Внешняя и внутренняя политика Елизаветы Петровны

Елизаветинское  правительство, ощущая крайнюю неустойчивость положения, старалось найти выход в максимальном удалении от того “равенства несвободы”, “равенства перед дубиной”, которым некогда Петр не без успеха пытался сцементировать страну.

Если во времена  Анны Иоанновны дворянство и получило несомненные привилегии за счет крестьян, то оно платило за них тем же “равенством перед дубиной”, но только еще более унизительным. Двумя стремительными дворцовыми переворотами, в 1740 и 1741 годах, гвардия принципиально изменила положение. Она вырвала у самодержавия гражданские права для дворянства и дала правительству возможность выбирать рациональные варианты дальнейшего развития.

Самодержавие, к прискорбию, выбрало вариант  внутренне порочный, удовлетворяя похоть одного социального слоя за счет ограбления и унижения другого, что только усугубило нестабильность.

1.2 Характер взаимоотношений самодержавия  и дворянства на переломе века

Отметим, что  в отечественной историографии  существуют две сугубо противоположные точки зрения на характер взаимоотношений императрицы и правящих кругов.

С одной стороны, блеск двора Елизаветы не мог  не поражать современников. Как известно, царствование Елизаветы стало временем господства художественного стиля барокко, причем барокко 40-60-х годов XVIII века существенно отличалось от барокко начала XVIII века. Оно как нельзя кстати соответствовало вкусам императрицы и в немалой степени способствовало тому внешнему блеску, который был присущ жизни ее двора. Дворец представлял собой не то маскарад с переодеванием, не то игорный дом. Дамы меняли костюмы по два-три раза на день, императрица - даже до пяти раз, почти никогда не надевая дважды одного и того же платья, которых от нее осталось около 15 тысяч⁹. Грандиозные церемонии и празднества, проводившиеся в шикарных апартаментах императрицы были достойны удивления. Устраиваемые по малейшему поводу балы-маскарады сопровождались неизменными фейерверками и иллюминацией, музыкой и пением, сценическими постановками. Порой весь двор превращался в театральное фойе: изо дня в день говорили только о французской комедии, об итальянской комической опере и ее содержателе Локателли, об интермеццо и прочем¹⁰.

Вступив на престол, Елизавета хотела осуществить свои девические мечты в волшебную действительность, но жилые комнаты, куда дворцовые обитатели уходили из пышных зал, поражали теснотой, убожеством обстановки, неряшеством: двери не затворялись, в окна дуло; вода текла по стенным обшивкам, комнаты были чрезвычайно сыры; у великой княгини Екатерины в спальне в печи зияли огромные щели; близ этой спальни в небольшой каморке теснилось 17 человек прислуги; меблировка была так скудна, что зеркала, постели, столы и стулья по надобности перевозили из дворца во дворец, даже из Петербурга в Москву, ломали, били и в таком виде расставляли по временным местам. Елизавета жила и царствовала в золоченой нищете¹¹, что трудно объяснить даже соображениями никогда не проявлявшейся заботы об экономии средств государственного бюджета.

Незыблемость  основ монархического строя воплощалась  также в камне. Великолепные архитектурные  ансамбли Санкт-Петербурга по-прежнему не могут никого оставить равнодушным. В царствование Елизаветы достиг своего расцвета гений Вафоломея Растрелли (1700-1771 гг.). Именно в 40-60-е годы XVIII века им были созданы такие шедевры, как Смольный и Андреевский соборы, Большой дворец в Царском Селе и, конечно, Зимний дворец, которому по трагичному стечению обстоятельств впоследствии суждено было стать символом падения самодержавия в России.

Как ни странно, именно елизаветинское барокко, в изобилии поставлявшее абсолютизму внешние атрибуты роскоши, в то же время сыграло и положительную роль в истории отечественной культуры, дав мощный стимул развития русской живописи и музыки. Но еще важнее то, что при Елизавете барокко во всем своем многообразии было с оптимальной полнотой использовано для утверждения политической силы абсолютизма. С помощью пышности и величественности барокко в глазах подданных утверждались незыблемость существующего порядка и почти неземное величие носителя абсолютной власти, достигшей к середине века своего апогея.

С обратной точки  зрения, блеск двора Елизаветы  вызывал у современников не только восторги и изумление. На фоне роскоши  елизаветинского двора четко  проявлялась возросшая по сравнению с прошлым зависимость верхушки “природного” русского дворянства от “монаршей щедроты”, утрата в связи с этим аристократией самостоятельности и низведение ее до положения слуг, стоящих у трона и ждущих от монарха подачек. Зависимость от милостей монарха порождала фаворитизм - господство в целом ничтожных людей, достигших высокого положения не своими достоинствами и добродетелями, а “пронырством”, угодничеством и интригами¹², что в ряде случаев подтверждалось на практике.

Со своей  стороны, у нас существуют все  основания полагать, что внутренняя, как, впрочем, и внешняя политика Елизаветы Петровны была политикой ее ближайшего окружения. Дело в том, что ранее описанные нами увлечения императрицы имели два пагубных следствия. Во-первых, расточительность двора истощала казну. Другое, более важное следствие состояло в том, что в угаре ежедневного веселья императрице не оставалось времени для управления государством. Ни в юные годы, ни в зрелом возрасте государыня не обнаружила черт характера своего знаменитого отца. Утруждать себя серьезными делами она не умела и не хотела¹³. Собственное достоинство Елизаветы состоит в то, что имя ее выступило своеобразным гарантом политики царского двора. Аристократия так же нуждалась в Елизавете, как и она сама - в аристократии. В этом мы видим характерную черту и причину могущества русского абсолютизма. Правящему классу было удобно и выгодно иметь “своего” монарха.

Но была ли Елизавета слаба как политическая персона? Чтобы ответить на этот вопрос, выясним степень участия царицы в государственных делах. При  этом следует, прежде всего, различать  обязанности монарха, предписанные ему в силу положения, его статуса, с одной стороны, и деятельность монарха, совершаемую им по доброй воле.

К обязанностям монарха мы относим прежде всего  исключительные законодательные, внешнеполитические и дипломатические функции ее императорского величества, а также  полномочия в распределении государственных постов. Если Елизавета в нескрываемым азартом относилась к решению вопросов внешней политики, международной дипломатии и кадровым интригам, то на ниве законодательства обнаружила свою холодность и равнодушие.

В то же время, по инициативе государыни Елизаветы  и ее усилиями были осуществлены отдельные знаменательные акции царского правительства. Едва ли не самой важной акцией, оставившей о ней добрую память, стоит считать лишение немцев правительственных должностей и назначение на них русских людей. Эту замену можно с полным основанием отнести к признакам возрождения национального самосознания великороссов.

Большой проблемой  было состояние финансов государства. После пребывания у власти немецкого  правительства Россия не могла свести концы с концами в своем  хозяйстве. Комиссия о коммерции создала ряд проектов для развития внешней торговли. Купечеству, как и дворянству, государство открыло дешевый кредит, учредив в 1754 году Заемный и Государственный банки. В деле торговли и промышленности шел медленный, но постоянный прогресс. В 1753 году Сенат принял разработанное П.И.Шуваловым постановление об уничтожении внутренних таможен, что дало толчок развитию всероссийского рынка. Купечество глубоко оценило реформаторские услилия Елизаветы, приподнеся ей на золотом блюде бриллиант в 56 каратов.

Одновременно  шло развитие системы монополий. Еще 1 мая 1747 года императрицей был издан  указ, которым значительные территории юга Западной Сибири были превращены в царское поместье.

Велась усиленная  политика по заселению южных окраин, для чего приглашались не инородцы и иноверы, а православные славяне-сербы.

Еще одна акция, тоже исходившая от императрицы, связана  с обетом не проливать кровь подданных, данным ею при восшествии на престол, о чем мы подробнее расскажем несколько позже.

Естественно, что политика царизма не могла  быть проведена в жизнь без  существования и функционирования профессионального аппарата государственных органов. Результаты исследований состава бюрократии, полученные путем обработки формулярных списков, свидетельствуют о большой его неоднородности в социальном, имущественном и образовательном отношении¹⁴. В зависимости от "высоты" ступени в табельной лестнице принято деление гражданских служащих на группы:

к высшей относят  чиновников 1-5-го класса (канцлер или  действительный тайный советник 1-го класса, действительный тайный советник, тайный советник, действительный статский советник и статский советник),

к средней  группе - чиновников 6-8-го класса (коллежский советник, надворный советник и коллежский асессор),

к низшей - 9-14-го класса (титулярный советник, коллежский секретарь, корабельный секретарь, губернский секретарь, провинциальный секретарь и коллежский регистратор),

и к четвертой  группе - канцелярских служителей, имевших  свою "табель о рангах": канцелярист, подканцелярист и копиист.

Первую группу чиновников составляла высшая бюрократия: в столицах это члены Государственного совета, министры, сенаторы, директора министерских департаментов; в губерниях - генерал-губернаторы, губернаторы, вицегубернаторы, председатели казенных палат, председатели палат уголовного и гражданского суда.

Среднее звено  правительственного аппарата представляли чиновники 6-8-го класса, занимавшие должности советников центральных и губернских учреждений, начальников отделений департаментов министерств, полицмейстеров, градоначальников, губернских прокуроров, судей. Именно они составляли ядро губернской администрации.

Самой многочисленной была третья группа - чиновники 9-14-го класса. В высших и центральных учреждениях (Сенат, министерства, ведомства и др.) они занимали низшие исполнительные места, но в масштабе уездной власти, пирамиду которой венчала должность городничего (9-й класс),- играли решающую роль, будучи уездными судьями, казначеями, землемерами, заседателями и всесильными секретарями.

Канцелярские  служители, составлявшие четвертую  группу, не имели классных чинов  и использовались для технической  работы, прежде всего для переписки  бумаг. Именно к двум последним группам  и принадлежало подавляющее большинство  гражданских служащих. Так, в 1755 году из 4075 чиновников и канцеляристов, служивших в местном управлении, 393 (9,6%) имели чины 9-14-го класса, а 3328 (81,7%) были канцелярскими служителями. В общей сложности 3721 человек (91,3% служащих местных учреждений) принадлежали к третьей и четвертой группам. В имущественном отношении они значительно отличались от высшей и средней бюрократии. Если крепостных крестьян не имели 10% высших и 13% средних чинов, то среди служащих 9-14-го класса их число достигало 40%, а среди канцеляристов - превышало 81 %. В сословном отношении 84% гражданских служащих (3440 из 4075) дворянами не были. Таким образом, в середине XVIII века преобладающее большинство чиновников находилось на низших ступенях служебной лестницы и принадлежало к непривилегированным сословиям; основным источником их существования было жалованье¹⁵.

Теперь мы с большей убежденностью в  правоте наших суждений можем  утверждать, что самодержавие, на самом деле, не было единоличной и беспредельной властью монарха. На троне теснились партии аристократов, соперничающие группировки дворянства, обращающие возможности абсолютизма в своих интересах, умело пользующиеся благосклонностью монарха.

По большому счету русский самодержец только олицетворял собой общественный строй алчности и террора олигархии, самостоятельно выполняя лишь представительские и некоторые внешнеполитические функции.

С другой стороны, с той же убежденностью мы будем  настаивать, что именно потому что самодержавие было выгодно русской аристократии как сильнейшее орудие подавления масс, а также в силу исторической традиции - некоей привычки к тирании, дворяне были готовы терпеть унижение человеческого достоинства и потакать прихотям монарха.

  Таким образом время рассвета капиталистических отношений в России характеризовалось органичным сочетанием интересов, эдакой идиллией самодержавия и крупного дворянства. Такое положение могло сохраняться сколь угодно долго, но лишь до тех пор, пока монарх в целом устраивал аристократию, что в течение XVIII века было неоднократно подтверждено практикой дворцовых переворотов.

Дворцовые перевороты в свою очередь являлись, конечно, не столько показателями обострения клановой борьбы в правящих кругах, сколько симптомами накала непримиримых общественных противоречий.

Факты красноречиво свидетельствуют, что именно при  Елизавете, в 40-60-х годах XVIII века, становление  буржуазных отношений в России оформляется  в капиталистический уклад, сопровождавшийся интенсивным развитием экономических связей, в том числе внутренней торговли, преобразованием государственного механизма. Одновременно с утверждением абсолютистской формы правления устанавливался политический режим, для которого были характерно усиление вмешательства в экономику, всеобщая и детальная регламентация взаимоотношений и поведения подданных, грубое прямое принуждение к исполнению регламентов, отсутствие политических прав и свобод, общественной самодеятельности населения, крайне широкие полномочия органов управления, прежде всего - полиции, предоставление им безграничного права вмешиваться в частную жизнь людей, всеобщий контроль и слежка за подданными.

В 40-60-е годы под воздействием социально-экономических  преобразований, развития классовой  борьбы, изменений в расстановке  сил в правящих кругах, а также под влиянием идей Просвещения происходит некоторая деформация политического режима. Правительственную политику пронизывала социальная демагогия, декларируются некоторые права и свободы подданных, расширяются привилегии дворянства, провозглашается смягчение репрессий за противоправные деяния. В официальных документах делаются попытки убеждения о целесообразности и правомерности проводимых правительством мероприятий, лакируется организация и деятельность органов политического сыска. Уровень социально-экономического развития страны и принципы внутренней политики определяли конкретную деятельность государственного аппарата¹⁶.