Автор работы: Пользователь скрыл имя, 02 Мая 2013 в 15:06, шпаргалка
Ответы на экзаменационные вопросы
9. Первый период компаративистики: Франц Бопп, Расмус Раск, Якоб Гримм, А.Х. Востоков.
Основоположником сравнительно-
Как это ни парадоксально, но большинство
историков лингвистики, говоря о деятельности
Боппа, отмечало, что сам он ставил перед
собой несколько иную задачу – разработать
теорию корня и выявить происхождение
флексий. Опираясь на положение древнеиндийской
грамматической традиции, сильно повлиявшей
и на Ф. Шлегеля, Бопп считал, что в индоевропейской
семье языков (этот термин также принадлежит
Боппу) слова первоначально производились
от односложных корней, подразделявшихся
на глагольные и местоименные. Из первых
возникли глаголы и имена, из вторых –
местоимения и первичные служебные слова.
Флексии же представляют собой результат
соединения (агглютинации) полнозначного
слова, восходящего к глагольному корню,
со служебным, восходящим к местоименному.
Конечная же задача исследователя, по
Боппу, будет состоять в том, чтобы «вскрыть
те процессы, посредством которых язык
от своего предполагаемого прежнего состояния
пришел к своему нынешнему». Среди них
выделяются законы механические («равновесия»),
согласно которым за сильной формой корня
следует слабое окончание, и наоборот[27], и физические (например, стремление
к благозвучию).
В общем Бопп разделяет и идеи об особой
«органичности» древних индоевропейских
языков (прежде всего санскрита), и трехчастную
схему языковых типов (с некоторой модификацией,
связанной с рассмотренной выше теорией
корня)[28], хотя и отмечает, что в индоевропейских
языках наблюдается тенденция к замене
флексий механическими соединениями,
вследствие чего создается впечатление
образования нового языкового «организма».
Относительно же источника индоевропейских
языков его позиция осторожней взглядов
Ф. Шлегеля: если вначале немецкий ученый
говорил о языках, происходящих от санскрита
или общего с ним «отца», то потом предпочитал
пользоваться выражением о «братских
отношениях» между ними.Основной же вклад
Боппа в науку заключается, во-первых,
в том, что он продемонстрировал наличие
в индоевропейских языках не только отдельных
сходных явлений, но и общности грамматических
систем путем сопоставления форм глагольной
и именной флексии в сравниваемых языках[29], а во-вторых, в методе, когда
формы одного языка рассматриваются и
объясняются через формы других. По образному
выражению крупнейшего французского компаративиста
А. Мейе, Бопп открыл сравнительную грамматику
в поисках индоевропейского праязыка,
подобно тому как Колумб открыл Америку
в поисках пути в Индию.
Что касается самого состава индоевропейской
семьи, то впоследствии немецкий лингвист
попытался связать с ней также малайско-полинезийские
и южнокавказские языки; однако эта попытка
оказалась безуспешной.
В известной степени драматично сложилась
научная судьба другого основоположника
компаративистики – датского ученого Расмуса Кристиана
Раска (1787–1832). Во-первых, его основной
труд в этой области – «Исследование в
области древнесеверного языка, или происхождение
исландского языка», хотя и созданный
в 1814 г., вышел в свет четырьмя годами позднее
и, таким образом, стал известен уже после
работы Боппа. Во-вторых, будучи написан
на датском языке, мало известном за пределами
Скандинавии, он оказался доступным лишь
ограниченному числу читателей (частичный
немецкий перевод появился лишь в 1822 г).
В отличие от Боппа, он не использовал
данные санскрита (хотя и совершил в 1816–1823 гг.
поездку в Индию, посетив также Россию,
Кавказ и Персию и опубликовав исследования
о восточных языках). Не стремился он и
к таким широким обобщениям, как его немецкий
коллега. Раск прежде всего доказывал
родство «готских», т. е. германских языков
с греческим и латинским («фракийским»),
а также славянским и балтийскими языками.
Однако для последующего развития науки
гораздо большее значение имела применявшаяся
Раском методика исследования, основные
положения которой сводятся к следующему: – для
установления языкового родства наиболее
надежными являются не лексические сходства
(поскольку при общении народов друг с
другом слова очень легко заимствуются),
а грамматические соответствия, «так как
известно, что язык, который смешивается
с другим, чрезвычайно редко, а вернее,
никогда не перенимает форм склонения
и спряжения у этого языка, но, наоборот,
скорее теряет свои собственные» (как
это произошло, например, с английским); – чем
богаче формами грамматика какого-либо
языка, тем менее смешанным и более первичным
он является, так как «грамматические
формы склонения и спряжения изнашиваются
по мере дальнейшего развития языка, но
требуется очень долгое время и малая
связь с другими народами, чтобы язык развился
и организовался по-новому» (например,
новогреческий и итальянский в грамматическом
отношении проще древнегреческого и латыни,
датский – исландского, современный английский
– англосаксонского и т. п.); – помимо наличия
грамматических соответствий о родстве
языков можно заключить только в тех случаях,
когда «наиболее существенные, материальные,
первичные и необходимые слова, составляющие
основу языка, являются у них общими…
напротив того, нельзя судить о первоначальном
родстве языка по словам, которые возникают
не естественным путем, т. е. по словам вежливости
и торговли, или по той части языка, необходимость
добавления которой к древнейшему запасу
слов была вызвана взаимным общением народов,
образованием и наукой»;– если в словах
подобного рода имеется такое количество
соответствий, что могут быть выведены
«правила относительно буквенных переходов
из одного языка в «другой» (т. е. установлены
закономерные звуковые соответствия типа
греч. Е – лат. A: (feme – fama, meter – mater,
pelos – pallus и т. п.), то можно сделать вывод,
«что между этими языками имеются тесные
родственные связи особенно если наблюдаются
соответствия в формах и строении языка»;– при
сравнении необходимо последовательно
переходить от более «ближних» языковых
кругов к более дальним, в результате чего
возможно установить степени родства
между языками. Так, свою работу Раск начинал
со сравнения исландского с территориально
близкими ему «атлантическими» языками
(гренландским, баскским, финским, кельтскими)
и отметил, что между ними нет родства,
поскольку сходство ограничивается лишь
отдельными словами[30]. Затем он сопоставил исландский
(1-й круг) с ближайше родственным ему норвежским
(2-й круг), затем с другими скандинавскими
(3-й круг), с германскими (4-й круг), после
чего германский круг Раск сопоставляет
с другими (славянскими и балтийскими)
языками, возводя их к древнефракийскому,
древнейшими преемниками которого являются
греческий и латинский, которые, таким
образом, должны рассматриваться как «источник»
исландского (сам термин «фракийский»,
как предполагают, был взят Раском под
влиянием упоминавшегося в предыдущем
разделе труда Аделунга и Фатера «Митридат,
или общее языкознание» и обозначает древнейший
вымерший язык Юго-Восточной Европы).Третьим
основоположником компаративистики называют Якоба Гримма (1785–1863) –
одного из виднейших представителей немецкого
романтизма, работавшего в теснейшем содружестве
с братом Вильгельмом Гриммом(1786–1859).
Много занимаясь фольклором (мировую известность
получили собранные и опубликованные
братьями народные сказки) и средневековой
немецкой литературой, в историю науки
о языке Я. Гримм вошел прежде всего как
автор четырехтомной «Немецкой грамматики»,
представлявшей собой сравнение всех
германских языков, начиная с первых письменных
памятников. Первый том (1819 г., второе переработанное
издание 1822 г.) в основном рассматривает
вопросы фонетики, второй – морфологии,
третий (1831) посвящен словообразованию,
четвертый (1837) – синтаксису. Большое значение
имел и начатый братьями «Немецкий словарь»,
первый том которого вышел в 1854 г., а последний
– только в 1960 г.
Для лингвистического мировоззрения Я.
Гримма характерно стремление отказаться
от прямолинейного перенесения на язык
логических категорий. «В грамматике, –
писал он, – я чужд общелогических понятий.
Они, как кажется, привносят с собой строгость
и четкость в определениях, но они мешают
наблюдению, которое я считаю душою языкового
исследования. Кто не придает никакого
значения наблюдениям, которые своей фактической
определенностью первоначально подвергают
сомнению все теории, тот никогда не приблизится
к познанию непостижимого духа языка».
При этом, согласно Гримму, язык есть «человеческое
приобретение, сделанное совершенно естественным
образом». С этой точки зрения, все языки
представляют собой «уходящее в историю
единство и… соединяют мир»; поэтому,
изучая «индогерманский» язык», можно
получить «самые исчерпывающие разъяснения
относительно путей развития человеческого
языка, может быть, и относительно его
происхождения».
В развитии языка Гримм выделяет три ступени:
первая – создание, рост и становление
корней и слов; вторая – расцвет достигшей
совершенства флексии; третья – стремление
к ясности мысли, причем от флексии вследствие
ее неудовлетворительности снова отказываются.
Китайский язык, по Гримму, в известной
мере застыл на первом периоде; древние
индоевропейские языки (санскрит, зенд,
древнегреческий) представляют второй
период, а персидский, новогреческий, романские
и в меньшей мере германские языки – третий.
«…И если в первый период связь слов и
мысли происходила примитивно, если во
второй период были достигнуты великолепные
образцы этой связи, то в дальнейшем она,
с прояснением разума, устанавливается
еще более сознательно». При этом Гримм,
с одной стороны, стремился наряду с книжным
языком опереться на данные диалектов,
а с другой – утверждал, «что ни у одного
народа на земле нет языка, история которого
могла бы сравниться с историей языка
немцев».
В отличие от Боппа (деятельность которого
он высоко ценил) Гримм уделял много внимания
звуковым вопросам и в первую очередь
явлению аблаута – чередования гласных
в корне, который, по его мнению, представляет
собой «форму проявления духа немецкого
языка» и его движущую силу. С именем Гримма
связана формулировка так называемых
законов передвижения согласных: первого,
устанавливавшего соотношение индоевропейских
и германских согласных, и второго, отличающего
верхненемецкие диалекты от нижненемецких
и соответственно немецкий от других германских
языков. В этом отношении работы Гримма
в огромной степени способствовали установлению
основного принципа сравнительно-исторического
языкознания – наличию закономерных звуковых
соответствий между родственными языками,
хотя историки лингвистики и отмечают,
что у Гримма здесь были предшественники:
помимо уже упоминавшегося Р. Раска в этой
связи называют и другого датского языковеда
– Якоба Хорнемана
Бредсдорфа(1790–1841), также рассматривавшего
их в своей работе «О причинах языковых
изменений» (1821) и отмечавшего роль, которую
играет в развитии языка явление аналогии.
Отечественная научная традиция ставит
рядом с именами Боппа, Раска и Гримма
имя еще одного основоположника компаративистики
– А.Х. Востокова, Александр Христофорович
Востоков (Остенек)[44] (1781–
Суммируя выдвинутые А.Х. Востоковым принципы
сравнительно-исторического исследования,
их можно представить в следующем виде:1. Все
славянские языки восходят к одному общему
источнику, который нельзя отождествлять
с церковнославянским (старославянским)
языком[45]. Вместе с тем «древний» славянский
язык (IX–XIII вв.), отраженный в ранних письменных
памятниках, позволяет сделать вывод,
что «чем глубже в древность идут письменные
памятники разных славянских диалектов,
тем сходнее они между собой… Разность
диалектов, существовавшая, без сомнения,
в самой глубокой уже древности у разных
поколений славянских, не касалась в то
время еще до склонений, спряжений и других
грамматических форм, а состояла большею
частью только в различии выговора и в
употреблении некоторых особенных слов».2. При
употреблении лексического материала
с целью установления языкового родства,
надлежит различать слова «первоклассные»
и «второклассные» («первенствующие»
и «второстепенные»). К первым относятся
слова, обозначающие части тела, родственные
связи, главные объекты окружающей природы
и их качества, некоторые глаголы и служебные
слова. Этот пласт лексики является наиболее
древним и, как правило, в нем отсутствуют
заимствования. Именно входящие в него
слова служат в первую очередь базой для
установления генетической связи между
языками. Напротив, «второклассные слова»
(названия орудий, ремесел, искусств и
т. п.) в результате контактов между народами
часто заимствуются; поэтому их сходство
в сравниваемых языках само по себе «не
составляет еще доказательства о единоплеменности
народов или о сродстве языков».3. Важнейшую
роль при установлении языкового родства
играет наличие звуковых соответствий
в словах первого типа: «…Если такие первоклассные
слова при тождестве значения в двух, трех
или множайших языках имеют тот же или
подобный звук, то сие может служить верным
доказательством, что языки сим одного
происхождения и корени».4. Для восстановления
исходного состояния родственных языков
(праязыка)[46] необходимо сопоставлять данные
живых языков и диалектов с сохранившимися
письменными памятниками, поскольку «каждый
из новославянских языков и диалектов
сохранил какие-нибудь особенные, потерянные
другими слова, окончания и звуки общего
их прародителя, древнего словенского,
как сие можно видеть, сличая их грамматики
и словари с памятниками, от древнего языка
оставшимися».
Руководствуясь этими принципами, Востоков
сделал ряд открытий, вошедших в арсенал
славистики. Особое место среди них занимает
разгадка так называемой «тайны юсов»
– специфических букв славянского алфавита,
называвшихся «юс большой» и «юс малый».
Отмечая, что русские не имели соответствующих
звуков, а выговаривали вместо них у и я,Востоков, привлекая данные
польского языка, установил, что эти буквы
должны были обозначать носовые гласные:
юс большой – носовое «о», юс малый –
носовое «е». Востокову
принадлежит и периодизация истории старославянского
языка, который он подразделял на древний
(IX–XIII вв.), средний (XV–XVI вв.) и новый (язык
печатных церковных книг), отмечая, что
последний «утратил многие формы грамматические,
которые обогащали древний славянский
и которые открываются еще и в среднем
языке; но принял зато другие, заимствованные
частью из образовавшихся между тем живых
языков – русского, сербского, польского,
коим говорили переписчики книг, часто
же изобретенные позднейшими грамматиками».