Блока в отечественном литературоведении. В книге “Гамаюн” он сказал, что за всей туманностью, недосказанностью, символикой “Стихов о Прекрасной Даме” пытливый читатель обнаружит все перипетии развития  
    любовных отношений Александра Блока и Любови Менделеевой, ставшей женой поэта, но так и не сделавшей его счастливым человеком. Видимо, поэтому и страшится юный поэт, что реальность может быть грубее, приземленнее идеала.  
    Этот страх, однако, не изменил самого отношения Блока к великому чувству. Я узнаю в его стихах пушкинскую удивительную способность видеть в женщине божественное начало. Как и певец “гения чистой красоты”, Блок возносит любимую женщину на пьедестал богини: 
 
    Так пел ее голос, летящий в купол,  
    И луч сиял на белом плече,  
     И каждый из мрака смотрел и слушал,  
    Как белое платье пело в луче. 
 
    Мне кажется, что стихотворение “Девушка пела в церковном хоре” можно назвать шедевром мировой любовной лирики, хотя в нем нет еще самой любви, есть лишь ее предчувствие. Но такой и должна быть настоящая любовь, чистая и светлая, какой предстала перед поэтом эта, по-видимому, незнакомая ему хористка.  
    Однако пора юношеских порывов и мечтаний проходит, рядом с ними обнаруживается реальная, далекая от идеалов жизнь. Горькая действительность (неудачный брак, поражение первой русской революции и наступившая реакция) меняет настроение поэта, его мироощущение. Серость и пошлость обыденной жизни, где 
 
    ...Среди канав гуляют с дамами  
    Испытанные остряки, 
 
    преодолевается поэтом с помощью образа прекрасной незнакомки, героини одноименного стихотворения поэта. Для завсегдатаев загородных ресторанов, ищущих “истину в вине”, женщина по-прежнему остается тайной. Она не запачкана ни пошлостью, ни грязью, ни пороками, своим присутствием она поэтизирует обыденность, смиряя сердце, давая утешение душе, сохраняя уже готовую уничтожить себя жизнь: 
 
    Глухие тайны мне поручены,  
     Мне чье-то сердце вручено...  
    В моей душе лежит сокровище,  
    И ключ поручен только мне! 
 
    Женщина создана для любви. И если судьба распоряжается иначе, то никто не смеет осудить ее: 
 
    Я не только не имею права,  
    Я тебя не в силах упрекнуть  
    За мучительный твой, за лукавый,  
    Многим женщинам сужденный путь. 
 
    Я очень люблю поэтический цикл “Кармен”, навеянный встречей А. Блока с певицей Андреевой-Дельмас, исполнительницей партии испанской цыганки в опере Визе. В этих стихах перед нами уже не романтическая любовь, а страстное и стихийное чувство, определяющее судьбу лирического героя: 
 
    Ты — как отзвук забытого гимна  
    В моей черной и дикой судьбе. 
 
    Меняется возлюбленная: перед нами уже не символ возвышенной любви, “золотокудрый” демон, в чьем голосе слышится “рокот бурь”. Меняется и лирический герой: из робкого раба Прекрасной Дамы он превращается в пылкого возлюбленного. Интересна деталь: образ лирического героя явлен в двух ипостасях. Это и поэт, который 
 
    Глядит на стан ее певучий  
    И видит творческие сны,  
 
    но в то же время и возлюбленный Кармен Хозе, чье сердце пронизано мучительной ревностью: 
 
    Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь... 
 
    Однако любовь-страсть не может быть долговечной, она неизбежно заканчивается трагедией разочарования, пресыщения и душевной опустошенности: 
 
    Вместе ведь по краю, было время,  
     Нас водила пагубная страсть,  
     Мы хотели вместе сбросить бремя  
    И лететь, чтобы потом упасть. 
 
    Когда А. Блок написал поэму “Двенадцать”, его противники яростно язвили, что на смену “Прекрасной Даме” пришла “толстоморденькая” Катька. Я думаю, что Катька олицетворяет женскую судьбу в новых условиях, когда осквернена любовь, осквернена сама жизнь.  
    Для меня Александр Блок — самый великий поэт XX века, певец тончайших движений человеческой души. Закончить свое сочинение я хотела бы строками из стихотворения А. Ахматовой, написанными на смерть А. Блока: 
 
    Принесли мы Смоленской заступнице,  
    Принесли Пресвятой Богородице  
    На руках во гробе серебряном  
    Наше солнце, в муке погасшее, —  
    Александра, лебедя чистого.