Архитектура России 17 века

Победа 1618 года над Владиславом и Сагайдачным, отмеченная строительством церкви, в 1620-е  гг. воспринималось как важнейшая  веха, означавшая конец Смутного времени. Романовы имели основания праздновать  победу над Владиславом и как  общегосударственную (конец Смуты), и как родовую, романовскую (возвращение  Филарета Никитича из польского плена  и временное устранение соперника  Михаила Федоровича - королевича Владислава). Это объясняет появление первого  репрезентативного памятного храма  в царской усадьбе, которая ко времени избрания Михаила Федоровича на царство была его единственной наследной родовой вотчиной в  московском уезде.

Храм  принадлежат к типу бесстолпных  церквей с крещатым сводом, снаружи  отраженном в пирамидальной "горке  кокошников", который возник и  получил определенное распространение  в последней четверти XVI в, в "годуновский" период. Таких храмов известно немного - это придел Василия Блаженного собора Покрова на Рву, старый собор  Донского монастыря, надвратная церковь  Происхождения Древ Симонова монастыря  и церковь Троицы в Хорошеве. Вероятно, что к их числу принадлежала также  церковь Николы Явленного у Арбатских  ворот, данными об устройстве внутреннего  пространства которой мы не располагаем; однако, судя по известным изображениям ее внешнего вида, этот храм вероятнее  всего должен был быть бесстолпным. Итак, помимо церкви Покрова в Рубцове  нам известно только пять бесстолпных  храмов с крещатым сводом и "горкой кокошников". Все они были построены  между 1588 и 1600 гг. Первые четыре из названных  храмов относятся к еще более  краткому периоду 1588 и 1598 гг. Идентичность их размеров, конструкции сводов и  некоторых приемов декоративного  убранства позволяет объединить эти памятники в компактную группу, связанную, в первую очередь, единством  конструктивного приема, состоящего в использовании ступенчатых  распалубок крещатого свода, позволяющих  повысить его щелыгу. Все храмы  связаны с государственным заказом, и возможно, их сходство было следствием сознательного повторения образца (придела Василия Блаженного).

Итак, в  конце XVI в. в архитектуре Москвы и Московского уезда возникла группа бесстолпных храмов, перекрытых крещатым сводом со ступенчатыми распалубками, и увенчанных пирамидальной "горкой кокошников". С этими памятниками связаны наиболее смелые поиски конструктивного и объемного решения бесстолпных храмов в конце XVI в. В XVII в. описанный тип бесстолпного храма не получил развития, будучи вытеснен более простым сомкнутым четырехлотковым сводом. Единственным примером его использования вне рамок "годуновского периода" является церковь Покрова в Рубцове.

Ее сходство с перечисленными церквями хорошо заметно  при первом же рассмотрении: церковь  увенчана "горкой кокошников" из трех поставленных один над другим рядов, по три кокошника в каждом. Квадратный четверик перекрыт крещатым сводом, к нему примыкает трехапсидный алтарь.

  Отметим основные черты, отличающие церковь Покрова: это приземистость объемов, крупный размер четверика (внутренние размеры 9*9 м) и постановка на высоком подклете. Кроме того, в церкви Покрова заметно искажение пропорций - тяжелый объем основания контрастирует с маленькой венчающей главкой, а "горка кокошников" вместо вертикальных треугольных имеет приплюснутые одутловатые очертания. Соответственно происходит перераспределение акцентов как в интерьере, так и в объемно-пространственном построении храма.

Одно  из важных и наиболее заметных отличий  церкви Покрова заключено в лапидарной трактовке ее фасадов, где используется самый простой набор элементов, основанный почти исключительно  на возможностях кирпичной кладки (в  отличие от изысканных "итальянизирующих" деталей Хорошевского храма). Законченная  композиция, в которой угадывается  ее образец - декор годуновских храмов конца XVI в. - достигается при помощи компоновки простейших элементов, которые, кроме того, выглядят слишком вялыми в сравнении с массивным объемом  церкви.

есоответствие декора масштабам здания еще раз  убеждает нас в том, что архитектура  церкви Покрова была результатом  намеренного воспроизведения образца  конца XVI века силами зодчих 1620-х годов. В зодчестве этого времени, можно  найти аналогии не только пропорциональному  строю церкви Покрова, но, и в еще  большей мере - характерным особенностям ее декоративного убранства. Такой  близкой аналогией может послужить  архитектура уже упоминавшейся  церкви Николы Надеина в Ярославле. На фасадах этого храма использованы те же простые трехуступчатые карнизы  и архивольты, что и в церкви Покрова; эти элементы в церкви Николы трактованы так же вяло, они так  же инертны по отношению к плоскости  стены, как и в церкви Покрова. Противоречие между тяжелыми крупным  объемом четверика и вялой  непластичной декорацией одинаково  характерно для ярославского и московского  храма 1620-х годов. Сходство между  ними может подтвердить и одинаковая трактовка элементов "катушечного" пояса. Кроме того, в обоих храмах излишняя массивность объемов при рассмотрении извне искупается пространственностью интерьера.

Церковь Покрова в Рубцове - первый каменный обетный храм новой династии, строительство  которого в родовой вотчине имело  репрезентативное значение и было связано  с идеей утверждения Романовых  на троне, был построен по образцу  годуновской церкви Троицы в Хорошеве мастерами артели во многом схожей по характеру используемых приемов  с артелью, работавшей в Ярославле  в начале 1620 - х годов.

Влияние образца - церкви Троицы - прослеживается в композиции симметричного двухпридельного  плана, использовании крещатого  свода со ступенчатыми распалубками, карнизом на уровне пяты свода и (возможно) машикулями, завершении четверика "горкой кокошников" с трехчастным антаблементом  в его основании, а также в  применении фриза консолей в карнизе  барабана и килевидных кокошников заостренного рисунка в его основании.

Характерные черты архитектуры 1620- х гг. проявляются  в искажении пропорций, лапидарности декоративных элементов, что определяет излишнюю массивность и некоторую  огрубленность архитектуры церкви Покрова.

Требования  заказчика, возможно, проявились в крупных  размерах церкви, постановке ее на подклет  и использовании двухярусной  крытой галереи.

Если предположение  о строительстве церкви Покрова  в Рубцове по образцу церкви Троицы верно, то к ее архитектуру следует  рассматривать как результат  уникального сочетания условий  заказа и обстоятельств строительства. Рубцовский храм - единственный известный  нам пример церкви первой трети XVII в., построенной по конкретному образцу  конца XVI века, особенности архитектуры  которого поэтому позволяют нам  наглядно судить о том, насколько  перерыв в строительстве, вызванный  Смутным временем, повлиял на развитие архитектуры.

Проведенное сравнение не позволяет говорить о значительном забвении годуновской  архитектуры. Напротив, ее приемы и  принципы были сохранены, что позволило  добиться достаточно точного повторения не только внешних форм образца, но и деталей интерьера и конструкции  свода. Архитектура церкви Покрова  в Рубцове, связанная с годуновским  образцом, сыграла роль одной из "связующих нитей" между традицией  конца XVI в. и зодчеством Романовского времени.

Однако  в 1620-е гг. были потеряны равновесие пропорционального строя годуновских  бесстолпных храмов и цельность  системы декора, ориентированной  на итальянские постройки Кремля. Архитектура церкви Покрова демонстрирует  нам утрату актуальности крещатого  свода со ступенчатыми распалубками, т.к. в рубцовском храме не повторена  важнейшая черта этой конструкции - ее вертикализм, а также - исчезновение интереса к "итальянизирующим" элементам (или утрату способности к их воспроизведению).

3 Роль белорусских  мастеров в истории русской  архитектуры 17 века

С восшествием  на русский престол династии Романовых  жизнь в Московском государстве  после Смутных лет начала XVII века стала быстро налаживаться. Страна переживала подъем во всех сферах своей  жизни, и царский двор как никогда  ранее стал нуждаться в большом  количестве квалифицированных мастеров для строительства и украшения  новых дворцов и храмов, налаживания  производства всего необходимого в  царском быту, чтобы стать вровень  с другими европейскими государями, не уступая им ни в чем. Вслед за царем знатные бояре и богатые  купцы стремились возводить свои храмы, украшая их с еще не превзойденной  роскошью. Потребность в мастерах художественных специальностей была велика, будь то оружейники или иконописцы они привлекались в придворную Оружейную  палату, объединившую множество различных  по своей специализации мастерских. В них рука об руку трудились мастера  самых разных национальностей - немцы, голландцы, поляки, греки, армяне и многие другие. Особую роль с середины столетия в штате Оружейной палаты стали  играть белорусские мастера, прибывшие  разными путями в Москву из Великого княжества Литовского, где уже  многие годы шли военные действия и сложилась непростая конфессиональная ситуация (под белорусами понимали православных, прибывших из тех же земель католиков считали поляками).

Эти мастера  составляли лишь малую частью того потока белорусских беженцев, который  хлынул в Россию в 50-е гг. XVII в. Московское правительство, заинтересованное в  притоке нового населения на свои земли, не выдавало Великому княжеству  Литовскому бежавших оттуда людей. Кроме  того, в белорусах видели притесняемых католиками единоверцев, ищущих защиты и покровительства православного  государя.

Большой интерес России к белорусским  переселенцам объяснялся также тем, что они были хорошими ремесленниками в самых различных специальностях, в том числе тех, которых в  Москве не знали. Среди них были оружейники, мастера стекольного дела, ценинники, столяры, токари, мастера часового и  типографского дела, переплетчики, ювелиры, живописцы, строители и  многие другие. Уровень их мастерства был очень скоро оценен по достоинству. В белорусские земли вскоре стали  специально посылать государевых людей  для вербовки на службу русскому царю местных ремесленников. По указу  государя в Москву брались "из Вильны, из Полоцка, из Витебска, из Смоленска  розных дел мастеровые люди с женами и с детьми на вечное житье". Тех, кому предстояло работать при дворе, вначале приводили к вере, то есть они должны были подтвердить свое православное вероисповедание. Затем  им устанавливался оклад. Надо сказать, что приезжим мастерам старались  платить хорошо, поощряя их желание  навечно остаться в Московском государстве  и работать на его процветание. И  действительно, большинство прибывших  в Москву иноземцев, в том числе  и белорусов, обрело в России вторую родину.

Помимо целенаправленной вербовки мастеров на царскую службу, белорусы попадали в Московское государство  и иными путями. Многие бежали сами под покровительство Московского  государя, многих брали "в полон" в результате военных действий московские бояре. Селились они во многих русских  городах - от пограничных с Великим  княжеством Литовским до Новгорода. Самый значительный приток их был  в Москве, где во второй половине XVII века выходцы из белорусских земель составили 10% населения. Некоторые из них расселились в московских слободах по профессиональному признаку (Гончарная, Бронная и т.д.), а большая  часть осела в специально организованной для них Мещанской слободе.

Наряду  с царем целенаправленную политику по привлечению в Россию белорусских  умельцев проводил патриарх Никон, который  нуждался в них для устроения  и украшения основанных им монастырей - Иверского и Новоиерусалимского. Для реализации своих грандиозных  затей он целиком переселил братию Кутеинского монастыря под Оршей  в Иверский монастырь на Валдае. Кутеинский монастырь славился своей  типографией, которая также была перевезена на Валдай. Вслед за монахами на Валдай массово потянулись жители окрестных с Кутейно мест. В  результате вдали от Москвы Никон  смог сосредоточить множество первоклассных  мастеров различных специальностей. Эти же мастера были потом переведены Никоном в подмосковный Воскресенский  монастырь, собор которого строился как точная копия храма над  Гробом Господним в Иерусалиме. Вплоть до опалы патриарха в 1666 г. в распоряжении Никона находились лучшие мастера-декораторы, каких не было в ту пору и при  царском дворе. Зная о том, что  патриарх окружил себя белорусскими выходцами, в Воскресенский монастырь  стремились и вновь прибывавшие  в Россию мастера. Современники так  писали об этом: "Приезжаху мнози  из многих стран и земель иноземцы, хотещи видети лица его и зрети  таковаго великаго строения, он же всех с радостью приимаше".

Работавшие  при Никоне белорусские резчики  по дереву и мастера по производству изразцов внесли неоценимый вклад в  развитие русского монументально-декоративного  искусства. Своим невиданным расцветом  во второй половине XVII века оно обязано  именно им. Белорусы привнесли в  русскую художественную практику совершенно новые технологии и, более того формы  орнамента, принципиальным образом  изменившие стиль русского искусства. Белорусы, естественным образом воспринявшие на родине общеевропейские мотивы декора, активно внедряли их в русское  декоративное искусство и архитектуру. Европейский декор с их легкой руки быстро прижился в России, тем  более, что получен он был от единоверцев, в адаптированном к православию  виде.

В первую очередь это относится к мастерам - резчикам по дереву, которые решительным  образом изменили облик русского иконостаса. Долгое время русский  высокий иконостас представлял  собой стенку из икон, где конструктивная часть была не видна и не играла никакой художественной роли. В Белоруссии же вошло в практику устраивать резную орнаментальную раму иконостаса, где резьба играла столь же существенную роль, что и живопись. Мотивы и техника этой резьбы пришли в белорусские земли из северной Европы через Польшу, где использовались в изготовлении алтарей католических храмов. В великом княжестве Литовском, с его пестрым конфессиональным составом населения, этой резьбой украшали и алтари католических храмов, и иконостасы православных. Прекрасные образцы такой резьбы сохранились в Белоруссии и поныне. Конечно, в католических алтарях орнаментальной резьбе доставалась лишь служебная роль. Главное внимание уделялось скульптуре и живописи. В православных же иконостасах развитой статуарной скульптуры не могло быть по каноническим соображениям, поэтому главная роль в них принадлежала орнаментальным формам.

Для собора Валдайского Иверского монастыря  приезжими белорусскими резчиками  был выполнен первый на русских землях подобный иконостас. Он, к сожалению, не сохранился, но, очевидно, оказал огромное впечатление на Никона, который привлек  тех же мастеров к созданию иконостаса в Новоиерусалимском монастыре. Этот иконостас также не дошел  до нас, но известно множество других образцов иконостасов белорусской  рези, выполненных уже после того, как резчики Никона поступили  в ведение Оружейной палаты.

Принципиальная  новизна белорусской рези заключалась  в том, что она была объемной и  сквозной, фактически скульптурной. Резьба такого рода требовала и совершенно иного инструментария, неизвестного русским резчикам. При переезде из Воскресенского монастыря в Москву белорусы взяли с собой "6 стругов  больших, 6 шархеблей, 25 стружков малых, 25 дорожников малых, 6 пил больших  и средних и малых, 17 круглых  долот, 5 клепиков, кружало, 4 молота-напарья, 9 долот токаренных, буравчик, два  шила, семеры тиски деревянных, пять досок на чем делают столярное  дело". Были взяты также две "книги  деревянных резей в лицах", служившие  образцом для резчиков и представлявшие собой богато иллюстрированные гравюрами  европейские издания, предназначенные  в помощь архитекторам и декораторам.