Политическое красноречие

ПОЛИТИЧЕСКОЕ  КРАСНОРЕЧИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Политическое красноречие  — один из видов ораторского искусства. Развитие его тесно связано с  развитием демократических учреждений; оно возникает там, где народные массы начинают принимать участие  в государственных делах, и следовательно, лица, желающие влиять на ход государственных дел, должны обладать искусством убеждения. Впервые политическое красноречие достигло значительного развития в Сиракузах в начале V в. до Рождества Христова; оттуда оно перешло в Афины, где процветало в течение V и в особенности IV в. (благодаря деятельности Демосфена, Исократа, Лисии, Эсхина), затем в Рим, где оно особенно развилось в последний период Республики (этому способствовали Гортензий, Катон Старший, Цезарь, Цицерон).

Характер ведения дел на политических собраниях древности давал возможность произносить длинные речи: оживленные прения имели место довольно редко; вероятно, вследствие этого древние ораторы почти всегда писали свои речи заранее, выучивали их наизусть, тщательно вырабатывая мимику, и затем декламировали; импровизация встречалась редко; искусства оратора и актера были в близком родстве, нередко первый брал уроки у последнего.

В средние века не было места для политического красноречия; оно возродилось в новое время  вместе с возникновением парламентских учреждений. Каждая конституционная страна, каждая крупная политическая партия выставляет нескольких крупных политических ораторов.

Политическое красноречие  нового времени резко противоположно политическому красноречию древности. Характер парламентских и внепарламентских прений сравнительно редко дает возможность заранее подготовиться к речи; подготовка состоит в приобретении знаний, научном ознакомлении с предметом прений, выработке способности говорить экспромтом, возражая на замечания противников. Тщательно обдуманная жестикуляция, заранее подготовленные повышения и понижения голоса везде, не исключая и Франции, повели бы за собою фиаско речи, которая по современным требованиям, даже будучи подготовлена заранее, должна звучать, как импровизированная. В понятие ораторского искусства для политического оратора входит, таким образом, не только умение составить хорошую речь и хорошо произнести ее, но также находчивость; последняя нужна как для того, чтобы искусно парировать возражения противников, так и для того, чтобы самому отыскивать у противников слабые места и метко возразить на них или выставить их на всеобщее осмеяние. Это уменье составляет искусство дебатера, входящее как составная часть в искусство политического оратора. Другою отличительною чертою современного политического красноречия является его простота; только у романских народов, преимущественно у французов, допускаются риторические украшения, напоминающие речи Цицерона и других ораторов древности. Наиболее важные по значению политические речи произносятся обыкновенно в парламентах: но гораздо большее их количество говорится на народных собраниях, в особенности во время политических выборов. Сообразно с этим политическое красноречие делится на парламентское и внепарламентское. Парламентские речи адресуются непосредственно к депутатам - следовательно, к людям образованным и специально подготовленным к обсуждению каждого данного вопроса; но так как у депутатов взгляды бывают обыкновенно составлены заранее, то оратор редко рассчитывает убедить их в чем-нибудь; для парламента каждая речь имеет скорее значение манифеста какой-либо группы депутатов. Зато парламентские речи всегда печатаются и в печатном виде читаются народными массами; а так как в печатном отчете все чисто ораторские достоинства речи пропадают, то ораторы заботятся преимущественно о богатстве фактического содержания их, о строгой логичности и убедительности. Напротив того, речи в народных собраниях имеют в виду непосредственно толпу и потому стремятся повлиять на чувства, причем ораторы не всегда заботятся даже о точности сообщаемых ими фактов.

1 СПЕЦИФИКА  ПОЛИТИЧЕСКОЙ РИТОРИКИ

Со времен Аристотеля красноречие принято делить на три  рода: судебное, совещательное и  торжественное. Не следует, однако, понимать это деление так, что судебное относится только к судам, совещательное – к совещаниям, а торжественное – к торжественным случаям. Деление это имеет гораздо более глубокие основания. В своей «Риторике» Аристотель писал: «Слушатель бывает или простым зрителем, или судьей, притом судьей или того, что уже совершилось, или же того, что может совершиться». В зависимости от того, какую позицию занимает слушатель, и строится трихотомия Аристотеля.

Если слушатель выступает  судьей того, что уже совершилось, перед нами судебное красноречие. Поэтому судебные речи обвиняют или оправдывают, говорит философ. Это, в самом деле, особый случай, и он может иметь место не только в настоящем суде. Суть именно в том, что события уже свершились и надо принять ту или иную их версию. Причем от слушателей, что для риторики существенно, ход самих событий не зависит.

Если же слушатель  выступает «судьей» того, что должно случиться (например, бросает в урну бюллетень), перед нами совещательное  красноречие. Дело совещательных речей, говорит философ, склонять или отклонять. Это существенно иной случай. Решая вопрос о том, имел ли место поджог или пожар был случайностью, слушатель не вправе сказать: «Я хочу, чтобы это был поджог, и да будет так!» Но, решая вопрос о выборе президента, слушатель может и даже должен рассуждать следующим образом: «Я хочу, чтобы выбрали моего кандидата, да будет так! Я сам приложу к этому свои силы». Поэтому эмоциональные аргументы получают здесь гораздо большее оправдание, чем тогда, когда мы решаем, что же именно произошло на самом деле.

Третий случай, по Аристотелю, состоит в том, что слушатель  является простым зрителем. Назначение торжественной речи, по словам философа, хвалить или порицать. Разумеется, такая речь формирует определенное мнение, на основании которого слушатель в будущем будет поступать так или иначе, но в момент произнесения речи слушатель не стоит перед выбором, от него не требуется никаких действий, и именно поэтому Аристотель выделяет этот случай как самостоятельный. В остальном же торжественное красноречие близко к совещательному, так как обращено только в будущее потенциальное, возможно, очень отдаленное, возможно, размытое. Так, восхваление героя может привести к тому, что слушатель когда-нибудь станет ему подражать. Совещательное же красноречие обращено в актуальное, ближайшее будущее.

Вот яркий пример торжественного красноречия. Перикл произносит речь на могиле павших воинов. При этом он прославляет  и пропагандирует определенные политические идеи:

«Наш государственный  строй не подражает чужим учреждениям; мы сами скорее служим образцом для некоторых, чем подражанием другим. Называется этот строй демократическим, потому что он зиждется не на меньшинстве, а на большинстве их [граждан]» (цитируется по Фукидиду).

Точно так же знаменитое торжественное слово митрополита Иллариона, произнесенное в храме Софии Киевской, не преследуя конкретных политических целей, пропагандирует политическую и нравственную доктрину Руси.

Итак, мы видим, что классификация  Аристотеля обнимает самые общие  случаи и не связана с тематическим делением, как конкретные виды красноречия: торговое красноречие, судебное (в узком смысле этого слова), военное, академическое. Эти отдельные виды красноречия изучаются так называемыми частными риториками, в отличие от общей риторики, посвященной, соответственно, общериторическим проблемам. Политическое красноречие именно такой частный вид красноречия – это красноречие, относящееся к сфере политики. К какому же из трех родов оно относится?

Как нетрудно догадаться, политическое красноречие – это  в первую очередь красноречие совещательное. Сам Аристотель, говоря о совещательных речах, называет их темами финансы, вопросы войны и мира, охраны страны, снабжения ее продовольствием, выработку законодательства. Политическое красноречие обращено в будущее. От воли его слушателей зависит не только принятие решения (скажем, при голосовании), но и в определенной мере общественное поведение (трудолюбие, лень, решимость, мужество, терпение, скепсис – все это персонажи общественной драмы). Поэтому политическое красноречие захватывает и зону красноречия торжественного, направленного на воспитание определенных качеств, на мобилизацию определенных психологических ресурсов. Кроме того, в наше время, когда предвыборные кампании длятся месяцами, возникает и красноречие промежуточного вида – совещательное, ибо в конечном счете речь идет о единовременном акте выбора, и в то же время торжественное, так как реальный выбор все-таки далеко. В отдельных случаях, когда речь идет об анализе прошлого, политическое красноречие сближается с судебным, но эта связь слаба.

Итак, политическая риторика изучает красноречие в сфере  политики, учитывая специфику рода и вида этого красноречия.

В чем эта специфика?

Риторика может научить, как подбирать доводы, как располагать  части риторической речи и какими языковыми средствами эти доводы выражать. Политическая риторика имеет свою специфику в каждом из этих пунктов.

В аргументации политическая риторика должна опираться на соответствующие  общие места, которые она заимствует как из политических, так и из других текстов.

В области композиции специфика политического красноречия  состоит в разработке системы  жанров.

В отношении языковых средств необходимо учитывать сложившиеся  речевые формулы и традиции.

2 ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ  И ПУБЛИЧНОСТЬ ПОЛИТИКИ: ПРОБЛЕМЫ ПРИСПОСОБЛЕНИЯ И ВОСПРОИЗВОДСТВА ПОЛИТИЧЕСКИХ ЭЛИТ

Современная эпоха политических преобразований может быть охарактеризована как процесс перехода от авторитарно-тоталитарного  к массовому политическому участию, ко все большему и активному включению  широких слоев населения в процесс принятия решений. Формально это звучит как «партиципативное управление», или «демократическая форма политического участия», когда основным политическим субъектом становится народ. В действительности же народ не в состоянии управлять государством напрямую.

История свидетельствует о том, что попытки народа (масс) взять  в свои руки бразды управления государством в основном ограничивались революционным  беспределом, переделом и разбазариванием  частной собственности (как это  было во время бархатной революции в Киргизии). Однако затем стабилизация обстановки непременно связывается с делегированием народом своей бесполезно растрачиваемой власти нескольким представителям; те, в свою очередь, или наводят порядок в государстве и обществе, или же создают лишь видимость реформирования и наведения порядка, что позволяет им удерживаться у власти до некоторых пор, пока на их место не придут новые реформаторы. Именно поэтому на сегодня можно говорить лишь об одной, наиболее «работающей» форме демократии – о представительной демократии.

Суть данной формы демократии заключается  в том, что народ представлен  во власти определенными малыми группами интересов или отдельными лицами, говорящими и действующими «от имени  и во имя народа». Таким образом, в условиях представительной демократии политическая эли- та призвана быть не самостоятельным политическим субъектом, а своего рода посредником между политическим механизмом и гражданами. Народ приводит в действие данный механизм при помощи тех, кого избрал в качестве «мастеров», с целью удовлетворения собственных потребностей и интересов (выясняется, что наиболее общие и важные интересы – как целостную систему – возможно защитить и реализовать именно и лишь при помощи политического механизма).

Характерным механизмом контроля власти и политического участия масс в условиях представительной демократии является публичность политики, заключающаяся в том, что политики, прежде чем принять какое-либо важное решение, должны представить его на суд народа. Само требование публичности, массовости современной политики означает, что политические процессы должны быть открытыми, происходить «на публике».

Публичное обоснование решений  становится механизмом политического  контроля «снизу» и массового  участия в принятии решений. Публичность политики и массовость политического участия и доверия становятся частью политической культуры. Граждане ждут от политиков новых решений, а политики готовы их публично обосновать. С.Запасник по этому поводу пишет: «Сегодня гораздо меньше внимания уделяется соответствию политических программ тем идеологическим целям, с которыми эти проблемы связаны, зато четко прослеживаются механизмы принятия решений. Американские избиратели, например, дважды оказывали поддержку Р.Рейгану, несмотря на то, что провозглашенные им программы были внутренне противоречивы… Карьера политика не зависит сегодня от обязательного выполнения программы, выдвинутой им в ходе предвыборной борьбы за власть. Она зависит от применяемой им техники информации, дискуссии и внушения, от его способности вызывать доверие у избирателей… В демократическом обществе, где воля избирателей выражается посредством голосования, как правило, проигрывают те политики, в отношении которых есть обоснованные подозрения в том, что они скрыли информацию о существовании альтернативных программ или предложений, а также о своих целях и предполагаемых трудностях в их реализации. И никогда не возвращаются к власти те политики, о которых стало известно, что они использовали технику внушения и оказания влияния, считающуюся у избирателей «манипуляторской»

Действительно, современный (отечественный) электорат больше реагирует не на содержание политического обращения, а на его форму, на то, как будет  представлено политиком то или иное решение. Причем, если в случае так  называемых «традиционных демократий» подобный эффект убеждения граждан осуществляется благодаря применению сверхсовременных медиа-технологий, спичмейкерских навыков и кропотливого создания имиджа лидера, то в странах, где демократия только зарождается, непосредственный эффект и отдачу имеет уже сам факт того, что политик «снизошел» до толпы. Так, в большинстве стран СНГ политики вспоминают о гражданах лишь как об «избирателях», нужных им в качестве носителей голосов; один из российских политологов однажды прокомментировал современную ситуацию в наших странах как «оскорбительное обзывание людей словом “электорат”», что обретает важность лишь в преддверии очередных выборов.

На деле очень трудно разобраться  в том, является ли обращение политика к народу с очередным законопроектом, инициативой или решением манипуляцией. Действительно, если рассматривать публичность политики с точки зрения ее основной функции – контроля политиков массами, то можно сделать естественный и вполне логичный вывод: политики вынуждены отчитываться перед народом, в противном случае они бы этого не делали (многовековой опыт до-демократических режимов свидетельствует именно об этом).