Чарльз Дарвин

Чарльз Дарвин.

Небольшой английский городок  Шрусбери. На вершине крутого обрыва, который уступами спускался к  реке Северну, стоял высокий, выстроенный из красных кирпичей дом. Его окружал большой сад с декоративными и плодовыми деревьями. Комнаты нижнего этажа, увитого зеленым плющом, выходили прямо в оранжерею. В этом доме 12 февраля 1809 года родился Чарльз Дарвин.

Его отец Роберт Дарвин был  врачом и пользовался широкой  известностью. Он был необыкновенно  заинтересован в людях, относился  к ним с искренней симпатией  и внушал пациентам такое уважение к себе, что они даже делились с ним своими житейскими проблемами.

Мать Дарвина умерла, когда  Чарльзу было немногим более 8 лет, и  он помнил только ее кровать, черное бархатное  платье и рабочий столик. Через  год после смерти матери Чарльза  отдали в школу доктора Батлера, где изучались главным древние языки. Маленький Дарвин увлекался сбором коллекций раковин, печатей, монет. Особенно любил он собирать птичьи яйца, но никогда не брал из гнезда больше одного яйца. Многие часы он проводил на берегу реки, забросив удочку и поглядывая на поплавок. Как-то он узнал, что червей можно умерщвлять морской водой, и с тех пор никогда не насаживал на крючок живого червя, хотя это, может быть, и уменьшало его улов. Он старался находить для коллекции мертвых бабочек и жуков, чтобы не прокалывать живых насекомых булавками.

Вечерами, когда в Шрусбери гасли огни, Чарльз с братом Эразмом  забирались в беседку и здесь, в самодельной химической лаборатории, пытались получить вещества, которых  не получил до них еще не один химик.

Узнав о новом увлечении  Чарльза, товарищи прозвали его “Газом”, а доктор Батлер сделал ему при всех выговор, выразив надежду, что вместо никчемных занятий он будет с должным прилежанием изучать языки.

Так как от пребывания в  школе Доктора Батлера не было никакого проку, отец забрал Чарльза из школы вместе с его старшим братом и отправил детей в Эдинбургский университет на медицинский факультет.

Чарльза увлекало изучение живой природы. Среди студентов  было немало любителей природы. Вместе с ними он собирал в лужах и  на берегу после отлива червей, рачков и моллюсков; нередко выезжал  с рыбаками в море, где вылавливал устриц, и за короткое время собрал большую коллекцию раковин. Он познакомился с негром, который зарабатывал на жизнь набивкой чучел. Дарвин стал брать у него уроки и просиживал в его доме целые вечера.

Но медицина не увлекла  Чарльза, и отец предложил ему  стать священником. Молодой Дарвин прочел несколько богословских книг и не нашел в них ничего, что  противоречило его убеждениям. Он верил сказкам библии о сотворении мира богом и о всемирном потопе. Кто бы мог подумать, что пройдут  годы и Дарвин нанесет самый сильный  удар религии, который ей когда-либо случалось получать.

В 1828 году Дарвин поступил в  Кембриджский университет на богословский факультет. Изучая богословские науки, Чарльз по-прежнему увлекался спортом, живописью, музыкой, часами простаивал в галерее Кембриджа перед  картинами. Вглядываясь в живописные пейзажи, в лица людей, он думал, как  прекрасно серьезное искусство, выражающее большие мысли. Он любил  чарующую музыку Бетховена: когда в  комнате раздавались тихие, нежные звуки Лунной сонаты, Чарльз затаивал дыхание, дрожь пробегала у него по телу и перед его глазами вставало озеро в мягком сиянии лунной ночи или яркие солнечные блики среди тенистой листвы, омытой дождем.

Но ничто не доставляло ему такого удовольствия, как собирание  жуков. Это уже было служение науке, и довольно скоро все виды кембриджских жуков были в его коробках. Он отыскивал их повсюду, даже во мху, снятом со старых деревьев, и в соре, сметенном  со дна барок. Особенно запомнился ему  один случай. Однажды, содрав с дерева кусок коры, он увидел двух редких жуков. Взяв по одному из них в руки, он уже  собрался уходить, как вдруг увидел третьего, с рисунком на брюшке в  виде большого креста. Этого жука он не знал. Ошибиться он не мог: память на жуков у него была прекрасная. Недолго думая, Дарвин сунул одного жука в рот и придавил его зубами, но жук внезапно выпустил Чарльзу  в рот едкую жидкость, которая  больно обожгла язык. Дарвин с отвращением  выплюнул жука, потеряв при этом свою находку. Как-то Чарльз прочел в  одном журнале о редком жуке, там  же было указано: “Пойман Ч. Дарвином”. Самолюбие его было чрезвычайно польщено, и он даже подумал: не стать ли ему жуколовом?

В Кембридже Дарвин познакомился с профессором Генсло. Впервые в мрачных средневековых аудиториях Генсло предложил студентам для изучения живые цветки. Знания его по ботанике, химии и минералогии были так обширны, что Дарвину казалось: Генсло знает все.

Дарвин впитывал в себя эти знания, как впитывает сухая  земля каждую упавшую на нее каплю  дождя. Часто Генсло уводил студентов в окрестности Кембриджа и образно рассказывал о растениях. Дарвин всегда принимал участие в этих прогулках, так что его стали называть “Тот, что гуляет с Генсло”.

Познакомился Дарвин и  с геологом Седжвиком. Не раз карабкался он с ним по необитаемым горам Северного Уэльса и делал геологическую разведку еще не исследованных мест. Несмотря на свое обещание никогда не заниматься геологией, он работал “как тигр” и на каникулах составил геологическую карту окрестностей Шрусбери.

Как-то Дарвин нашел в  песчаной яме тропическую раковину. Пласты относились к ледниковому  периоду - как же попала в них эта  раковина? Удивленный, Дарвин показал  свою находку Седжвику.

- Скорей всего,- спокойно  сказал геолог,- кто-нибудь выбросил  эту штуку в яму. Если бы  действительно раковина попала  в ледниковые пласты естественным  путем, то это перевернуло бы  вверх дном все наши представления  о них. 

Дарвина удивило равнодушие ученного, который не заинтересовался  такой редкой находкой. Разве человек, которому все ясно, перевернет науку?

Священником Дарвин так и  не стал. Однажды он получил письмо от профессора Генсло. Профессор писал, что корабль “Бигль” (“Ищейка”) отправляется в кругосветное плавание, и советовал Дарвину принять участие в этом путешествии в качестве натуралиста.

Начались энергичные сборы  в дорогу. Приехав в Плимутскую бухту, Дарвин увидел стоявший на якоре десятипушечный бриг, один из тех небольших судов, которые моряки прозвали “гробами”, так как такие корабли легко переворачивались во время шторма.

“Бигль” должен был обследовать морские пути к Южной Америке (где находились тогда колонии Англии) и привезти точные мореходные карты для безопасного плавания вдоль ее неисследованных берегов. Капитан “Бигля” Фиц-Рой провел Дарвина в каюту: середину ее загромождал большой стол, над ним висел гамак, в котором Дарвин мог отлеживаться во время качки; вдоль стен стояли книжные шкафы. Предложив Дарвину свои книги, инструменты и оружие, Фиц-Рой сказал:

- Располагайтесь поудобнее. Ведь нам предстоит трястись на этом судне долго. Для меня было бы истинным несчастьем знать, что мой спутник чем-то недоволен.

Когда “Бигль” покинул Плихмутскую бухту и уходил в открытое море, Дарвин долго еще слышал печальные удары колокола с Элдистонского маяка и все смотрел на берег, пока тот совершенно не скрылся из виду за голубой далью воды.

Каждое утро, забросив за борт сеть, он вылавливал мелких морских  животных. Матросы прозвали его “Мухоловом”, а лейтенант Уихгем, в обязанности которого входило следить за порядком и чистотой на палубе, приходил в отчаяние при виде уймы грязи, которую Дарвин вытряхивал из сети.

Немало неприятностей  доставляла Дарвину качка. Во время  шторма, когда яростно дул ветер, море грохотало, с ревом вздымались покрытые пеной волны,- ничего не было видно вокруг, кроме бесчисленных брызг. И только альбатрос, распустив  крылья, ровно несся по ветру. Маленький  корабль бросало, как щепку, он то взлетал на гребень волны, то нырял в бездну, и тогда бурная волна захлестывала его жалобно скрипевшие снасти. В такие минуты Дарвину казалось, что сама судьба против него. Он жестоко страдал от морской болезни и горячо раскаивался, что поехал. Но отказаться от дальнейшего путешествия он не мог. Мысль исследовать тропическую природу все сильнее захватывала его воображение.

За все время плавания никто не слышал от него сердитого  слова и не видел его в дурном расположении духа.

Когда “Бигль” бросил якорь у берегов Бразилии, Дарвин попал в места, полные таких соблазнов для любознательного натуралиста, что чувствовал себя вознагражденным за все свои страдания. Ему казалось, что он попал в волшебный край исполненных желаний.

Красота тропического леса поразила его. Множество лиан, подобно  змеям, обвивали деревья, ползли по земле  и переплетали все, создавая дикую  неразбериху, которая поражала глаз первобытной красотой. Дарвин любовался  беспорядочной, роскошной оранжереей, созданной природой. Какое богатство  видов! Какой буйный рост зелени под  благотворным влиянием тепла и влаги!

Дарвин следил за полетом  больших ярких бабочек. Медленно и величественно летали они над  цветками, а опустившись на землю, распускали крылья и бегали, производя  треск и шум. Целая армия муравьев-листорезов не спеша шествовала по тропикам, прикрываясь  кусочками листьев, словно зонтиками. Оса охотилась за пауком, готовя корм для своих личинок. Отрывисто  чиркая, носились среди колючих деревьев крошечные колибри. Время от времени  они подлетали к цветам, глубоко  погружали в них тонкий изогнутый  клюв и висели в воздухе на своих  невидимых крылышках.

Когда наступали сумерки, древесные лягушки, цикады и сверчки  поднимали неумолчный концерт и, прислушиваясь к их разноголосому  хору, Дарвин следил за светящимися  насекомыми...

Летом 1832 года “Бигль” подошел к побережью Уругвая.

...Гасла вечерняя заря, за горизонтом тонул тусклый  розовый блеск последнего луча. Ярко разгорался костер, разведенный туземцами, и причудливые тени от пляшущих языков пламени метались по траве. Дарвин лежал на земле, положив под голову седло вместо подушки, и наблюдал, как местные жители - гаучосы жарят мясо дикой коровы, завернув его в шкуры, чтобы ни одна капля мясного сока не вытекла. Какой-то гаучос поймал эту корову с помощью лассо(аркана, сплетенного из сыромятных ремней). Дарвин видел, как ловчий сделал большую петлю, покрутил ее над головой и, прицелившись, ловко метнул вперед, набросив на шею убегающему животному. И Дарвин понял, почему этих местах звери боялись человека верхом на лошади и не обращали внимания на выстрелы: они не знали ружья. Взяв лассо, он хотел поохотится, но поймал своего собственного коня, и гаучосы хохотали до упаду, впервые увидев, как всадник изловил самого себя.

В Уругвае песчаные волнистые  равнины местами были покрыты  блеклой, сожженной солнцем травой. Деревьев не было, лишь по берегам рек  росли чахлые безлистые кустики, они безмолвно повествовали о  палящем зное, о жгучих ветрах и  искушенном зноем земле.

Вспомнив роскошную растительность тропиков, Дарвин подумал: какую большую  роль играют условия жизни в развитии растений и животных.

В Бразилии и Уругвае Дарвин собрал в коллекцию 80 видов птиц и много пресмыкающихся. Здесь  он нашел крупную челюсть и  зуб мегатерии - вымершего ленивца. Стоя на обрывистом речном берегу, Дарвин с удивлением рассматривал найденную  челюсть. Судя по ее величине, древние  ленивцы были огромными животными, величиной со слона. Но как же они питались? Лазить по деревьям, как это делают современные ленивцы, они не могли (какая же ветка выдержала бы слона?). Очевидно, опираясь на массивные задние конечности и хвост, они обхватывали дерево передними конечностями, пригибали его к себе и объедали листву. Но отчего они вымерли? Человек не мог их уничтожить - тогда не было людей.

Может быть, причиной гибели этих гигантов были катастрофы? Но если бы это было так, ленивцы вообще исчезли  бы с лица земли, а не уменьшились  бы до в размерах до величины современных ленивцев. Дарвин не находил ответа: отчего они вымерли? Чем объяснить их сходство с современными животными?

Еще более удивился Дарвин, найдя зуб ископаемой лошади. Дикая  американская лошадь! Но ведь лошадей  в Америке не было, пока их не завезли  туда европейцы. При виде лошадей, привезенных  испанцами, индейцы шарахались в  сторону. Откуда же этот зуб? Кости вымерших животных заставили задуматься Дарвина  о далеком прошлом Земли. Кювье  считал, что только лицо катастрофы меняют лицо планеты и ее живой  мир.

Дарвин знал, что вулканические  извержения, землетрясения, наводнения - грозная сила. Однажды он сам  был свидетелем землетрясения. Это  случилось в Южной Америке. В  этот день он лежал на берегу моря и  отдыхал. Вдруг сильный толчок поднял его на ноги. Земля глухо гудела, стонала, горбилась, подземный гул и грохот камней слились в оглушительный рев разрушения гибели. Деревья качались, словно от сильного ветра, в море поднимались огромные волны, они обрушивались на берег, выбрасывая тяжелые камни. Два города были разрушены до основания, земля растрескалась, берега заметно поднялись, и раковины, за которыми жители еще недавно ныряли на дно, теперь покрывали прибережные скалы.

Дарвин был потрясен зрелищем переворота, который совершается  веками, а здесь произошел в  одну минуту. Он знал, что страшные опустошения  производят и обвалы, когда огромные массы густой грязи сползают по травянистым  склонам в долины и превращают цветущие места в серую, слабоволнистую, безжизненную поверхность. Иногда обвалы преграждают горные долины, создают  запруды высотой в несколько  сот метров и новые озера длиной в сотни километров. Изменяют поверхность  Земли и песчаные бури, и весенние половодья, и ливни, которые, стремительно стекая вниз по склону, увлекают за собой  продукты разрушения горных пород и  минералов, отлагая их где-то в другом месте. Но эти слепые силы разрушения действуют не везде и не всегда, от случая к случаю.