Парадный портрет в творчестве Рокотова

Новаторский характер творчества Рокотова может быть уяснен из сопоставления одновременных произведений его и Антропова. Так, небольшой портрет вел. кн. Павла Петровича (Русский музей, вариант-повторение — Ярославский художественный музей) написан Рокотовым в 1761 году, то есть приблизительно в то же время, что и антроповские портреты Сильвестра Кулябки (1760) или М. А. Румянцевой (1764). Работа Рокотова исполнена легко, «почти играя». Рокотов не подчеркивает мелких деталей наружности Павла: непоседливый и капризный мальчик кажется не позирующим, а живущим перед зрителем. Живопись портрета построена на гармоническом сопоставлении близких один к другому золотистых тонов в лице, красных — в одежде. Тона объединены в спокойной гармонии. Своей жизненной непосредственностью портрет резко отличается от работ Антропова.15

Как отмечают искусствоведы, женские образы Федора Степановича Рокотова, а он писал многих известных красавиц своего времени: княгиню Е.Орлову, графиню Е. Санти, княгиню А. Голицыну, возникают из мрака живыми и трепетными, как воспоминания, закрепленные чудесной, может быть, несколько идеализирующей кистью художника. Именно эту аристократическую утонченность, недоступность и старался подчеркнуть художник. Совсем другой показалась ему красота Александры Струйской.16

Изящный овал лица, тонкие летящие брови, легкий румянец на щеках и такие задумчивые, выразительные глаза, чуть-чуть грустные, едва замечающие окружающее, а скорее, всматривающиеся куда-то вдаль, или внутрь себя, или в будущее. В ее глазах – гордость и душевная чистота. Портрет написан переливами цвета и света. Тени неуловимо переходят в свет, пепельно-серые тона перетекают в голубые, а розоватые — в бледно-золотые. Световые переливы и цветовые градации не ощутимы и создают легкую дымку какой-то загадки.

Ее портрет - словно воздушный полунамек. Ничего не вырисовывая до конца, передает Рокотов прозрачность кружев, мягкую массу напудренных волос, светлое лицо с затененными глазами… «Портрет вызывает в памяти легкость полета серны или лани, прерванного внезапным явлением удивляющим, одновременно радующим и повергающим в грусть» - писал В. Липатов.17

Эталоном женских портретов назовут это произведение ценители искусства. «Рокотовская дымка », «рокотовское выражение чуть прищуренных глаз », «по-рокотовски тающие черты лица» - вот что было характерно для его картин, непохожих ни на чьи другие.

В 60-е гг. Рокотов пишет и ряд интимных портретов, не  только  женских, но и  мужских. В них ощущается большой интерес к своеобразию внешнего облика человека, индивидуальности характера. Выразительны портреты умного изысканного вельможи И.Г. Орлова, Государственного деятеля и писателя И.Л. Голенищева-Кутузова, дяди знаменитого полководца. Особенно выделяется портрет В.И. Майкова (1765), в облике которого за томной изнеженностью угадываются проницательность, иронический ум талантливого поэта. Это произведение - одно из самых значительных в искусстве XVIII века. В эти годы Рокотов пользуется огромной славой. Он получает такое количество заказов, что не в силах справиться с ними один. Поэтому художник берет на себя выполнение только основной части портретов - пишет головы: одежды и другие детали исполняют его помощники.18

Парадные портреты Рокотова обладают декоративной красотой, мастерским рисунком.

В 1775 году за копию с картины Джордано "Венера, Амур и Сатир", сделанную по гравюре Ф. Бартолоцци, Рокотов получает звание академика и навсегда покидает столицу. Москва, куда приехал Рокотов, в ту пору отличалась большей свободой творчества по сравнению с официальным Петербургом. В Москве развертывается деятельность крупнейшего русского просветителя Н. И. Новикова, там работает талантливый драматург А. П. Сумароков, известный поэт М. М. Херасков создает литературный кружок молодежи. В этой просвещенной, передовой среде формируется мировоззрение Рокотова, которое достаточно четко начинает проявляться в его творчестве с конца 60х годов.19

В ту пору, когда Рокотов начал работать над заказным портретом А.П. Струйской, ему было около сорока лет. В свое время Рокотов брал уроки у знаменитых живописцев, но давно уже, по мнению знатоков, превзошел своих учителей. «Превзошел не тем, что тоньше и естественней подчеркивал благородство жестов, величественность осанки, без которых немыслим любой парадный портрет того времени. В его искусстве было то, что казалось непостижимой тайной… Художник как бы переселял на полотна самые души изображаемых им людей», - считает искусствовед Л. Осипова.20

Трудно доподлинно представить каким он был человеком: биография Рокотова полна «белых пятен» и загадок, которые до сих пор не раскрыты. «Щедро выплескивая в своих творениях дар поэтического видения человеческой натуры, Ф. Рокотов ревниво оберегал от посторонных взглядов собственную жизнь в ее внутренних и внешних проявлениях, - пишет А. Иванов в своей книге «Рассказы о русских художниках». Поэтому так удивительно мало подробностей сохранили о нем документы. Академик – да: его имя неизменно фигурирует в списках Академии художеств, домовладелец – да…, портретист – да: об этом говорят подписи на портретах и прямо или косвенно устанавливаемые даты их написания. Вот, собственно, и все. Своей семьи он так и не создал…

Семидесятипятилетний, он скончался в Москве 24 декабря 1808 года на руках учеников и племянников и был похоронен неподалеку от дома – на кладбище Новоспасского монастыря. Могила живописца со временем затерялась… Художник, пользовавшийся огромной славой при жизни, после смерти был забыт на целое столетие. Лишь XX век вернул это имя русскому искусству. В память о крупнейшем портретисте одна из улиц в Москве, в районе Ясенево, с 1978 года носит имя Рокотова.21

А созданные им портреты остались жить в веках. Ибо, как утверждают искусствоведы, одно очевидно: живописец отличался удивительной проницательностью. Когда он брался за кисть, ему, казалось, были ведомы все «души изменчивой приметы». И надо думать, когда впервые предстала перед ним А. Струйская, он понял всю беззащитность ее перед суровой правдой жизни, возможно, даже предвидел ее совсем не безоблачное будущее рядом с сумасбродом-мужем. И, конечно, был тронут этой юной, ничем не замутненной красотой.22

 

 

 

2.1 Новая  композиционная  форма.

Стало принятым констатировать, что в конце семидесятых годов, на переломе нового десятилетия, Федор Рокотов обращается к новой композиционной форме портрета – овалу, которого будет придерживаться вплоть до последних известных нам работ. Но дело не в простом формальном приеме. По сравнению с прямоугольной композицией овал позволял, подчеркивая условность изображения, сообщить ему большую эмоциональную сосредоточенность и напряженность, тот замкнутый в себе мир переживаний изображенного человека, в который зритель невольно оказывался включенным. Вместо привычного «окна», позволявшего непосредственно соотносить изображение с окружающей действительностью, с оригиналом, «яйцо» овала подобное соотношение ослабляло, если не исключало. Это жизнь, как ее воспринимает самодовольная, уже внутренне успокоившаяся, лениво-снисходительная в своем отношении к окружающему так называемая Новосильцова. И это жизнь, отражающаяся в чувствах настороженной и недоверчивой графини Санти, избытком украшений и драгоценностей словно старающейся утвердить свое положение, значение своего титула, но где-то в затаенном блеске глаз сохраняющей веселую живость юности. Теплом душевной доброты и благожелательности дышит мир В. Н. Суровцевой, внимательной, расположенной к людям, в прозрачном сиянии совсем детских глаз.23 Насколько сложнее и проще воспринимается рядом с ними мир П. Н. Ланской, холодной, расчетливой, пренебрежительно-равнодушной ко всему, что не отвечает ее положению в свете, ее представлениям о собственном достоинстве. Правда, и здесь споры об имени изображенной еще продолжают вестись. Но уж очень соответствует красавица с рокотовского портрета жизненной характеристике княжны П. Н. Долгорукой, по первому мужу Лачиновой, по второму – жены брата фаворита Екатерины II Ланского.24

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.2 Особенности  живописи Ф. С. Рокотова

Художнику незнакомо то сходство, прямое «списывание натуры», которое отличало его предшественников, и в частности Антропова. Он не доискивается черт характера, тех особенностей его проявления, которые умел увидеть Левицкий.25

Рокотов весь в напряжении собственных переживаний, собственных чувств, вызванных встречей с человеком, которому предстоит обрести новую жизнь на его холсте. «Живопись есть род мироздания» — для рокотовских портретов эти слова теоретика искусства XVIII века Архипа Иванова обретают совершенно особый и точный смысл.

Слов нет, со времени их создания в холстах Ф. Рокотова изменилось многое — в чем-то неузнаваемо, в чем-то необратимо. Первозданную остроту рокотовской палитры скрыли его же собственные, рокотовские, лаки. Пропуская, как сквозь цветное стекло, лучи света, они вобрали и пригасили всю холодную часть спектра — фиолетовые, синие, голубые, зеленые тона.

Привычный темный флер рокотовских холстов не имел никакого отношения к видению художника. И в реставрационной промывке по-прежнему нельзя с уверенностью сказать, насколько рука реставратора приблизила живопись к авторскому решению. Ближе, дальше — все зависит от ума и таланта этого нового соавтора… Мы снова и снова обращаемся благодарной памятью к непревзойденным мастерам реставрационного дела — Игорю Грабарю и профессору А. А. Рыбникову. Очень многое определяется разносторонностью культуры того, кто берет на себя ответственность вторгаться в мастерство старого живописца, которое слишком легко переиначить в образец собственных домыслов.26

Вслед за лаками пришли изменения, порожденные иными особенностями рокотовской технологии. Как и все потретисты тех лет, Рокотов пользовался цветовой сухой подготовкой холста, чтобы по ней в один-два сеанса, стремительно и уверенно прописать лицо и тело. Для Ф. Рокотова все решается до того, как он начинает писать.

Отсюда уверенность манеры, безукоризненная точность летящего по холсту мазка, без колебаний, поправок, возвращений к написанному. Самая сложная и самая богатая по живописным результатам манера «а ла прима», где все возможно лишь один раз, на одном дыхании и где — при удаче! — этому единственному дыханию дана возможность сохраниться навсегда.27

Для Ф. Рокотова существовали два вида подготовки: для мужских портретов — теплый тон жженой сиены, для женских и юношеских — холодный, близкий к умбре. Железистые земли — так звучит химическое определение обеих красок. Для живописи это значит постепенное их проникновение в верхние красочные слои, которые неизбежно приобретают соответствующий оттенок. Отсюда теплый коричневатый тон мужских портретов Рокотова и холодноватый женских — еще одно отступление от замысла художника, продиктованное временем, в борьбе с которым бесполезны все усилия реставраторов. Но и помимо совершившегося остается существовать великолепная стихия рокотовской живописи, оживающая неповторимым отношением к человеку — его, рокотовским ощущением.28

 

 

 

 

Известные  работы  Ф. С. Рокотова

Портреты Рокотова, написанные в 60-х годах, показывают с полной ясностью, что новые особенности трактовки человеческой личности велико все большей правде портретных образов. К середине того же десятилетия относится рокотовский портрет поэта В. И. Майкова (около 1766 г., Третьяковская галерея). Определенность и сила характеристики, родственная лучшим достижениям Антропова, сочетается здесь у Рокотова с исключительной экспрессивностью. Жизнерадостный, энергичный и насмешливый Майков изображен со всей полнотой реалистической убедительности. Насыщенные и одновременно мягкие краски портрета образуют единство, подчиненное главной цели — передать реальный, жизненно-полнокровный образ.29

 

«Портрет А.П.Струйской»

(1735 - 1808)

1772, холст, масло, 59,8х47,5cм

Государственная Третьяковская галерея, Москва

(Приложение 1)

Портрет Александры Струйской, несомненно, самый блестящий образ идеально прекрасной женщины во всей русской портретистике. Изображена обаятельная юная женщина, полная пленительной грации. Изящный овал лица, тонкие летящие брови, легкий румянец и задумчивый, отсутствующий взгляд. В ее глазах – гордость и душевная чистота. Портрет написан переливами цвета и света. Тени неуловимо переходят в свет, пепельно-серые тона перетекают в голубые, а розоватые — в бледно-золотые. Световые переливы и цветовые градации не ощутимы и создают легкую дымку, быть может, какой-то загадки.

Александра Петровна – вторая жена Н.Е. Струйского, парный портрет которого Ф.С. Рокотов писал в то же время. Ей 18 лет, она первый год замужем. Ф.С. Рокотов, как друг семьи, очевидно, не относился к портретируемой только как к состоятельной заказчице. Сохранилась легенда о любви художника к своей модели.

Легенда, конечно, навеяна особенно удачным исполнением портрета. Вряд ли так было на самом деле. Но соединить эти два имени любовной связью весьма заманчиво: ведь нам неизвестно ни одной женщины – избранницы художника. Был ли он женат, определенно мы тоже сказать не можем. Хотя, конечно, Александра Петровна в юности не могла оставить равнодушным ничье мужское сердце… Александра Струйская была призвана стать вечной музой своего мужа-поэта. Воодушевленный супруг посвятил ей огромное множество стихов.30

Обратившись к московскому периоду творчества Рокотова, легко заметить, как явственно меняется круг лиц, изображаемых художником. Иные в лучшем случае известны только по именам, под портретами других приходится писать — «Портрет неизвестного», «Портрет неизвестной». О третьих сохранились некоторые сведения. Среди известных изображены люди образованные и просвещенные, которых впоследствии назовут тогда еще не существовавшим словом «интеллигенция».31

 

Портреты Рокотова, написанные в 60-е годы XVIII века, отличает своеобразие трактовки человеческой личности, которое вело ко все более полной правдивости портретных образов. К середине этого десятилетия относятся портреты стихотворца В. И. Майкова, поэта А. П. Сумарокова, мецената и сочинителя Н. Е. Струйского, знатока литературы, страстного библиофила Д. П. Бутурлина. И близких им людей — жен, детей. Все они предстают на полотнах во всем своеобразии своих натур.32

 

«Портрет поэта В.И.Майкова», 1775 год 
Русская школа. Холст, масло 
Размеры: 60 × 47.8 см 
Государственная Третьяковская галерея, Москва, Россия