Образ Петербурга в творчестве А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя и Ф.М. Достоевского

Введение …………………………………………… .…2 стр.

2. «Петербург неугомонный»………………………  .… . 3стр. 

3. Гоголевский Петербург………………………….……12 стр. 

4. Петербург Оборотень…………………………………17 стр. 

Введение.

Образ города имеет  свою судьбу. Он живет своей жизнью, имеет свои законы развития, над  которыми не властны его носители. Кто же лучше всего сможет выразить образ города, как не художник, и, может быть, лучше всего художник слова? Ибо ему наиболее доступно целостное виденье города. Одни писатели создавали случайные образы, откликаясь на выразительность Петербурга, другие, ощущая свою связь с ним, создавали  сложный и цельный портрет  северной столицы, третьи вносили свои идеи и стремились осмыслить Петербург в связи с общей системой своего миросозерцания; наконец, четвертые, совмещая все это, творили из Петербурга целый мир, живущий своей жизнью.

Каждая эпоха  в истории русского общества знает  свой Петербург. Каждая отдельная личность, творчески переживающая его, преломляет этот образ по-своему.

Цель моей работы – проследить, как меняется видение  Петербурга на примере произведений Пушкина А.С., Гоголя Н.В. и Достоевского Ф.М. Реализации поставленной цели способствуют следующие задачи:

· используя тексты художественных произведений, выявить  характерные особенности Петербурга Пушкина, Гоголя и Достоевского;

· определить черты  сходства и различия в изображении  города у разных писателей;

· установить, какие  приемы используют разные писатели в  создании образа Петербурга.

Было два Петербурга. Один – город, созданный гениальными  архитекторами, Петербург Дворцовой  набережной и Дворцовой площади, поражающий нас и ныне своей вечной красотой и стройностью – «полнощных стран краса и диво», как назвал его Пушкин. Но был и другой – «дома без всякой архитектуры», кишащие «цеховым и ремесленным населением», Мещанские, Садовые, Подьяческие улицы, набережные «Канавы»; харчевни, распивочные, трактиры, лавчонки и лотки мелких торговцев, ночлежки…

Увидеть два различных  города мне помогли работы следующих  авторов: монографии Анциферова Н. П. «Душа  Петербурга», «Быль и миф Петербурга».

Петербург «неугомонный».

А.С. Пушкин является в той же мере творцом образа Петербурга, как и Петр Великий – строителем самого города. Все, что было сделано  до певца «Медного всадника», является лишь отдельными изображениями. Только Пушкин дает ему силу самостоятельного бытия. Его образ Петербурга есть итог работы всего предшествующего  века и, вместе с тем, пророчество  о судьбе. Пушкин властно предопределил  все возможности дальнейшего  развития. Он создает то, что казалось уже не мыслимым в эпоху оскудения  религиозной культуры: создает миф  Петербурга.

Образ Петрова града  нашел свое целостное выражение  в «Медном всаднике», и анализом этого лучшего памятника Петербургу следует завершить характеристику образа Пушкина. Но наряду с поэмой-мифом  можно найти обильный и многообразный  материал для нашей темы и в  других его произведениях.

Впервые, как цельный  образ выступает Петербург в  «Оде на вольность» (1819). Из тумана вырисовывается романтический замок мальтийского рыцаря – «уверенного злодея».

Когда на мрачную  Неву

Звезда полуночи сверкает

И беззаботную главу 

Спокойный сон отягощает,

Глядит задумчивый певец 

На грозно спящий меж тумана

Пустынный памятник тирана

Забвенью брошенный  дворец.

Этим зловещим образом  начинает свою речь о Петербурге Пушкин. Позднее в полушутливой форме  вспоминая маленькую ножку и  локон золотой, поэт вновь создает  безотрадный образ.

Город пышный, город  бедный,

Дух неволи, стройный вид,

Свод небес зелено-бледный 

Скука, холод и  гранит.

Город полный двойственности. В стройной, пышной Северной Пальмире, в гранитном городе, под бледно-зеленым  небом ютятся его обитатели –  скованные рабы, чувствующие себя в родном городе как на чужбине, во власти скуки и холода, как физической, так и духовной – неуютности, отчужденности. Вот образ Петербурга, который придется по вкусу последующей упадочной эпохе. Но Пушкин сумеет с ним сладить и выводит его лишь в шутливом стихотворении. Судьба Петербурга приобрела самодовлеющий интерес. Пусть стынут от холода души и коченеют тела его обитателей – город живет своей сверхличной жизнью, развивается на пути достижения великих и таинственных целей.

В сжатых и простых  образах рисует Пушкин в «Арапе Петра  Великого» новый город.

«Ибрагим с любопытством смотрел на новорожденную столицу, которая поднималась из болот  по манию своего государя. Обнаженные плотины, каналы без набережной, деревянные мосты повсюду являли недавнюю победу человеческой воли над сопротивлением стихий. Дома, казалось, наскоро построены. Во всем городе не было ничего великолепного, кроме Невы, не украшенной еще гранитною  рамою, но уже покрытой военными торговыми  судами».

Это стремление заглянуть  в колыбель Петербурга свидетельствует  об интересе к росту города, к  его необычайной метаморфозе. Эта  тема особенно затрагивала Пушкина.

Петербург преломляется в его творчестве в различное  время года, дня, в разнообразных  своих частях: в центре и предместьях; у Пушкина можно найти образы праздничного города и будней.

Кто не помнит раннего  зимнего петербургского утра?

А Петербург неугомонный 

Уж барабаном  пробужден.

Встает купец, идет разносчик;

На биржу тянется  извозчик;

С кувшином охтенка спешит;

Под ней снег утренний хрустит.

Проснулся утра шум  приятный.

Открыты ставни; трубный  дым 

Столбом восходит голубым,

И хлебник, немец  аккуратный,

В бумажном колпаке  не раз 

Уж отворял свой вас-ис-дас.

Городская жизнь  во всех проявлениях находит в  поэзии Пушкина свое отражение. Вялость  предместья отразилась в «Домике  в Коломне».

. . . . У Покрова 

Стояла их смиренная  лачужка 

За самой будкой. Вижу, как теперь

Светелку, три окна, крыльцо и дверь.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Бывало мать давным-давно  храпела,

А дочка на луну еще смотрела

И слушала мяуканье котов 

По чердакам, свиданий знак нескромный,

Да стражи дальний  крик, да бой часов – 

И только. Ночь над  мирною Коломной

Тиха отменно.

Это тоже Петербург!

Вслед за картиной окраины, можно найти и описание кладбища.

Когда за городом  задумчив я брожу

И на публичное  кладбище захожу – 

Решетки, столбики, нарядные гробницы,

Под коими гниют  все мертвецы столицы,

В болоте кое-как  стесненные кругом,

Как гости жадные за нищенским столом.

Бытовые картины  столицы сделаются на время единственной темой Петербурга, возбуждающей интерес  общества, и здесь мы находим у  Пушкина совершенные образы. Мотив  «ненастной ночи», когда воет ветер, падает мокрый снег, и мерцают фонари, который сделается необходимым  для Гоголя, Достоевского… набросан также Пушкиным в «Пиковой Даме». «Погода была ужасная: ветер выл, мокрый снег падал хлопьями; фонари светили тускло. Улицы были пусты. Изредка тянулся ванька на тощей кляче своей, высматривая запоздалого седока. Герман стоял в одном сюртуке, не чувствуя ни дождя, ни снега»…

Как ни выразительны все эти разнообразные образы, освещающие облик Петербурга с самых  различных сторон, все они становятся вполне постижимыми только в связи  с тем, что гениально высказал Пушкин в своей поэме-мифе: «Медный  всадник».

На берегу пустынных  волн

Стоял он, дум великих  полн,

И в даль глядел. Пред ним широко

Река неслася…

И думал он:

…Здесь будет  город заложен…

В обрисовке местности  подчеркиваются черты убожества, мрака. Пустынные воды, бедный челн стремится  одиноко, мшистые, топкие берега, чернеющие  избы – приют убогого чухонца, лес неведомый лучам, в тумане спрятанное солнце… глухой шум… Все эпитеты создают впечатление хаоса. Чудесною волей преодолено сопротивление стихий. Свершилось чудо творения. Возник Петербург.

Прошло сто лет  – и юный град,

Полнощных стран  краса и диво,

Из тьмы лесов, из топи блат

Вознесся пышно, горделиво.

Еще раз подчеркнуты тьма и топь и после этого непосредственно: вознесся пышно, горделиво. В дальнейшем описании все эпитеты выражают: гармоничность, пышность и яркость, с преобладанием светлых тонов.

По оживленным берегам 

Громады стройные теснятся

Дворцов и башень. Корабли,

Толпой со всех концов земли,

К богатым пристаням  стремятся.

В гранит оделася Нева,

Мосты повисли над  водами,

Темнозелеными садами

Ее покрылись  острова.

Весь образ Петербурга внушает спокойную, радостную веру в его будущее, охраняемое Медным Всадником на звонко скачущем коне.

Люблю тебя, Петра  творенье.

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное  теченье.

Береговой ее гранит.

Твоих оград узор чугунный… 

Каждое слово  вызывает близкие образы нашего города! Вот стройные сочетания строгих  строений Исаакиевской площади. Вот  бесчисленные мосты обильной водами столицы, такие живописные, часто  фантастические, всегда индивидуальные. Вот чугунные узоры дивных решеток  Летнего сада, Казанского собора. И  среди всего этого, всегда чувствуемая, хотя бы и незримая, Нева.

Далее идет описание белой ночи Петербурга. Тема, ставшая  неразрывной спутницей всех описаний северной столицы, начиная от смущенного ими Альфьери, кончая современными поэтами.

Люблю… 

Твоих задумчивых ночей 

Прозрачный сумрак, блеск безлунный,

Когда я в комнате  моей

Пишу, читаю без  лампады,

И ясны спящие громады 

Пустынных улиц, и  светла

Адмиральтейская игла.

И не пуская тьму ночную

На золотые небеса

Одна заря сменить  другую

Спешит, дав ночи полчаса.

Ничего больного, призрачного мы не находим в этом описании «ночи благосклонной». Здесь  очарование соткано из светлых эпитетов, выражающих душу белой ночи: прозрачный, ясный, золотой, блеск безлунный.

Петербургская зима, столь часто гнилая, слякотная, у  Пушкина дышит здоровьем и  весельем.

Люблю зимы твоей  жестокой

Недвижный воздух и мороз,

Бег санок вдоль  Невы широкой,

Девичьи лица ярче роз…

Пушкин не забывает боевого происхождения столицы, и мотив бога Марса врывается  в его величавую симфонию.

Люблю воинственную живость 

Потешных Марсовых полей.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Люблю, военная  столица,

Твоей твердыни дым  и гром,

Когда… победу над врагом

Россия снова  торжествует.

Вся поэма «Медный  всадник» посвящена тому, «чьей волей  роковой над морем город основался». Почему роковой? Вокруг чудотворного строителя  совершается мистерия. Пределы человеческого  творчества пройдены. Космические силы вызваны на бой. Законы, наложенные на человеческую волю, нарушены. Действующим  лицом должен сделаться рок. Покарает ли он Медного Всадника? Сокрушит ли он того, кто дерзнул стать Властелином  судьбы? Со священным трепетом поэт всматривается в гения Петербурга.

Ужасен он в окрестной  мгле?!

Какая дума на челе,

Какая сила в нем  сокрыта!

А в сем коне огонь!

Куда ты скачешь, гордый конь,

И где опустишь ты копыта?

О, мощный Властелин  Судьбы!

Не так ли ты над самой бездной 

На высоте уздой  железной

Россию поднял на дыбы.

Пушкин создал из Петербурга целый мир. Этот мир живет  и в прошлом и будущем, но он в большей мере принадлежит предшествующему  периоду, чем последующему. С наследием  Пушкина должны были считаться все, попытавшиеся сказать свое слово  о Петербурге. Многие заимствовали из богатств образа Пушкина близкие  им черты, но вдохновения Пушкина  не разделили, веры его не приняли; вдохновение  и вера Пушкина принадлежали прошлому: он разделяет ее с Державиным, Батюшковым, Вяземским. Северная Пальмира для них, прежде всего прекрасное создание Петрово; сказочно быстрый росте ее – чудесен; она является символом новой России, грозной, богатой, просвещенной империи. Великие силы вызвали ее к жизни, страшные препятствия стоят на ее пути, но с ясной верой можно взирать на ее будущее.

Красуйся, град Петров, и стой

Неколебимо, как  Россия!

Да умирится же с тобой 

И побежденная стихия.

Вражду и плен старинный свой

Пусть волны финские  забудут 

И тщетной злобою не будут 

Тревожить вечный сон Петра.

Гоголевский Петербург.

Пушкин был последним  певцом светлой стороны Петербурга. С каждым годом все мрачнее  становится облик северной столицы.

Образ Петербурга Гоголя не может быть понят изолировано. Только в связи с общим фоном  его России можно осмыслить этот образ.

Великий русский  художник слова горячо и самозабвенно любил свою родину, и свой народ  во имя его счастья беспощадно осуждал все то отсталое, косное, темное, безобразное, что сковывало и уродовало человека.

Петербург показал  Гоголю изнанку жизни, резкие контрасты  и противоречия богатства и бедности, деспотизма власти, пошлости и гнусности господствующих классов и полного бесправия, униженности и забитости простых тружеников; научил различать за парадной внешностью столицы ее оборотную сторону – тяжелую и безрадостную жизнь бедняков.

Горячо сочувствуя положению простого человека, чутко  откликаясь на требования жизни, Гоголь острие своей сатиры обращает против всесильной верхушки чиновничества. В  цикле петербургских повестей он выступает обличием мерзости и гнусности чиновничье-бюрократической клики, взяточничества, раболепства, хамства, бессердечия, моральной развращенности ее представителей. В своих повестях он выводит в истинном виде «заклятых врагов» русского народа, бездушных исполнителей царской воли – чиновников бюрократов. «Гоголь оставляет в стороне народ, - писал Герцен об этих произведениях писателя, - и принимается за двух его самых заклятых врагов: за чиновника и помещика. Никто и никогда до него не писал такого полного курса патологической анатомии русского чиновника. Смеясь, он безжалостно проникает в самые сокровенные уголки этой нечистой, зловредной души». Эти меткие слова Герцена точно определяют значение и смысл петербургских повестей, их сатирическую направленность. «Сфера» столичных департаментов, «значительные лица», являвшиеся опорой николаевской монархии, разоблачаются писателем как косная, антинародная сила.