Смысл жизни, как высшая нравственная ценность

Учреждение образования

«Белорусский государственный

педагогический университет

имени Максима Танка»

Факультет психологии

Вечернее отделение, 301 группа

Реферат на тему:

Смысл жизни, как высшая нравственная

ценность

Выполнила:

Вышинская Е.В.

Минск 2007

Что такое "ценность", интуитивно ясно каждому. Это понятие (если отвлечься от сложностей его интерпретации в аксиологической литературе) выражает значимость, ко­торую нечто имеет для нас. При этом, опять же упрощая, вещи сами по себе предназначены для чего-нибудь, но по-настоящему ценными их делает личная заинтересованность. Именно личные предпочтения составляют основу ориентации в жизни. Мораль в качестве средств такой ориентации пре­длагает представления о смысле жизни, счастье, свободе, размышления о которых занимают каждого человека. И каждый должен определиться в них самостоятельно, ведь проблемы эти носят личностный, даже интимный хара­ктер. Здесь невозможно давать конкретные советы и ре­цепты, поэтому мы обрисуем только возможные способы рассуждений о природе высших моральных ценностей.

Жизнь и смерть как нравственные представления

Насколько можно судить, неживая природа не знает смерти как таковой. Атомы и молекулы не имеют индивидуальности и со­бственной судьбы, те, что разрушаются и исчезают, через какое-то время возникают вновь, похожие, как две капли воды, на предыдущие. Природа неживая, подчиняясь за­конам сохранения, вечно меняет свои формы, но остается сама собой.

Живая природа знает индивидуальную смерть своих осо­бей и видов. Жизнь, которая выражается в обмене веществ, росте и производстве себе подобных, рано или поздно ис­сякает. Но растение или животное не настолько уника­льны, чтобы пришедшие на их место особи не могли за­менить ушедших во всех отношениях. Умирая осенью, природа возрождается весной - создается поэтический образ жизни, как вечной юности, вечного обновления. Но биологический мир существует бесцельно. К чему станет стремиться то, что не имеет конца?

И только человек из всех живых существ обременен на­стоящей смертью, концом личного бытия. Смерть для нас — трагедия, зло, бессмыслица, не имеющая оправдания. Ибо гибнет не особь, а личность; не только тело, но и душа; не только представитель рода, но и уникальное су­щество, замены которому нет. Потому во все времена люди желали для себя бессмертия, считали себя достойными его, искали Возможности для его достижения.

К сожалению, обосновать возможность личного бес­смертия непротиворечивым образом так никому и не уда­лось. Физическая смерть тела хорошо знакома. И вид бе­здушного тела вызывает вопрос: куда подевалась душа? Может быть, она может существовать отдельно и сохра­няться вечно? Однако для положительного ответа на во­прос есть ряд трудностей. Если признавать элементарные факты психологии и медицины, то слишком явно просту­пает связь нашего сознания с состоянием мозга и здоро­вьем тела. Поражение частей головного мозга приводит к выпадению соответствующих им психических функций, а со смертью этого органа мышления душа исчезает совсем.

Если посмотреть на содержание нашего сознания, то обнаруживается, что за вычетом фантастических вещей, мы осмысливаем свою земную жизнь, в которой суще­ствуем телесно. Душе вне тела было бы решительно нечем заняться. Наконец, "в царстве душ", коль скоро такое бы существовало, души лишились бы всякой индивидуально­сти. Души близких не могли бы даже узнать друг друга. Ведь доброта, милосердие, гордость и другие качества у всех сходны и только проявляются в разных поступках. А для поступков нужно тело. "Чистые" же души неизбежно сольются в единое и безличное духовное начало и исчезнут в нем. А значит, отдельное "Я" и знать не будет, что оно бессмертно. Увы, такое бессмертие для духа хуже смерти. Стоило так бороться за личную уникальность, чтобы по­терять ее... в "раю".

Но не меньшие проблемы возникают, если пытаться дать бессмертной душе какое-нибудь бессмертное же тело - эфирное, астральное и т.п. Всякий раз "для узнавания" эти тела должны быть похожи на земные и в то же время быть совершенными, не стареть, не портиться. Какого же возраста должно быть это тело? Того, в котором человек умер? А если он был калека, то после смерти будет обре­менен телом, от которого и при жизни-то были одни хло­поты. Опять-таки: чем же занята душа, имеющая стати­чное, неизменное тело? Ни думать, ни творить, ни восхи­щаться, ни радоваться она не может, потому что все эти прекрасные вещи существуют для нас, пока мы живы. Пока в нашем теле есть стремления -у души найдутся цели.

Бессмертная жизнь не имеет ни цели, ни смысла. К чему прилагать усилия, если любые возможности могут быть ре­ализованы в бесконечности? Так проблемы смысла жизни нет для богов. Древнегреческие боги предавались беспе­чной игре, в которой любая трагедия, преступление, ложь не имеют особого значения и теряются в бесконечности бытия. Никакой поступок не окончателен, все можно пе­реиграть, потому боги Олимпа смеются над людьми и их бренной суетой. В восточных же культах создан иной образ бессмертного божества. Оно может достичь всего, и име­нно поэтому ленится делать хоть шаг. Боги Востока пребы­вают в блаженном самосозерцании без цели.

Человек же смертен. И перспектива исчезновения за­ставляет нас биться над вопросом: есть ли смысл жить во­обще и каков смысл этого скоротечного существования? Задаемся мы этим вопросом постоянно, ибо на него нет единого и окончательного ответа. Каждый человек, поко­ление, общество должны искать его самостоятельно. За­чем? Утверждая осмысленность жизни, ее ненапрасность, мы справляемся со страхом смерти, мы раздвигаем свою коротенькую жизнь за пределы отведенного ей биологи­ческого времени, чтобы в моральном плане преодолеть смерть, раз уж нельзя избавиться от нее физически. Поиск смысла жизни - это и есть борьба за человеческое бес­смертие.

Постановка проблемы смысла жизни

Преодолеть страх смерти, размышляя о ней, философия старалась всегда. Великий армянский мыслитель Давид Анахт саму философию определял, как "размышление о смерти". И вечная мудрость заключена в латинском изре­чении memento mori ("помни о смерти"). Помни не для того, чтобы впадать .в уныние, а для того, чтобы глубже понять жизнь. Относительно смысла последней в истории этики было множество мнений, образовавших некоторые общие линии рассуждения.

I. Естественно начать поиски смысла жизни в самой жи­зни, в сфере основных человеческих желаний и интересов. Кто, например, не хочет получить максимум наслаждений (гедонизм)? Стремясь к удовольствиям и избегая страда­ний, мы сделаем свое существование приятным, но самое ли это главное? Несоблюдение меры в удовольствиях мо­жет пойти во вред, да и в выборе их следует быть пораз-борчивей. В погоне за чистым наслаждением человек ста­новится рабом своих желаний, а не властвует над ними. Жизнь марионетки в руках страстей будет ли осмыслен­ной? И для кого в земной юдоли доступно наслаждаться благами всю свою жизнь?

Другой вариант: всякий стремится к личной выгоде и пользе, в чем и состоит смысл жизненных усилий человека (утилитаризм). Воплотив такую модель на практике, ока­жешься законченным эгоистом. [То, что моральность и по­лезность нельзя отождествлять, было показано в гл. 3].

Третий вариант: человек желает быть счастливым (эвде­монизм). Реальное посюстороннее счастье каждого инди­вида несомненно убеждало бы: жить стоит! Остается ре­шить, в чем же состоит счастье. То, как это непросто, будет показано в § 3 этой главы, а пока отметим следующее: I. Индивидуальное счастье каждый видит по-своему, потому общее правило относительно смысла жизни так не выве­сти. 2. Нравственный человек не может достигать со­бственного счастья за счет несчастья других и даже насла­ждаться собственным счастьем по-настоящему, пока дру­гие страдают. Это значит, что свои устремления приходи­тся так или иначе согласовывать с интересами окружающих, иначе мечта о счастье станет эгоистичной, разобщающей людей, безнравственной. 3. Наконец, неско­лько странный, но полезный вопрос: а какой смысл быть счастливым? Нам кажется, что счастливы "птички божьи", которые "не сеют, не жнут", а хлеб имеют; счастливы не имеющие проблем, беззаботные, бессмысленные суще­ства, не задумывающиеся о сути своей жизни. Но так ли это? Безоблачная жизнь — не самая осмысленная. И ско­лько раз бывало, когда человек, обладающий всей полно­той благ и удовольствий, начинал тосковать и метаться от отсутствия в этом благоденствии смысла (например, герои фильмов "Полеты во сне и наяву", "Неоконченная пьеса для механического пианино"). Оказывается, что дости­гнуть надо не просто счастья, а особого, достойного, вы­соконравственного счастья. Не пустого благополучия, а та­кого, которое получило бы моральное оправдание. Вот и получается, что жизнь должна получить обоснование с то­чки зрения чего-то высшего по сравнению с естествен­ными стремлениями к удовольствию, счастью, пользе.

Пока мы определяем смысл жизни натуралистически, мы вращаемся в замкнутом кругу произвольно принятых утверждений. С одной стороны, утверждается, что смысл жизни -- это счастье или наслаждение, но при этом бес­сознательно подразумевается, что быть счастливым и на­слаждаться имеет смысл (а это, как было показано, весьма проблематично). Полезно искать смысл жизни в самой жи­зни, но не стоит, наверное, приравнивать проявления жи­зни и ее смысл. Здесь начинается новая линия рассужде­ния.

II. Она исходит из того, что земная жизнь должна по­лучить нравственный смысл из авторитетного источника. Ведь сама она не так уж хороша, и ценность ее весьма сомнительна. Во-первых, в ней слишком много зла, стра­дания, она легко подвержена порче и извечно несоверше­нна. За короткий человеческий век не удается достичь ско­лько-нибудь серьезных целей: ни материальных, ни тем более духовных. Во-вторых, какой смысл может иметь бы­тие, в конце которого ничего нет, "бытие к смерти". Зе­мная жизнь может приниматься во внимание лишь в отно­шении к чему-то высшему, лучшему (вечной жизни, богу, духу, идее), которое находится вне ее пределов. Смысл на­шей жизни условный, бытие человека само по себе не ва­жно, важно его соотнесение с абсолютной ценностью. Тру­дности натуралистического подхода тоже склоняют к мы­сли, что за повседневными проявлениями жизни надо открыть ее идеальную суть, иначе жизненная суета не по­лучит морального оправдания.

Для религии поиск такого "высшего" не составляет осо­бого труда: наше существование имеет смысл постольку, поскольку оно ориентируется на божественные заповеди и ценности, освященные церковью. Но ведь и вне религии идеи добра и справедливости всегда производят на нас сильнейшее впечатление, словно они больше нас самих. Они очаровывают сознание, западают в душу, так что смысл жизни — это в конечном счете плод работы нашей собственной души, нашего личного усилия, а не внешнее сообщение или подарок. Тогда, возможно, смысл надо искать не во внешнем, а в себе самом? Лучшая часть нашей души и есть то "иное" по отношению к повседневной жи­зни, на которое надо ориентироваться и существование которого придает жизни смысл. Мы можем быть лучше, и пока есть эта возможность, есть смысл жить по-челове­чески.

Становится понятным, что смысл жизни нельзя отожде­ствлять ни с какой конкретной целью. Ведь тогда, дости­гнув цели, мы всякий раз теряли бы смысложизненный ориентир. Не только материальная, но и духовная цель, самая возвышенная, не образует смысла. Смысл жизни "в труде", "в еде", "в служении людям" - это суждения одного порядка. Каждый раз смысл ищется во внешнем, в чем-то ином, что не есть он сам, в том, чему самому хорошо бы придать какой-нибудь смысл. Значит, мы кроме конкре­тных целей нуждаемся в перспективе иного рода. Но как же выбрать этот стратегический ориентир?

Раз уж он не видим на поверхности, стоит поискать его "незримыми очами" разума, который, в отличие от стра­стей, может стать верным руководителем в жизни. Но и разум становится в тупик, заходит в логические противо­речия, решая, как и зачем живет человек. Потому очень часто в истории этики основные ценности предлагалось принимать на веру: верить в добро, в то, что праведность, независимо от личной пользы и результата, наполняет жизнь высшим смыслом. Вера не заменяет, но необходимо дополняет рациональные соображения. Очевидно, что надо не столько получить "информацию о смысле жизни", сколько пережить смысл, почувствовать, что это именно то, чего всегда жаждал. Значит, суть бытия надо постигать не умозрительно, а реально живя, т.е. практически. Знание это нигде не лежит, нигде не записано, чтобы можно было, как говорится, "найти" смысл жизни. Смысл надо пере­жить, т.е. создать своей жизнью, добиться его, изобрести, на деле освоить осмысленную жизнь. И на деле утвердить свой способ жизни как имеющий смысл. Это значит, что вне реализации высшая моральная ценность как бы и не существует. Своей судьбой надо подтвердить правильность выбора жизненного пути, т.е. опять-таки не "найти", а про­ложить путь. Свой и в то же время истинный,, за правиль­ность которого вся ответственность ложится на нас. В этом-то, наверное, и состоит главный смысл человеческого бытия: это путь созидания смысла, осмысливания того, что без нашего усилия осталось бы слепой необходимостью, бессмыслицей. Смысл жизни не дан, не задан, его надо утвердить и доказать, если хочешь, чтобы он был. Этим самым мы утверждаем самих себя как людей.

Мы  духовно   преодолеваем смерть. К ней надо вообще иначе отнестись. Еще Эпикур рассуждал: когда мы есть, сме­рти еще нет; когда она настала, то нас уже нет. Если мы с ней никогда не встречаемся, то нечего её бояться. Кроме того, почему надо с отчаянием взирать на жизнь с точки зрения смерти, а не наоборот? На деле мы так и поступаем: судя по жизни человека, говорим, что че­ловек умер "безвременно", "с чистой совестью" или, на­оборот, "собачьей смертью". Это жизнь дает такие оце­нки. Народная мудрость гласит, что человек должен по­строить дом, посадить дерево и вырастить ребенка, после чего смерть оказывается не противостоянием, а продол­жением жизни. Все мы так или иначе стремимся про­длить себя: физически - в детях, в культуре - через произведения, творчество, труд, создание того обще­ственного мира, который завещаем потомкам и в кото­ром как бы продолжим жить вместе с ними. Мало того, равное число прожитых лет не приравнивает жизнь одного человека к жизни другого. Важно, как прожиты эти годы. Есть еще и личностное время, которое опре­деляется интенсивностью поступков и переживаний. Так что яркая, но короткая жизнь оказывается в сущностном плане длиннее, чем прожитая в рутине и суете. Годы могут концентрироваться, но позаботиться об этом мы должны сами.