Средства массовой информации как инструмент культурной политики

СРЕДСТВА МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ

КАК ИНСТРУМЕНТ КУЛЬТУРНОЙ ПОЛИТИКИ

Несомненно высока в обществе роль средств массовой информации, с их  широким спектром возможностей влияния на состояние духовной культуры. И это влияние может иметь самые разные социокультурные эффекты, способствовать формированию морали, основанной на признании культурного многообразия, снижая (или инициируя, в зависимости от формируемого дискурса) деструктивные процессы. Раньше религия

предписывала нормы моральной коммуникации, но сегодня ситуация кардинальным образом изменилась. «Ответственное» телевидение, будучи социокультурным институтом, по мнению Н. Лумана (Луман, 2005: 69), должно осуществлять функцию «неморального координатора морали» в обществе. В поликонтекстном мире это уже не может происходить без появления разногласий. Дело не обстоит таким образом, что за счет моральности укрепляется неморальность. Скорее, появляется все более хороших моральных оснований для отклонения тех форм, что зиждят себя в морали. Этому неоднозначному положению морали в сегодняшнем обществе соответствует — на семантическом уровне — индивидуализация моральной референции, ее привязанность к внутренней убежденности (в отличие от внешней принужденности), т. е. самомотивация.  Эта индивидуальная этика отделяется от религии и отличается от права». И именно телевидение может осуществлять социальную координацию моральных перспектив. Но не только поэтому роль СМИ в современном мире «отягощается» категорией ответственности.

Телевидение вырабатывает культурный (в том числе и моральный) языковой код, выступая механизмом распространения информации с помощью технических средств и инструментом воздействия на общественное сознание, но это еще и один из действенных способов осуществления связи и взаимодействия людей в современной социокультурной среде. Согласно Ю. Хабермасу, коммуникация обеспечивает диалогическое пространство

Рационально критического (дискуссионного) обсуждения социальных проблем, без которого не может состояться понимание проблем, а значит, и создание новых подходов к социальной реальности, выявление новых

норм и ценностей, культурных смыслов, выступающих ориентирами для развития общества. Более того, утверждает ученый, «не существует ни одной социокультурной жизненной формы, которая не нацеливалась бы, по крайней мере косвенным образом, на продолжение коммуникативного действия с помощью аргументированных средств, — сколь бы рудиментарны ни были формы аргументации и сколь бы мало ни были институциализованны процессы достижения взаимопонимания» (Хабермас, 2001: 157–158).

Соответственно, придание определенного значения и установление связи между фактами и информационными конструктами (научными, художественными, политическими и др.), независимой информацией событийного порядка, специальной и деловой информацией, выступающих основанием для продолжения коммуникации, является сутью и целью, в том числе массмедийных коммуникаций. Однако нелинейный процесс восприятия (приема/переработки) информации человеком, реально временная одновременность и оптически/акустическая синхронизированность информации (дополненные интерактивностью), с одной стороны, снижают возможности ценностно-смысловых манипуляций. Это следует из того, что СМИ ответственны перед обществом за производство «собственных значений» — именно тех относительно стабильных ориентаций в когнитивной, нормативной и ценностной сфере

(evalluativen), которые не могут задаваться извне, а возникают благодаря тому, что операции рекурсивно применяются к своим собственным результатам (новая коммуникация непрерывно обращается к результатам предшествующей коммуникации). Производство объектов, наличие которых

может предполагаться в дальнейшей коммуникации, обеспечивает стабильность (репродуктивную способность) общества, но одновременно увеличивает риск конфликта — тестирование коммуникации через коммуникацию показывает, что массмедиа в погоне за известностью не отказываются от попыток разнообразить информацию, чтобы спровоцировать ее принятие или отклонение (Луман, 2005: 155–157). Поэтому, с другой стороны, отбор информации, совершаемый людьми (в

средствах массовой информации), включает и их самих (в целом, всех потребителей медиакультуры) в процесс отбора со стороны самого же средства информации. «Все средства массовой информации пучками своих передач, то есть фактически пучками отобранных вопросов, выделяют и помещают в рамку определенные образцы воспринимающих индивидов. Осуществляя циклическую операцию опытной настройки и непрерывной интерференции… они (СМИ. — О. А.) при этом локализуют и структурируют не реальные автономные группы, но социальнопсихологические образцы, моделируемые массированным

действием их передач. Самым блестящим таким образцом является, конечно, «общественное мнение» — не ирреальная, но гиперреальная политическая субстанция, фантастическая гиперреальность, которая жива только благодаря монтажу и манипуляциям в ходе тестирования» (Бодрийяр, 2006: 136–137).

В целом же, можно заключить, что массмедиа придает символам, кодам, ценностям, значениям понятность, делает информацию доступной, однако не снимает центрального вопроса: «Как возможно, что информация о мире

и об обществе признается информацией о реальности, если известно, как она производится?» (Луман, 2005: 189).

Из этого вопроса и произрастает традиционное утверждение о всесильности массмедиа. Действительно ли, «пришло время информационной бомбы, перспектива взрыва которой вскоре потребует установления системы социального сдерживания и внедрения «автоматических предохранителей» для предотвращения перегрева, то есть расщепления социального ядра наций» (Вирилио, 2002: 86–87).

Возможна ли «свобода от массмедиа»?

Если СМИ задают жесткие  рамки, то так недалеко от «управляемых массмедиа» к «управляемому обществу». Эти перспективы не имеют ничего общего с идеями демократии. Вероятно, именно эту модель имеет в виду П.

Вирилио (Вирилио, 2002: 88), когда говорит, что расширение информационного пространства не всегда способствует обновлению2008 — №4 Культурная политирепрезентативной демократии политических

партий, ибо под этой маской «внедряется идеология автоматической демократии, когда невозможность обсудить чтолибо «компенсируется» социальным автоматизмом, по типу опроса мнений или оценки телевизионной аудитории. Демократия в виде условного рефлекса, не нуждающаяся в публичном обсуждении, когда предвыборную кампанию выигрывают навязываемые мнения, когда предлагающая «демонстрация» партийной программы уступает место «предугадывающей» и зрелищной разработке индивидуального поведения, параметры которого давно определены рекламой». Речь идет о масштабных замыслах, не считающихся ни с интеллектуальными человеческими ресурсами общества, ни с национальными культурами и их носителями, то есть об «идеологическом заражении» социума. Иной вариант — это апелляция исключительно к механизмам самоорганизации, полное отрицание какихлибо детерминант в развитии массмедийного пространства. Допустим, что спонтанные информационные потоки будут лишены какихлибо управленческих

воздействий, превращая тем самым социокультурную реальность в «хаотизированный метатекст». Насколько эта модель соответствует типу демократического государства?

Предполагают ли «свободные массмедиа» свободного в своем выборе продукции, а значит, и свободного в своих мыслях и поступках, человека? Как эта свобода соотносится с ответственностью? Особая роль в утверждении модели культурного плюрализма принадлежит средствам

массовой информации, которые  являются механизмами снижения противоречий между тенденциями интеграции и дифференции в обществе. Степень интегрированности общества следует отличать от тоталитарных методов унификации и снижения культурного разнообразия, административно волевых попыток ограничить плюрализм в пользу монополии любого плана, когда в обществе может возникнуть конфликт между внутренней культурой и внешним следованиям  навязываемой

государством идеологической линии. Другим, не менее эффективным, каналом распространения идей культурного плюрализма является система образования, посредством которой необходимо распространять не только знание о своей культуре, но и уважение к истории и ценностям «чужих» культур.   В рамки такой парадигмальной установки включены идеи демократизации, культурного плюрализма, свободы и ответственности. Институционализация культуроцентризма возможна лишь в условиях гражданского общества, в котором государство берет на себя обязательства и гарантии, не умаляя при этом пространство свободы для реализации общественных интересов, так и прав личности в культуре. Изменяющийся мир инициирует поиски новых концептуальных линий, связанных с необходимостью перехода России к новой парадигме развития. Вполне закономерен переход к согласованности успехов экономического

развития страны и уровня культурных благ и услуг, потребляемых ее населением, их доступности. Время ставить и обсуждать вопросы о социокультурном измерении происходящих реформ, о переходе России к концепции культуроцентризма, в которой центральными являются идеи гуманистической направленности на развитие, сбалансированное между по

литическими, экономическими и культурными целями. Речь не идет о новой социальной или идеологической конструкции. Скорее — о ценностносмысловых параметрах порядка в социуме, повышающих значимость культуры как ресурса общественного развития, меняющих

отношение к культуре в  целом и создающих основания для наращивания в стране «культурного капитала», распространению позитивных социокультурных практик. Культуроцентристкая парадигма включает идеи культурного плюрализма и обновленного мультикультурализма, способствует развитию личности и расширению возможностей ее самореализации, ибо в ее основе лежит признание ценности человеческой жизни и результатов человеческой деятельности, преобразующих материальный и духовный мир. Культура всегда выступала мощным ориентиром для российской интеллигенции, но сегодня она может выступить тем импульсом, который позволит идеям культуроцентризма и мультикультурализма «перерасти» в социально политический проект, а его реализация, в свою очередь, будет связана с позитивными социально культурными преобразованиями. При этом ответственность за формирование гражданственности, культуру нравственных взаимоотношений в условиях демократии распределяется в равной степени не только между элитами и СМИ, но и между обществом и государством, между бизнесом и властью. Гражданский мир — это толерантность и диалог.