Джереми кларксон известный британский судья разработал свой мир

Через пару недель на очередном званом ужине я попытался предъявить аргументы Рубина соседу слева. На мою  беду он оказался американским банкиром, который, как выяснилось, помогал  заключать договор между телефонной системой Сербии и Ватиканом. В очередной раз я примерил на себя шкурку Шарлотты Черч, которая мечется между молотом знания и наковальней здравого смысла.

Если вы подойдете ко мне на улице  и спросите, что я думаю по поводу военной кампании в Афганистане, мне придется ответить, что ничего не думаю.

Я нутром чую, что Америка должна направить значительные силы на создание Палестинского государства, но так  как мое мнение полностью совпадает  с тем, которое высказывается  на страницах Guardian, похоже, что я  в очередной раз не прав.

Но как узнать, прав я или нет, если все эти опросники, интервью, исследования показывают, что для  ста семи процентов людей в  мире Тони Блэр господь бог? И всего  ноль процентов считают, что это  шут, фигляр и эгоист. Кстати, а вы знаете, что семьдесят два процента всех статистических данных основаны на заявлениях, сделанных под воздействием сиюминутных эмоций? Включая и это.

Итак, что же мы в таком случае думаем про евро? По данным опросов, восемьдесят процентов категорически  против и восемнадцать — за введение евро в Великобритании. Это означает, что всего два процента населения настолько умны, чтобы понять, что они просто не знают ответа на этот вопрос.

В прошлом году ситуация в еврозоне была настолько глупой, словно мы присутствовали на стройке дома, которая сразу начиналась с крыши, минуя стены. Прошлое лето я провел, путешествуя по Европе, от польской границы с Германией до северозападной оконечности Испании, от Бреста в Бретани до самого кончика Италии. И пришел к выводу: нам есть чему поучиться у европейских соседей, они нам могут дать в этом смысле намного больше, чем мы им. Например, хороший кофе. И более качественную порнушку в отелях.

«Итак, — сказала девушка, с которой  я ужинал на прошлых выходных, —  ты бы дал вступить в Евросоюз Польше?» — «Да», — сказал я. «А восточные страны Европы?» — «Ага». — «И Албания?» — «Ну, может быть, за исключением Албании», — замялся я. «А Македония?» — «И Македонии тоже», — признал я, понимая, что после полугодичного трипа по Европе, в котором впитывал в себя знания словно губка, я вернулся домой с наполовину сформированными мыслями.

Выяснилось, что, прежде чем стране можно будет войти в Евросоюз, ей придется научиться жить по определенным правилам и соблюдать обязанности, список которых занимает семнадцать томов.

И теперь я знаю, что ничего не знаю.

Кто-то, может, и знает что-нибудь, но ему дают всего три секунды  в вечерних новостях, чтобы сообщить об этом. Поэтому он выдает какую-нибудь фразу, которая удовлетворяет нашу жажду знаний, как мак-нагетс — аппетит.

Похожая трудность возникла у меня с охраной окружающей среды. Я  проштудировал море научных трудов и был уверен, что наша смерть от недостатка кислорода в следующий  четверг — это выдумка глупых антиглобалистов. Но на прошлой неделе, сидя в отвратительном смоге, который превратил Лазурный берег в Бурый берег, я понял, что этот смог идет явно не от лодочек, покачивавшихся неподалеку.

Если хорошенько раскинуть мозгами, то любая прочно обоснованная позиция  превращается в материал для дискуссии  между нашими полушариями.

Я пришел к выводу, что если у  вас есть на руках какие-то факты, то вы обязательно увидите, что в  любом споре есть две стороны  и обе правы. Следовательно, вы можете иметь свое мнение только в том  случае, если у вас на руках нет  никаких фактов. И это полностью объясняет позицию Guardian.

 

Без пиарщика я всего лишь еще  один обрюзгший мерзавец

Ну вот я и вернулся из отпуска, отдохнувший и загоревший, всем большое  спасибо за внимание. Вы, конечно, знаете, что я был на югах — Sunday Mirror опубликовала мои фотографии на пляже в Барбадосе.

В прилагавшейся статье было написано, что таким образом я праздную миллионный контракт с Би-би-си, что  я остановился в известном  отеле Sandy Lane, за восемь штук в сутки, и что я сильно прибавил в весе. Заголовок получился смешной. Top Gear переделали в Pot Gear.

Все это очень занимательно, за исключением того, что мой контракт не стоил миллиона и я не останавливался в отеле за восемь штук в сутки. Более того, самое главное они  упустили. Просто-таки сенсация. Я такой  толстый, потому что я беременный.

Так происходит со всеми, на кого сильно ругаются. Чертов папарацци никогда не подойдет и не спросит прямо, что я на самом деле делаю на пляже. Хотя тогда, может быть, у меня будет возможность рассказать ему первому радостную новость о своем ребенке. Но нет, вместо этого он будет сидеть в кустах и смотреть на меня через телескопические линзы.

Сильно ли это меня задевает? Я  вас умоляю! Мне приятно думать, что мой толстый живот стоит  в рейтинге новостей выше, чем похороны королевы-матери и война на Ближнем  Востоке. Но вот что интересно: на следующий день эта же газета вышла с фотографиями Гари Линекера на пляже в Барбадосе. Все было бы прекрасно, но почему-то в статье он описывался не как ушастый коротконогий карлик, а как симпатичный, чудесный, прекрасный семьянин.

Какого черта? Мы оба работаем на одну и ту же компанию. Мы оба были со своими семьями на одном и том  же острове в одно и то же время. Журналисты прекрасно осведомлены  о нас обоих. Так почему же я  — богатый, толстый мерзавец, который  тратит деньги налогоплательщиков на ночи в самом худшем отеле мира, а Линекер — мать Тереза, которая не покладая рук спасает маленьких сироток и останавливает кровопролитные войны?

Я сделал несколько звонков, и выяснилось, что Гари пользуется услугами пиарщика — и не кого-нибудь, а бывшего главреда Sun, — который ваяет и кует образ Гари для прессы. А я нет.

Сдается мне, что в этом и кроется  корень скандалов с Наоми Кемпбелл и Mirror, Лесом Денниссом и Амандой  Холден и истории с капитаном Blackburn Rovers. Кто-то из них, по-моему, принимал наркотики, да? Не помню толком.

Дело в том, что все знаменитости живут за занавесью пиара и  наслаждаются тем светом, который  она рассеивает вокруг них. Они снимаются  в журналах типа OKI, позируют в домашних интерьерах, намазывая джем на свежую булочку и облокачиваясь на сверкающий кофейный столик. Стоит им опустить двухпенсовую монетку в ящичек для пожертвований в каком-нибудь пабе, и на следующий день в газетах о них пишут как о светоче благотворительности, а то и лучше.

Когда в газетах печатают фотографии мертвого строителя у них в бассейне или папарацци ловят их с белым от кокаина носом, они лишаются спасительной ширмы и впервые сталкиваются с прелестями реальной жизни. Это отвратительно.

Пиар тоже отвратительная штука, но, к сожалению, он работает. И не только в отношении знаменитостей, но и в отношении политиков. Только пиар может засунуть абсолютно беспринципного человека в первую десятку рейтинга популярности, и только он помогает ему удержаться там довольно долго.

Все эти никчемные личности, которые вечно суют свой нос во все подряд, прошли специальный курс, на котором научились красноречию и правильному взаимодействию с прессой. Все, за исключением одного обрюзгшего драчливого грубияна с двумя Jaguar.

Пиар коснулся и большого бизнеса. Я дважды жестко критиковал Vauxhall Vectra, и дважды гигантский пиар-отдел General Motors таким образом выворачивал ситуацию, что я представал самым главным возмутителем спокойствия. Еще, как вы знаете, этот негодяй страдает лишним весом.

Самое интересное, что пиар не такое уж и дорогое удовольствие. За пятьсот фунтов в месяц вы сможете просто поддерживать положительный газетный образ, а за две штуки получаете нимб и крылья. Почему бы не воспользоваться этим в обычной жизни?

Каждый вечер, год за годом, мои  дети, отправляясь в постель, находят повод позлиться на меня. Настоящая причина одна — я заставляю их ложиться спать. Так почему бы не нанять девушку-пиарщицу, которая бы произносила перед ними следующий текст: «Ваш папочка хочет, чтобы вы тусовались всю ночь, поедая шоколад, но ваша мать настаивает, что вам пора спать».

Еще она может приберечь новость  о том, что я положил весь фарфор в сушильную машинку вместо посудомоечной  — а такое случается, — именно до того дня, когда один из моих детей  упадет с качелей и разобьет себе коленку.

Опоздали на встречу? Заказали по ошибке два миллиона скрепок? Шлепнули по заднице  жену босса на корпоративке? Все  эти события могут работать на вас, если вы наймете себе личного  Алистера Кембелла.

Я точно найму себе пиарщика, когда  у меня родится мой ребенок. Потому что, когда я пытаюсь разобраться  со всем сам, я еще более усугубляю  ситуацию. Так и представляю заголовок  в Hello! — «Джереми Кларксон приглашает нас в свое логово в честь рождения его четвертого тайного ребенка».

 

Зачем спорить? Давайте решим вопрос кулаками

Этим летом в лондонском Альберт-Холле  будут проходить бои без правил. Это экстремальное испытание  для тела и разума, а участников называют римскими гладиаторами наших  дней, за тем исключением, что никого не бросят на съедение зверям.

Бои без правил — это чисто  американский импорт. Их смысл заключается  в том, что двое мужчин, запертых в железной клетке, метелят друг друга всеми известными способами  — используя элементы кунг-фу, кикбоксинга, рестлинга, дзюдо. Запрещено выбивать глаза, запрещены удары в горло и пах противника. В правилах ничего не сказано насчет зубов, поэтому, кто знает, может быть, все-таки кого-нибудь да съедят.

Как и ожидалось, все, кто относит  себя к либералам, во главе с депутатом-лейбористом Дереком Уайаттом, взвились как бешеные и начали горланить: «Мы сражаемся против охоты на лис, травли медведей, петушиных боев. Бои без правил ничем не лучше».

Слушай, Дерек, ты же понимаешь, что  это не совсем так? Борцы без правил не сидят дома с мамашей Лисой и ее детишками Лиской и Киской, в то время как к ним ломится целая свора лающих псов. И в клетку их никто насильно не заталкивает. Это отнюдь не генералы песчаных карьеров. Это просто три английских борца, один из которых окончил Кентский университет со степенью магистра.

Некто из министерства здравоохранения  заявил, что этот вид спорта ужасен и отвратителен. Он возмущался, что  смысл состязания состоит в нанесении  увечья. Да нет, ребята, все не так. Если мужик но своей собственной воле выходит на ринг, чтобы в течение получаса его избивали, а может быть, даже и съели, это что, мое дело, ваше дело или дело Дерека Уайатта?

Здесь я должен сказать, что мне  не нравятся драки как таковые. Я  предпочитаю пассивное сопротивление  или, если оно не срабатывает, активное бегство. Однажды мы с моим другом смеха ради напялили боксерские перчатки и провели пару раундов, типа расквашивая друг другу носы. Когда он случайно ударил меня в ухо, я был в шоке от того, насколько это больно.

Было дело в Греции, пьяный рыбак ударил меня по лицу. Почему я не дал ему сдачи? Знаете, это достаточно проблематично, если ты лежишь без сознания на земле.

Там, где интеллектуалы решают вопрос языком, менее интеллектуально богатые  решают вопрос кулаком. Но представьте, что этот грек ударил бы меня и после нескольких часов разговоров.

Вчера вечером в пабе я ввязался в пространный спор. Я сказал, что Израиль совсем сошел с  ума и залпы танков в Дженине  ничем не отличаются от немецких залпов в Варшаве. Мой оппонент симпатизировал Шарону и считал, что все его действия против палестинского терроризма оправданны и справедливы.

Никто из нас не хотел сдаваться, и спор все больше и больше набирал  обороты. Мы убили весь вечер на то, что перебивали друг друга какой-то статистикой, историческими фактами, и все закончилось тем, что мы перешли на взаимные обвинения.

Так всегда на поле брани. На нем нет  победителей. Тебя так и подмывает  говорить еще и еще. Разве нет? Если тебе отчаянно хочется заставить  собеседника посмотреть на мир твоими глазами — а в этом и заключается весь смак — так почему бы просто не ткнуть его кулаком?

Если бы я мог выбрать, отойти мне на время от своей точки  зрения или получить в табло, я  бы включил задники и заскулил, как пес.

Иногда я смотрю на политиков в ток-шоу Question Time и вижу, как они извергают тонны статистики, строят пятилетние планы, и все только для того, чтобы заставить оппонента выглядеть полным идиотом. Зачем впустую тратить время? Дайте противнику высказаться, а потом просто двиньте ему в лицо. Рейтинг программы только выиграет.

Представьте, что Оливер Летвин распространяется на тему роста преступности и про  то, как тори добьются увеличения числа  полицейских. Следующий кадр — Стивен Байере перегибается через стол и  бьет собеседника по физиономии. Вы же не пропустите это зрелище, не так ли? Я бы отдал все, чтобы посмотреть, как Эдвард Хит кусает Дениса Хили.

Джон Прескотт уже делал подобные попытки, и его удар с левой  заслуживает награды как самый  интересный эпизод прошлой избирательной  кампании.

Сейчас Дэвид Димблби силком тащит людей на это свое ток-шоу, чтобы создать в студии иллюзию  толпы, но если бы у нас был шанс воочию увидеть, как Энн Уиддкомб оттаскает за волосы Гленду Джексон, то продюсерам передачи пришлось бы ставить  заграждения, чтобы студию не разнесли желающие поучаствовать в этом шоу.

В ближайшие недели Шарон и Арафат должны сесть за стол переговоров, чтобы  обсудить сложившуюся ситуацию. Они  убьют кучу времени и придут к  выводу, что общим территориям  не бывать, и в ближайшие пятьдесят лет Палестина и Израиль не оставят друг от друга камня на камне.

Поэтому предлагаю следующий выход. Ариель и Ясир, один на один, в клетке в Альберт-Холле. Победитель получает Иерусалим.