Любовь

Я вышла из ресторана  в одиннадцать, перемыв посуду, оставшуюся после вечерних клиентов. У Сакины умерла мама, и она улетела в  К., еще два дня я буду работать за нее. Поэтому освобождаюсь теперь поздно. Сегодня решила пройтись пешком, хотя обычно сажусь на автобус. Сегодня я совершила ошибку.

Заметила, что  кто-то идет за мной, когда подошла  к перекрестку. Высокий худощавый  мужчина с кустистыми черными бровями. Я не очень хорошо его разглядела. Только брови, да, они сразу запомнились. Боюсь вытащить мобильный из кармана. Боюсь совершить любое действие, которое хоть как-то замедлит шаг. Не паникуй, Север, скорее всего это просто прохожий, живет рядом и тоже идет домой, где его ждут. Сильный удар по затылку застает меня врасплох. Я пытаюсь закричать – не могу. Во рту полно теплой крови…

Хочу обернуться, но еще один удар – в левый  бок – сбивает меня с ног! Я  оседаю на землю, неясно вижу его. Широкие черные брови. Я в двух шагах от своей улицы. Передо мной мокрый после дневного дождя асфальт с маленькими лужицами. В мозгу стучит мысль: нельзя умирать! Мне надо выгулять Пако, он уже извелся в ожидании меня. А еще нужно упаковать вкусности для Сию, чтобы завтра же она их получила. Глаза закрываются. Я пытаюсь удержаться в сознании, не потерять последнюю картинку, которую запомнила перед ударом, – крыша дома напротив. Силы покидают меня, тело становится ватным. Темнота засасывает, и последнее, что я слышу, это его ругань.

Он говорит  отрывисто, да и не все слова я  понимаю. Понимаю ненависть. «Смеешь… слишком много… нельзя…» Я уже  тону в темноте, осталось совсем мало, как вдруг мой слух прорезает  громкий звук ударов. Он бьет меня? Но я не чувствую боли, и тело не сотрясается. Что происходит? Темнота окончательно накрывает. Все. Я в неизвестном пространстве. Там вокруг бежевые мутные стены, а на них, как из проектора, всплывают цветные картинки воспоминаний.

…Один из вечеров  прежней жизни. За окнами завьюженный Город непогод. Я сижу перед телевизором в нашей новой квартире, и вдруг выбивает пробки. Где они находятся, я не знаю и панически боюсь темноты. На ощупь отыскиваю телефон – но ты прочно застрял на дороге. «Приезжай быстрее, дорогой!» Наконец я догадалась открыть дверь на лестничную клетку – там хотя бы светло. Сижу у порога, жду, а тебя все нет. Однако сидеть в пижаме на лестнице смешно и холодно. Ко мне потихоньку возвращается сообразительность – собираю все свечи в доме, расставляю их в ванной. Теперь у меня есть светлый уголок, где можно сидеть, читать книжку и дожидаться спасения.

Когда устала ждать, вышла из ванной, пошарила в прихожей – и вдруг обнаружила щит. Наугад пощелкала выключателями. В момент, когда зажегся свет, на пороге появился ты. Улыбаешься, шарф болтается на шее, красный от мороза нос. Ты крепко обнял меня, сказал, что я молодец, сама справилась, а я разревелась. То ли от пережитого страха, то ли от того, как сильно тебя ждала. Как никогда раньше.

Я очень хочу, чтобы ты и сейчас появился. Но как ты попадешь сюда, в эти угрюмые стены неизвестного пространства?

 
25

Я все еще  здесь. В неизвестном бежевом  пространстве. Говорят, человек, находясь на волосок от смерти, совершает  путешествие по прошлому. Он возвращается туда, где не обязательно переживал что-то знаменательное. Какие-то мгновения, встречи, из которых и складывается, как фильм из кадров, жизнь.

То ли я умираю, то ли фантастическим образом избавилась от боли и перенеслась туда, где  мне хорошо. Сейчас я замерла в  какой-то точке, а передо мной, словно на белом холсте (вот почему здесь бежевые стены!), стремительно разворачиваясь, оживает мое прошлое. В каждом слайде вижу всю ситуацию в мельчайших деталях, и в то же время – вижу себя как будто со стороны. И чувствую все, что чувствовала в тот момент. Например, удивительную предсумеречную свежесть из летнего окна, обещающую юной мне начало начал. И приятную тяжесть любимого одеяла, которым укрывалась даже в июле. Я без него просто не высыпалась. С детства легкие одеяла не давали мне ощущения покоя и уединения, в котором я любила засыпать.

Мне здесь хорошо. Чувствую щекочущую легкость, словно внутри распускается слабость, но такая  хорошая, и сопротивляться этой слабости не хочется, хотя кажется – вот-вот  я стану прозрачной, невесомой. Наверное, теперь я не отражаюсь в зеркале. Где-то далеко, будто на одном из верхних этажей, слышу обрывки суетливых звуков. Кто-то бежит, что-то объясняет, куда-то звонит. Я не могу избавиться от тревожных звуков, словно они тоже как-то связаны со мной, моим большим невидимым телом.

Но свет и  тепло воспоминаний пересиливают. Растворяюсь  в них, переживая все снова, и  переполняюсь тихой радостью. Вот  я в родной квартире, сижу на подоконнике  в сердце осени, грущу из-за того, что ушел любимый, исчез, выключив телефон. Уже который день никуда не выхожу, передвигаюсь по дому неслышно, не хочу, чтобы приставали с вопросами, советами, выражали сочувствие. И я уже окончательно расклеилась, когда приходит эсэмэска от двоюродной сестры, живущей рядом с бабушкой.

У Нелли за плечами развод, две дочери-близняшки, большой сад с тюльпанами, разноцветный текстиль по всему дому – Нелли работает портнихой. «Я знаю, что ты грустишь! Напиши мне, пожалуйста». И я послушно пишу. Я объявлюсь тогда, когда буду снова улыбаться. Пишу одно, а в душе – другое. Как же хочется позвонить, разрыдаться, пожаловаться на свою горькую долю! И она ведь как-то узнала про это мое желание, почувствовала. Ответное сообщение – как согревающее прикосновение родного человека: «Я понимаю, ты привыкла все сама… И я такая. Но если поделиться, то будет вдвое легче. Приезжай, у нас здесь солнце включили. Не сиди ты там одна, не умножай свои печали. А ну-ка собирайся, дуй ко мне!»

Прочитав эсэмэску тут же решаю ехать. Уже через  четверть часа выхожу из дома. Поеду на вокзал – и ближайшим поездом к Нелли. Заодно и бабушку навещу. Сразу так хорошо становится: теперь я не одна. Скоро рядом будут бабуля, сестра с ее детишками… И сад с тюльпанами…

На стене оживает  следующее воспоминание. Чувствую себя подростком перед игровым автоматом – мне не терпится преодолеть первый раунд и посмотреть, что там дальше. Вот нам с подругой по восемнадцать, мы идем сдавать донорскую кровь, необходимую нашей однокурснице. Немного страшно и подташнивает, в последний раз ели накануне вечером, и то овощной салат. Пока кровь наполняет мешочек, я напеваю какую-то привязчивую песенку, улыбаюсь и повторяю про себя, что у меня ничего не кружится и не трясется, что я вообще сильная, а не кисейная барышня. И вроде вполне себя убедила: минус пятьсот миллилитров крови – а я бодрячком. А вот когда стали вынимать капельницу – все разладилось. Минут на пять выпала из реальности.

Зато через  несколько дней, когда я расплачивалась за свекольную запеканку в студенческом буфете, мне позвонили и сообщили, что жизни однокурсницы больше ничего не угрожает. Операция прошла успешно. В тот день мне было так хорошо, как будто у меня вся власть мира. И поэтому от меня тоже зависит чудо жизни, поэтому я, с помощью собственного тела и воли, могу продлить жизнь другому человеку! Могу сама стать счастливой и сделать счастливее ближнего.

…Не успеваю  досмотреть это воспоминание, как  звуки извне усиливаются. Я чувствую головокружение, сажусь на пол, опираясь спиной о стену. В этот момент отчетливо  слышу мягкий мужской голос: «Она приходит в себя».

 
Часть II

Дорогая Скотти, в те моменты, когда тебя душит отчаяние, когда тебе кажется, что у тебя ничего не получается и что невозможно ничего сделать, вот знай, дорогая Скотти: только в такие моменты ты по-настоящему идешь вперед.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд (из переписки  с дочерью)

– Стоишь на берегу и чувствуешь соленый запах ветра, что веет с моря. И веришь, что свободен ты, и жизнь лишь началась…

– Я не был на море…

– Ладно, не заливай! Ни разу не был на море?

– Не довелось. Не был.

– Мы уже постучались на небеса, накачались текилы, буквально проводили себя в последний путь… А ты на море-то не побывал!

– Не успел. Не вышло.

– Не знал, что на небесах никуда без этого? Пойми, на небе только и разговоров что о море.

к/ф «Достучаться до небес»

 
1

– Ты кофе будешь?

– Нет, спасибо. Лучше яблок.

На кухне открыто  окно, отсюда не видно набережной. Вместо нее – дома, похожие на цветные  кубики, раскиданные по бугристому покрывалу холмов. Я завариваю  кофе, его аромат перемешивается с  дыханием весны, отчего воздух на кухне светлеет до волшебной прозрачности.

Эта весна пришла как-то неожиданно. Две недели подряд гремели грозы, и ветер сломал немало зонтов. А потом наступил вторник новой, третьей, недели и  на небе поселилось настолько щедрое солнце, что пришлось снять с себя пальто и отвезти его в химчистку – ну, перед тем как повесить в шкаф до осени. Потрясающая весна. С запахом обновившегося моря и солнечными лучами сквозь еще молодые листья. Вчера сходили в местный зоопарк, где и животные радовались приходу тепла: пингвины строили свои дома, столетние черепахи целовались, слоны, ожидающие скорого пополнения семейства, поливали друг друга водой.

Я очищаю желтые яблоки от кожуры, нарезаю их дольками, раскладываю солнцем на голубой  тарелке. Возвращаюсь на наш балкончик, где сидит Рэ, закинув ноги на перила. Он с довольной миной разглядывает похрапывающего Пако. Я смотрю на эту картину и не могу поверить, что каких-то три месяца назад в этих стенах одиночества было больше, чем в самой дальней пустыне. Это было гордое одиночество, которое выбираешь намеренно, надеясь, что оно поможет расставить мысли по полочкам и отпустить прошлое, которое таскаешь с собой повсюду, как интересную книгу. Обращаешься к ней при каждом удобном случае, надеясь, что скоро она будет дочитана и ты наконец сможешь сделать уверенный шаг в будущее.

Я не ставлю этот метод под сомнение. Я сама так  жила и так же надеялась. Но все  методы, теории, схемы лишаются актуальности, когда встречаешь… спасителя. Понимающего  тебя человека. Того, кто неожиданно приходит в твою жизнь, заполняет ее пустоты своим присутствием. Своей любовью, которая основана не только на дружбе, схожести судеб, но и на том, что трудно объяснить. Притяжении?..

– Эй, парень, не грусти, дождь не смоет солнце – у него силенок не хватит. А мы с тобой под Новый год сотрем все старые счета и убежим туда, где речь не та, и счастья перевес, и персики в мае созревают…

Ставлю тарелку  с чашкой на стол, напевая ту самую  негритянскую песенку – нашу с  Пако. Он в полудреме начинает вилять хвостом, я улыбаюсь чуткости пса и вспоминаю день, когда впервые увидела его. Брошенный оттерхаунд трогательно ютился в продуваемом подъезде. В его глазах было то же самое, что и в моих, – отчаянное желание жить дальше, из последних сил. Мы справились.

– Я не грущу, до Нового года еще есть время, и, надеюсь, ты не собираешься убегать? Знай, Север, я тебя не отпущу. Буду сторожить круглосуточно.

– Круглосуточно? Я не против! С твоей работой это будет настоящим чудом.

– Ну, физическое присутствие – это только полдела. Намного важнее привязанность сердца. Это может звучать пафосно, но я действительно так думаю.

– Рэ, знаешь, я стала бояться слов, значащих многое, главное. Мне кажется, чем чаще я их говорю, тем быстрее приближаюсь к потере. Наверное, это следствие пережитых разлук. Но одно знай: я счастлива, что ты рядом.

– И я. Счастлив. С тобой… Получается, теперь ты редко будешь признаваться мне в любви?

– Может быть. Но я буду рядом, буду любить тебя без слов – своим присутствием, своей заботой и прикосновениями.

– Я согласен!

У нас с ним  все просто. Мы вместе, и нам хорошо. Пришли друг к другу вовремя: я, запутавшись, билась в сетях неожиданной развязки, а он, изможденный безрадостной жизнью, искал только спокойствия.

– Хорошо, что у нас с Зейнеп не было ребенка. Иначе на любви к нему и держались бы эти отношения. Вот моя сестра – она развелась с мужем, имея пятилетнего сына. Как-то она сказала мне: «Когда-то Пати стал причиной, по которой мы перестали спать в обнимку. Но в последнее время Пати был единственной причиной, по которой мы продолжали спать в одной кровати».

Я крепко обнимаю  Рэ и хочу сказать ему, что с  каждым днем сильнее погружаюсь в  него, хотя думала – больше никогда  не полюблю. Сдерживаюсь. Тот самый  страх перед громкими словами.

Лучше поцелую.

 
2

На каждую женщину  приходится одна всепоглощающая любовь; все, что после нее, – сознательное чувство, когда тебе просто хорошо, что он рядом. И это не тот случай, когда, перебесившись и отчаявшись, ты позволяешь себя любить, а отвечая на его поцелуи, думаешь о другом, кто никогда больше не придет.

Сознательная  любовь – это не эгоистическое  потребительское отношение. Это  то, к чему приходит каждая из нас, когда  встречает человека, который не завоевывает  красивыми словами и которого не нужно приукрашивать. Вы беретесь за руки и спокойно идете вперед, оставляя за собой былые разочарования и напрасные ожидания. Вы не стираете прошлое, но помещаете его в дальний ящик и делаете шаг навстречу новой жизни. Да, любить можно по-разному. Важнее не бояться, что это может закончиться.

Я для него, как  и он для меня, то самое трезвое  чувство, к которому мы оба пришли через череду потерь. Он не интересуется подробностями моей истории, я не интересуюсь подробностями его. Мы не вываливаем друг на друга пережитое, не спешим быстро узнать друг друга, мы говорим о том, что было действительно недавно. Не из страха сделать что-то не так, испортить впечатление, разрушить что-то, что пока не окрепло. Из желания соблюсти золотую середину – максимально выровнять движение корабля, придерживаться одного курса и ждать, когда на горизонте появится наше место, где мы сможем пришвартоваться. Не торопиться, но и не медлить – и то и другое может оказаться губительным. Поэтому лучше двигаться осторожно и, главное, в унисон, чтобы сохранить пока еще хрупкое, но такое волшебное ощущение.