В разработке
концепции “Срединной Европы”
принимали участие многие немецкие
ученые и политики. Ее научное
обоснование и структура были
предложены немецкой общественности
профессором географии в Бреславле
(Breslau) Йозефом Парчем
(1851–1925) и бывшим пастором, а в будущем
[c. 21] организатором Германской демократической
партии Фридрихом Науманном (1860–1919) в
изданных в 1906 и 1915 гг. книгах под одним
названием – “Mitteleuropa” (Срединная Европа).
Геополитическая идея Ф. Науманна
предполагала возрождение Германии в
границах Священной Римской империи германской
нации путем создания нового субъекта
мирового сообщества – “Срединной Европы”,
где бы “для всех больших групп (населения.
– С.Ф.), представляющих духовные и материальные
интересы, были стушеваны границы союзных
государств, как это отчасти уже свершилось
путем установления общности банков, синдикатов,
профессиональных союзов, ремесленных
представительств, сельскохозяйственных
камер, союзов историков, докторов и многих
других”26. Ф. Науманн считал, что для создания
этого “государственного, экономического
и личного сожития в добровольном и организованном
слиянии одного организма с другим, в общности
идей, культуры, работы, правовых понятий
и тысячи других великих и малых вопросов”27
потребуется не менее полувека.
Согласно проекту
Европейского союза государств
Науманна, Прага становилась срединно-европейским
центром, Гамбург оставался центром
морской торговли, Берлин – биржевым
центром, а Вена – юридическим28. Этот свободный
интеграционный межгосударственный союз
должна была возглавить занимающая срединное
региональное положение Германия, которой,
предполагалось, по силам объединить народы
Центральной Европы в единое геополитическое
и экономическое пространство. Науманн
подчеркивал, что “Срединная Европа”
должна быть немецкой. Для “мировых сношений”
она будет пользоваться немецким языком,
но при этом “считаться также с национальными
особенностями входящих в нее народов”,
которые объединятся “в одно целое в преследовании
общих экономических целей”, а основой
для их внутренней связи будет служить
военный союз29.
В то же
время Науманн считал, что на
этом формирование “Срединной
Европы” не завершится. Для обеспечения
ее [c. 22] сырьем и продуктами питания
необходимы прилегающие
к ней аграрные области и, насколько возможно,
“расширение ее северного и южного побережий”30.
Профессор
истории права, юрист Карл Шмитт
(1888–1950) в своей книге “Международно-правовой
порядок Большого пространства
с запретом интервенции пространственно
чужих сил” (Volkerrechtliche Grossraumordnung mit Interventionsverbot
fur Raumfremde Machte) теоретически обосновывал
геополитическую идею Большого пространства
(Grossraum).
Стержнем данной
идеи был выдвинутый германским
государством принцип “национальной
жизни”, основанный на принципе “национального
уважения”31. Согласно принципу “национального
уважения”, отношения между большими
пространствами должны строится с учетом
нового международного права с его превалирующим
принципом невмешательства во внешней
политике и принципом уважения каждого
народа и каждой национальности в политике
внутренней.
К. Шмитт подверг
сокрушительной критике геополитическую
цель американского правительства
установить господство США над
миром. Он считал, что послевоенная Германия
создаст в центре Европы свое “большое
пространство”; его “узнаваемые и установленные
территориальные границы и пределы” станут
преградой экспансионистским устремлениям
США, помешают этой великой державе вмешиваться
в дела Европейского континента.
Основателем
французской школы геополитики
был профессиональный географ
Видаль де ла Бланш (1845–1918), возглавлявший
в течение 20 последних лет жизни
кафедру географии в Сорбонне.
Он резко критиковал Ф. Ратцеля
за переоценку природного и
пространственного факторов
в развитии государства. В основу геополитической
концепции Видалем де ла Бланшем были
положены “непрерывные отношения между
почвой и человеком”32. Им был разработан
новый подход к оценке геополитических
процессов – поссибилизм (от франц. possible
– возможный), согласно которому географическое
положение может [c. 23] стать действительно
геополитическим фактором, но зависит
это от человека, живущего в пределах данного
пространства.
Последователями
и учениками де ла Бланша
были такие известные французские
геополитики, как Жак Ансель (1882–1943) и
Альберт Деманжон (1872–1940), выдвинувшие
в соответствии с требованиями времени
концепции условности границы и европейской
интеграции, на которых базируется геополитическая
идеология Европейского союза.
Англо-американская
школа геополитики с самого
начала имела ярко выраженный
прикладной характер. Важной ее
особенностью является атлантистская
(или талассократическая) ориентация
– развитие концепции морской
силы, что объясняется географическим
положением англо-американского
мира, господствующего на морях и опирающегося
на силу морского флота.
Морская сила
рассматривалась англо-американской
школой как неотъемлемая черта
цивилизации, наиболее подходящая
для установления мирового господства.
Именно поэтому в данной геополитической
традиции в наибольшей мере получили развитие
концепции мировой державы, мирового господства,
имперской геостратегии и однополюсного
мира.
Основоположником
американской школы геополитики
является военно-морской теоретик
и историк, практик военно-морской
стратегии и активный политический деятель
контр-адмирал Альфред Тайер Мэхен (1840–1914).
Он практически одновременно с английским
военно-морским теоретиком и историком
вице-адмиралом Филипом Хауардом Коломбом
(1831–1899) создал теорию так называемой
морской силы, согласно которой господство
на море является главным условием победы
в войне.
Придя к
выводу, что “обладание морем
или контроль над ним и пользование
им являются теперь и всегда
были великими факторами в
истории мира”33, Мэхен выдвинул
идею преимущества морской державы перед
континентальной, а также идею постоянного
противостояния “латинской расы и славянской”.
Согласно его концепции, географическое
положение морской державы “может не
только благоприятствовать сосредоточению
ее сил, но и дать другое стратегическое
преимущество – центральную [c. 24] позицию
и хорошую базу для враждебных операций
против ее вероятных врагов”34. Географическое
положение державы как морской обязывает
ее иметь могущественный военно-морской
флот, ибо “если воюющая сторона будет
иметь флот, значительно превосходящий
по своей силе другие флоты, то она может
с успехом настаивать на своих требованиях”35.
Мэхен дал верный прогноз: “морская судьба”
выведет США на уровень значимого игрока
в мировой политике и поэтому Соединенным
Штатам необходимо развернуть строительство
мощного военно-морского флота.
Главную опасность
для “морской цивилизации”, т. е.
для США, Мэхен видел в континентальных
государствах Евразии, в первую
очередь в России и Китае, во вторую – в Германии.
Поэтому борьба с Россией, с этой, по его
словам, “непрерывной континентальной
массой”, является для США долговременной
стратегической задачей.
А. Мэхен наиболее
эффективной считал стратегию
“удушения” противника, которую
применил американский генерал
Мак-Клеллан в период Гражданской войны
(1861–1865) между 11 рабовладельческими штатами
Юга и федеральным правительством Соединенных
Штатов. Суть ее заключалась в блокировании
территорий противника с моря быстроходными
судами, благодаря чему все внешние коммуникации
южан были перекрыты. В результате экономического
“удушения” Юга Север добился победы.
А. Т. Мэхен
определил “главные условия, влияющие
на морскую силу наций”: 1) географическое
положение, 2) физическое строение (сюда
он включил естественную производительность
и климат); 3) размер территории; 4) численность
населения; 5) характер народа; 6) характер
правительства (сюда вошли национальные
учреждения); позднее он добавил к ним
еще одно важное физическое условие –
форму материка36.
Теоретические
труды Мэхена – “Влияние морской
силы на историю: 1660–1783” (1890) и
“Заинтересованность Америки в
морской силе” (1897) оказали влияние
на политику США, способствовали
их превращению в одну из
сильнейших [c. 25] военно-морских держав
мира. Его наследие было
востребовано не только в островной Англии,
но и в континентальной Германии, принявшей
28 марта 1898 г. проект Имперского большого
закона о флоте, в результате реализации
которого германский флот к 1913 г. вышел
на второе место в мире после британского.
Большой вклад
в развитие геополитической мысли
внесла британская геополитика.
По своей долговечности в общем
спектре достижений геополитической
мысли и воздействию на международную
политику достойное место занимает
концепция английского географа Хэлфорда
Маккиндера (1861–1947). Впервые ее основные
положения о “ключевом районе” (core area)
глобальной геополитической системы были
изложены в докладе, сделанном им 25 января
1904 г. в Королевском географическом обществе
и позднее опубликованном под названием
“Географическая ось истории” в английском
“Географическом журнале”37. До настоящего
времени концепция Маккиндера вызывает
жаркие споры. Тем не менее в XX в. в течение
так называемого межвоенного периода
к советам Маккиндера прислушивались
все правительственные кабинеты Великобритании.
Маккиндер
первым дал полную геополитическую
картину мира того времени. Он
разделил государства с точки
зрения их политической системы
на две группы – северную
и южную, подчеркнув, что мировая
история свидетельствует о непрерывной
конфронтации между континентальными
и морскими державами38. Его теория, названная
позже теорией “хартленда” (сердцевинной
земли), оказала большое влияние на формирование
геополитики в англоязычном мире, а вместе
с теориями Ратцеля и Челлена – на дальнейшее
развитие немецкой, и не только немецкой
геополитики. Следует отметить, что если
ранее ученые-геополитики мыслили категориями
конкретного государства, то Маккиндер
в научных суждениях об организме Земли,
о геополитической целостности мира одним
из первых предложил глобальный подход.
Евразийский
континент, по Маккиндеру, – “Мировой
остров”, занимающий центральное
место на планете Земля. В центре
его находится “сердце мира”
(Heartland) – регион, недоступный [c. 26] для
вооруженных сил морских держав. Его
точные границы Маккиндером не проводились;
более того, он менял их от работы к работе
(1904, 1919, 1943 гг.). Но всегда в центре “хартленда”
располагалась значительная часть России
– от Белого и Балтийского морей до Каспия,
Байкала и Северо-Восточной Сибири. “В
мире в целом, – отмечал Маккиндер, – Россия
занимает центральную стратегическую
позицию… Она может наносить удары во
все стороны, со всех сторон, кроме севера,
может получать удары… Ни одна социальная
революция в России не изменит географических
условий ее существования”39.
В модели
Маккиндера на материковом пространстве
Европы и Азии “хартленд”
окружен “внутренним полумесяцем”
(Германия, Австрия, Турция, Индия и
Китай). Именно эти обширные территории,
служащие ему защитой, могут стать объектом экспансии
со стороны морских держав. В свою очередь,
“внутренний полумесяц” окружен “внешним
полумесяцем”, включающим Британию, Южную
Африку, обе Америки, Японию40.
“Мировой остров”
в модели Маккиндера благодаря
своему географическому положению должен стать
главным местом размещения человечества
на планете. Следовательно, государство,
которое займет господствующее положение
на “Мировом острове”, будет господствовать
и в мире. Дорога к господству над “Мировым
островом” лежит через овладение “хартлендом”.
Исходя из
своих пространственно-структурных
построений, Маккиндер вывел три
максимы:
Кто управляет
Восточной Европой, тот управляет
“хартлендом”.
Кто управляет
“хартлендом”, тот командует “Мировым
островом”.
Кто управляет
“Мировым островом”, тот командует
всем миром.
В связи
с этим, подчеркивал Маккиндер, доминирующим
державам “внутреннего полумесяца”
необходимо поддерживать баланс
между славянским миром “хартленда”
и Германией, так как их объединение
может подорвать господство морских держав, а их открытое
столкновение чревато опасными последствиями
[c. 27] для всего мира41. Ученый подчеркивал,
что баланс политических сил особенно
актуален, так как представляет, с одной
стороны, продукт географических условий,
влияющих на экономику и стратегию государств,
а с другой – продукт соответствующего
числа, зрелости, оснащения и организации
конкурирующих народов42.
В 30–40-х гг.
XX столетия крупнейшим теоретиком
новой американской политики
стал географ Николас Спайкмен
(1893–1944), возглавлявший Институт международных
отношений в Йельском университете. Он
интегрировал идею Мэхена о морской мощи
и теорию “хартленда” Маккиндера с позиции
интересов США. Геополитику он определил
как научную дисциплину, разрабатывающую
основы безопасности страны.
Спайкмен, окончательно
порвав с теорией традиционного
американского изоляционизма, отстаивал
идею активного вмешательства
США в дела Евразии. Он также
определил основные направления
американской геополитической деятельности
(1942 г. – “Стратегия Америки в мировой политике”).
Характерно, что если Маккиндер считал
ключевой зоной мира “хартленд”, то Спайкмен
к таковой в Евразии относил “римленд”.
По географическому местоположению эта
зона соответствует “внутреннему полумесяцу”
Маккиндера. Она включает прибрежные государства
Евразии. Этот “спорный пояс”, или “буферная
зона конфликта между континентальными
и морскими державами”, подлежал “совместному
контролю”, поскольку здесь наблюдалось
противостояние между океанической державой-гегемоном
(США) и владельцем “хартленда” (СССР).