Внешняя политика в годы правления Петра І

Внешняя политика в годы правления  Петра І 

.1 Дипломатические учреждения и  методы дипломатической работы  при Петре I

2 Петр І как дипломат 

3 Азовские походы 

.4 "Великое посольство"

.5 Начало Северной войны 

6 Полтавская битва 

7 Второй этап Северной войны.  Прутский поход

Итоги Северной войны 

Заключение. Итоги дипломатической  деятельности Петра І 

Список используемых источников литературы

. Внешняя политика в годы  правления Петра І

1. Дипломатические учреждения и методы дипломатической работы при Петре I

Та сложная внешнеполитическая деятельность, которая развернулась при Петре I, требовала реорганизации  учреждения, ведавшего международными сношениями, и создания новых дипломатических  кадров. Доморощенные дипломаты с  их приемами, выработанными на ходу, уже не были пригодны для новых  задач внешней политики, выдвинутых сложной международной обстановкой  начала XVIII века. При Петре вся  дипломатическая служба реорганизуется по западноевропейскому образцу. В  иностранных государствах образуются постоянные дипломатические миссии, отсутствие которых давало себя так  сильно чувствовать еще в XVII веке. Уже в 1699 г. в Голландию был  послан А.А. Матвеев в звании "чрезвычайного  и полномочного посла", в 1701 г. был  назначен "министр" в Вену и  т.д. Одновременно в важнейших европейских  и некоторых внеевропейских странах  появляются русские консулы для  охраны торговых интересов царских  подданных. С другой стороны, и при  царском дворе с конца XVII века возникают постоянные иноземные  представительства. Петр с большой  настойчивостью проводил принцип неприкосновенности личности послов, когда дело шло  о представителях его страны. Большой  шум наделал в 1708 г. случай с русским  послом в Англии А.А. Матвеевым, который  был арестован за долги, причем подвергся  оскорблениям и даже побоям. Этот инцидент вызвал сильное волнение среди всего  дипломатического корпуса в Лондоне, увидевшего в оскорблении русского посла нарушение международного посольского права. Матвеев был  освобожден. Пострадавшего посетили все "до единого иностранные министры, содрогаясь о таком афронте, от века не слыханном и нигде в историях... бесприкладном". Королева Анна выразила сожаление по поводу случившегося. Петр потребовал смертной казни для лиц, нанесших оскорбления его послу. Виновные, действительно, были привлечены к ответственности. На очередной сессии парламента поступок против Матвеева был признан преступлением "как перед английскими законами, так и перед международным правом, на коем основывается привилегия посланников". Внесен был специальный законопроект "о сохранении привилегий послов и публичных министров"; он уточнил ряд вопросов, связанных с посольской неприкосновенностью. В выработке текста закона принял участие и дипломатический корпус. Конечно, о применении смертной казни не могло быть и речи, но английское правительство снарядило специальное чрезвычайное посольство к Петру I с извинениями. Посольство было принято с исключительной торжественностью, и Петр, "принимая на вид внимание нации, выраженное в парламентском акте, а также честь, оказанную ему королевой настоящим посольством", не настаивал на своем требовании. Таким образом, данный инцидент, благодаря энергичному вмешательству Петра, послужил поводом для законодательного оформления посольского права. Сам Петр, однако, гораздо меньше стеснялся с иностранными послами. В 1718 г. он арестовал голландского резидента в Петербурге Дебиса, который обвинялся в посылке неблагоприятных для России донесений своему правительству и в подозрительных сношениях с русскими подданными царя; к послу был приставлен караул, у него были отобраны все бумаги, сам царь подверг его допросу. Петр потребовал от Голландских штатов его отзыва.

Старый Посольский приказ уже не удовлетворял новым потребностям государства  в работоспособном органе внешнеполитических сношений. Уже в начале XVIII века рядом  с ним возникает при Петре "походная Посольская канцелярия", к которой постепенно переходят все функции Приказа. По образцу Швеции в 1716 г. в Посольской канцелярии был введен коллегиальный порядок решения дел, и она сама была переименована в "Посольскую коллегию". Наконец, в 1720 г. была образована особая Коллегия иностранных дел, которая сменила старый Посольский приказ. Во главе коллегии были поставлены канцлер граф Г.И. Головкин и подканцлер П.П. Шафиров. При них были "канцелярии советники" А.И. Остерман, который впоследствии выдвинулся на первый план на дипломатическом поприще, и В. Степанов. На их обязанности лежало "сочинять грамоты к чужестранным государям, рескрипты к министрам, резолюции, декларации и прочие бумаги великой важности и тайны". Работа коллегии шла под непосредственным контролем самого царя. При обсуждении особо важных "государственных тайных дел" он "высокой особой присутствовать в коллегии изволит".

Европейские порядки не сразу прививались  в русской дипломатической среде. Под новой оболочкой продолжали держаться старые навыки местничества и понятия чести. Из иностранной  практики черпались в первую очередь  соответствующие стороны этикета. "Русские, - писал в 1710 г. датский  посланник Юль, - не отрешаются ни от одного из старых русских обычаев, которые  могут служить им к возвеличению, и в настоящее время изучают  чужие обычаи, пригодные для такого поддержания и умножения их достоинства  и чести". Иностранные послы  обижались на то, что русские официальные  лица никогда не делали первыми визитов. В отношении церемониала дипломаты  Петра I были так же придирчивы, как  и дипломаты его отца. При подписании русско-датского договора в 1710 г. возник спор, в какой очереди должны быть размещены подписи уполномоченных. Датский уполномоченный соглашался, чтобы в русском экземпляре на первом месте стояли подписи русских уполномоченных, но требовал, чтобы в датском на первом были подписи датских. Русские министры уступили, но прибегли к невинной уловке: канцлер подписался и приложил свою печать на последнем месте, выше его подписался подканцлер, а на первом месте - датский посланник; "этим русские хотели намекнуть, что последнее место они считают первым и обратно". Любопытный случай местничества произошел при пожаловании Меньшикову датского ордена Слона. Датский посланник предварительно взял с Меньшикова обязательство отдавать предпочтение этому ордену перед всеми остальными, не исключая ордена Андрея Первозванного. Меньшиков его обманул и стал носить оба ордена попеременно. Даже сам Петр не отрешился еще от старинных понятий чести. При приеме иностранных послов он не имел при себе "ни шляпы, ни другого чего, чем покрыть голову", очевидно, чтобы не снимать шляпы при произнесении чуждого титула. Стоял царь под балдахином у самого края, не оставляя для посла места около себя. Все эти ухищрения, к которым прибегали еще в первое десятилетие XVIII века, конечно, были пережитком торжественного церемониала московских царей. С самими иностранными послами обращались порой не с тем уважением, какого требовал царь в отношении собственных послов. До приезда в столицу их окружали по-прежнему самым бдительным и придирчивым надзором, их служителей не выпускали со двора, а сами послы могли выходить лишь с разрешения местного коменданта.

Не сразу выработалось и необходимое  для ведения широкой политики дипломатическое умение. Очень неодобрительно отзывались в 1708 г. министры Людовика XIV о русских послах, приезжавших  во Францию, которые, по их словам, "ничего не искали к пользе государя своего у короля и только делали гордые запросы". Дипломатические приемы в некоторых отношениях по своей  наивности недалеко ушли от XVII века. Так, например, русские дипломаты  редко соглашались давать ответы в письменной форме, боясь связать  себя этим. В1710 г. царские министры требовали, чтобы Юль представил им зашифрованное полномочие с переводом на обороте; когда он отказался на том основании, что это значило бы выдать ключ к шифру, ему с деланной наивностью отвечали, "что особенной беды в этом не было бы, так как между царем и королем датским не должно существовать никаких тайн".

Таковы были кадры, с которыми Петр начинал свою дипломатическую работу в совершенно новых по обширности и смелости масштабах. Тем более  поражают те быстрые успехи, которые  делает молодая петровская дипломатия. Ко второй половине царствования Петра  уже вырастает новое поколение  умелых и тонких дипломатов, которые  отлично ориентировались в международных  отношениях и действовали и с  большой ловкостью, и с несомненным  тактом. Инструкция, данная в 1718 г. Петром уполномоченным на Аландском конгрессе, является, несомненно, образцом дипломатического такта и искусства. Петр предлагает "шведских уполномоченных глубже в негоциацию ввести... и весьма ласково с ними обращаться". В основу переговоров должно быть положено стремление "не только со Швециею мир заключить, но и обязаться дружбой". "Когда, - писал Петр в особой инструкции Остерману, - между обеими державами прежняя вражда и зависть исчезнет, а вечная дружба установится, то не только можем себя от других обезопасить, но и баланс в Европе содержать". Поэтому царь считал нужным предложить приемлемые для Швеции условия. "Мы знаем, - писал он Остерману, - что хотя бы мы через оружие свое и привели короля шведского к уступке всего нами завоеванного, то Швеция всегда будет искать возможности возвратить себе потерянное, и таким образом война не пресечется. Поэтому мы предлагаем следующий способ к искоренению всех ссор: если король уступит нам провинции, которые теперь за нами (кроме Финляндии), то мы обяжемся помочь ему вознаградить его потери в другом месте, где ему нужно". Наконец, Петр проводит мысль о единстве интересов всех союзников, воюющих против Швеции. Поэтому он отказывается от сепаратного заключения мира: "если нам о прусском и польском королях не поставить условий, то этот мир будет на слабом основании, ибо нам нельзя их оставить в войне".

По стопам Петра шли и его  помощники на поприще дипломатии. Записка, поданная М.П. Бестужевым-Рюминым  в 1720 г. по поводу английского проекта "медиации" (посредничества), является образцом отчетливости мысли и здравого смысла. Шаг за шагом Бестужев распутывает  нити английских интриг. Будучи посланником  в Швеции, тот же Бестужев не только тонко вникал в современное состояние  страны, в которой он был аккредитован, но и изучал ее историю. Московская "грубость" отошла в область  преданий. Когда английский государственный  секретарь Стенгоп в резкой форме сообщил в 1720 г. русскому послу Веселовскому о заключенном Англией союзе со Швецией, Веселовский промолчал, "ибо, - писал он, - если бы я хотя бы несколько слов сказал не по нем, то без противности не разошлись бы, потому что зело запальчивый человек".

С расширением сферы дипломатической  деятельности функции русских дипломатов при Петре чрезвычайно усложнились. На них лежала литературная борьба с вредными для России политическими  настроениями за границей. Когда в  Гаагу пришло известие о Нарвском поражении, русский посол Матвеев  составил и подал Штатам мемориал, долженствовавший рассеять дурное впечатление, произведенное этим известием; шведский посол был вынужден заказать опровержение. Позже князь Куракин должен был в Гааге наблюдать, чтобы в газетах не печаталось ничего предосудительного для России, и опровергать печатаемое; он даже жаловался на "газетеров" голландскому правительству. В 1711 г. Волков, будучи во Франции, рекомендовал "курантелыцика [редактора газеты] чем-нибудь приласкать, чтобы принимал и печатал добрые о нас ведомости". Принимались и другие меры для обработки европейского общественного мнения. Матвеев в Гааге "на каждую неделю уставил быть в своем доме собрания всем здешним первым господам и госпожам, для собрания и забавы картами и иных, утех", чтобы "лучший способ к пользе и воле монаршей учинить".

С большим мастерством использовала петровская дипломатия те внутренние противоречия, которые имелись в  неприятельских странах. Вмешательство  во внутренние дела соседних государств было обычным средством воздействия  на их политику. В 1703 г. П.А. Толстому, одному из выдающихся дипломатов Петра, удалось, например, добиться в Константинополе  не только смены, но и казни визиря, враждебно настроенного к России. Для своих целей русское правительство  при Петре, как и при его  предшественнике, пользовалось агентурой  турецких христиан. Так, ценным осведомителем  был племянник константинопольского патриарха. В Швеции после окончания  войны русская дипломатия поддерживала партию "патриотов". Особенно сложную  интригу вела русская дипломатия в отношении наиболее опасной  для России державы - Англии. Русский  резидент в Лондоне Веселовский  внушал англичанам, что Англия управляется  интересами и политикой Ганновера; в Петербурге поддерживались сношения с претендентом на королевский престол  Англии Яковом Стюартом и его сторонниками якобитами.

Одним из основных "каналов", какими производилось воздействие на политику иностранных государств, были подкупы, посредством которых получалась ценная политическая информация. При  заключении мирного договора с Турцией  в 1711 г. оказалось нужным дать большие  взятки не только визирю и муфтию (главе  мусульманского духовенства), но и английскому  и голландскому послам; в 1720 г. для  достижения "вечного мира", кроме  турецких сановников, подкуплены были французский посол и его жена.

Взятки считались необходимыми не только в Константинополе. В 1701 г. министр при венском дворе  князь П.А. Голицын жаловался на отсутствие средств для подкупов, хотя "не так мужья, как жены министров бесстыдно берут". "Сами знаете, каков здешний двор и как министры здешние избалованы подарками других потентатов [государей] ", - писал он в 1703 г. Ехавшему в 1706 г. послом в Англию Матвееву было поручено склонить на русскую сторону всемогущего в то время герцога Мальборо, хотя Петр и сомневался в успехе, "понеже через меру богат, однако ж, обещать тысяч около 200 или больше". Мальборо запросил княжества в России, Петр был в то время настолько заинтересован в союзе с Англией, что согласился было дать герцогу на выбор Киевское, Владимирское или Сибирское княжество с ежегодным доходом в 50 тыс. ефимков, самый большой в мире камень рубин и орден Андрея Первозванного. Из этой сделки ничего не вышло.

К тем же приемам прибегали и  иностранные правительства в  России. Особенно обвинялся во взяточничестве подканцлер Петра I, умный, но жадный до денег Шафиров.

2 Петр І как дипломат

Петр крепко держал в своих руках  все нити русской дипломатии. Он лично участвовал во всех переговорах, выполняя функции и посла и  министра иностранных дел. Он дважды ездил за границу с дипломатическими целями и лично заключал такие  важные договоры, как соглашение в  Раве (1698 г) и договор в Амстердаме (1717 г). У себя на родине царь непосредственно  сносился с иностранными послами  и беседовал с ними запросто в  домашней обстановке, - это был самый  верный, а иногда и единственный способ довести то или иное дело до конца. Определенных аудиенций не было, царя надо было "отыскивать на пирах и там исполнять свои поручения". "Я воспользовался нынешним обедом, - рассказывает Юль, - за которым сидел с ним рядом, чтобы согласно приказанию моего  государя и короля переговорить с  ним о разных вещах; во время этой беседы царь весьма благосклонно и  охотно слушал меня и отвечал на все, что я ему говорил". При  содействий царских денщиков можно  было видеть царя и дома, где тот  же Юль раз застал его "неодетым, в кожаном, как у ремесленников, фартуке, сидящим за токарным станком". Петр терпеть не мог никаких официальностей. Не без юмора повествует Юль о тайной аудиенции, которую он испросил у царя через канцлера. Аудиенция была назначена на адмиралтейской верфи. Посланник поспешил в назначенное место в расчете, что царь примет его в каком-нибудь доме и выслушает. Когда Петр подъезжал в шлюпке к берегу, Юль спустился к нему навстречу. Царь тут же начал очень громко говорить с ним о государственных делах, так что все окружающие могли слышать. Юль стал просить выслушать его наедине, но Петр приказал сказать прямо, в чем его поручение, а когда посланник заговорил шепотом, то он отвечал нарочито громко. "Тем и окончилась эта испрошенная мною частная аудиенция, от которой царь таким образом отделался, чтобы не слышать того, чего слушать не хотел".