Западное влияние на церковный раскол в России

из  этих обрядов и особенностей были признаны русской церков-

ной иерархией на церковном соборе 1551 г. и таким образом по-

лучили  законодательное утверждение  со стороны высшей церков-

ной власти.  Со второй половины XVI в.,  когда в Москве нача-

лось книгопечатание, эти обряды и разночтения стали проникать

из рукописных богослужебных книг в печатные их издания и  че-

рез них распространились по всей России.  Таким образом,  пе-

чатный станок придал новую цену этим местным обрядам и  текс-

туальностям  и  расширил их употребление.  Некоторые из таких

разновидностей внесли  в  свои  издания  справщики  церковных

книг,  напечатанных при патриархе  Иосифе в 1642-1652 гг.  Так

как вообще текст русских богослужебных  книг  был  неисправен,

то  преемник Иосифа патриарх Никон  с самого начала своего уп-

равления русской церковью ревностно  принялся  за  устранение

этих неисправностей.  В 1654 г. он провел на церковном соборе

постановление о переиздании церковных  книг,  исправив  их  по

верным текстам,  по славянским пергаментным и древним гречес-

ким книгам. С православного Востока  и из разных концов России

в  Москву  навезли  горы  древних  рукописных книг греческих и

церковно-славянских;  исправленные по ним новые издания были

разосланы  по русским церквям с приказанием отобрать и истре-

бить  неисправные  книги,  старопечатные  и  старописьменные.

Ужаснулись православные русские  люди, заглянув в эти новоисп-

равленные книги и не найдя в  них ни двуперстия,  ни Исуса, ни

других освященных временем обрядов и начертаний: они усмотре-

ли в этих новых изданиях новую  веру,  по которой не спасались

древние святые отцы,  и прокляли эти книги,  как еретические,

продолжая совершать служение и  молиться  по  старым  книгам.

Московский церковный собор 1666-1667 гг., на котором присутс-

твовали два восточных патриарха, положил на непокорных клятву

(анафему)  за  противление   церковной  власти и отлучил  их от

православной церкви,  а отлученные перестали признавать отлу-

чившую их иерархию своей церковной  властью.  С тех пор и рас-

кололось русское церковное  общество.

     МНЕНИЯ О ЕГО ПРОИСХОЖДЕНИИ.  Отчего же произошел раскол?

По объяснению старообрядцев,  от того,  что Никон,  исправляя

богослужебные  книги,  самовольно отменил двуперстие и другие

церковные обряды,  составляющие святоотеческое  древнеправос-

лавное предание,  без которого невозможно спастись,  и, когда

верные древнему благочестию  люди  встали  за  это  предание,

русская иерархия отлучила их от своей  испорченной церкви.  Но

в таком объяснении не все ясно.  А каким образом двуперстие

или  хождение по-солонь сделалось для старообрядцев святооте-

ческим преданием, без которого невозможно спастись? Каким об-

разом простой церковный обычай, богослужебный обряд или текст

мог приобрести такую важность,  стать неприкосновенной святы-

ней,  догматом?  Православные  дают  более глубокое описание.

Раскол произошел от невежества раскольников,  от узкого пони-

мания ими христианской религии, от того, что они не умели от-

личить в ней существенное от внешнего,  содержание от обряда.

Но и этот ответ не разрешает  всего вопроса.  Положим, извест-

ные обряды, освященные преданием, местной  стариной, могли по-

лучить неподобающее им значение догматов; но ведь и авторитет

церковной иерархии освящен стариной,  и притом не местной,  а

вселенской,  и его признание необходимо для спасения:  святые

отцы не спасались без него, как  без двуперстия. Каким образом

старообрядцы  решили пожертвовать одним церковным постановле-

нием для другого, отважились спасаться  без руководства закон-

ной иерархии,  ими отвергнутой? Но религиозный текст и обряд,

как и всякий обряд и текст с практическим, житейским действи-

ем, кроме специально богословского имеет еще общее психологи-

ческое значение и с этой стороны,  как и всякое житейское, т.

е.  историческое, явление, может  подлежать историческому изу-

чению.

     ПАТРИАРХ НИКОН.  Процесс   раскола в русской православной

церкви,  о котором идет речь в данном реферате,  назревал де-

сятки лет. Реформа церкви была неизбежна. Но любое историчес-

кое событие реализуется лишь через  деяния конкретных  истори-

ческих  личностей,  которые  силой своего ума,  своей воли по

праву заслуживают звание великих  личностей.  Одной  из  таких

великих  и  загадочных  личностей  в истории XVII в.  является

патриарх Никон.

     Он родился  в  1605 г.  в крестьянской среде,  при помощи

своей грамотности стал сельским священником,  но  по  обстоя-

тельствам жизни рано вступил в  монашество, закалил себя суро-

вым образом жизни в северных монастырях и способностью сильно

влиять на людей приобрел неограниченное доверие царя, доволь-

но быстро достиг сана митрополита  новгородского и, наконец, в

47  лет стал всероссийским  патриархом.  Из русских людей  XVII

в. Никон был самым крупным и своеобразным деятелем. В спокой-

ное  время  в  ежедневном  обиходе  он  был тяжел,  капризен,

вспыльчив и властолюбив,  больше всего самолюбив. Но это едва

ли были его настоящие, коренные свойства. Он умел производить

громадное нравственное впечатление, а самолюбивые люди на это

неспособны.  За ожесточение в борьбе его считали злым; но его

тяготила всякая вражда,  и он легко прощал врагам, если заме-

чал в них желание пойти ему  навстречу. С упрямыми врагами Ни-

кон был жесток.  Но он забывал  все при виде  людских  слез  и

страданий;  благотворительность,  помощь слабому или больному

ближнему была для него не столько долгом  пастырского служе-

ния,  сколько безотчетным влечением  доброй природы.  По своим

умственным и нравственным силам  он был большой делец,  желав-

ший и способный делать большие дела,  но только большие.  Что

умели делать все,  то он делал хуже всех;  но он хотел и умел

делать то, за что не умел взяться  никто, все равно, доброе ли

то было дело или дурное. Его  поведение в 1650 г. с новгородс-

кими бунтовщиками, которым он дал  себя избить, чтобы их обра-

зумить,  потом во время московского  мора 1654 г.,  когда он в

отсутствие  царя  вырвал из заразы его семью,  обнаруживает в

нем редкую отвагу и самообладание;  но он легко терялся и вы-

ходил из себя из-за житейской мелочи, ежедневного вздора: ми-

нутное впечатление разрасталось в целое настроение.  В  самые

трудные минуты, им же себе созданные  и требовавшие полной ра-

боты мысли, он занимался пустяками  и готов был из-за пустяков

поднять  большое шумное дело.  Осужденный и сосланный в Фера-

понтов монастырь,  он получал  от царя гостинцы, и, когда один

раз царь прислал ему много хорошей  рыбы, Никон обиделся и от-

ветил упреком, почему не прислали овощей, винограда, яблок. В

добром настроении он был находчив, остроумен, но, обиженный и

раздраженный,  терял всякий такт и причуды озлобленного вооб-

ражения принимал за действительность, В заточении он принялся

лечить больных,  но не утерпел, чтобы не кольнуть царя своими

целительными чудесами,  послал ему список излеченных, а царс-

кому посланцу сказал,  что отнято у него  патриаршество  зато

дана "чаша лекарственная: "лечи болящих". Никон принадлежал к

числу людей,  которые спокойно переносят  страшные  боли,  но

охают и приходят в отчаяние от булавочного укола. У него была

слабость, которой страдают нередко сильные, но мало выдержан-

ные люди:  он скучал покоем,  не умел терпеливо выжидать; ему

постоянно нужна была тревога,  увлечение смелой ли мыслью или

широким предприятием, даже просто хотя бы ссорой с человеком.

Это словно парус, который только в  буре бывает самим собой, а

в затишье треплется на мачте бесполезной тряпкой.

     Внешние бедствия,  постигшие Русь и  Византию,  уединили

русскую церковь,  ослабив ее духовное общение с церквями пра-

вославного Востока. Это помутило в русском церковном обществе

мысль  о вселенской церкви,  подставив под нее мысль о  церкви

русской, как единственной православной, заменившей собой цер-

ковь  вселенскую.  Тогда  авторитет  вселенского христианского

сознания был подменен авторитетом  местной  национальной  цер-

ковной  старины.  Замкнутая  жизнь содействовала накоплению в

русской церковной практике местных  особенностей,  а преувели-

ченная оценка местной церковной  старины сообщила этим особен-

ностям значение неприкосновенной святыни.  Житейские соблазны

и религиозные опасности,  принесенные  западным влиянием, нас-

торожили внимание русского церковного общества, а в его руко-

водителях  пробудили  потребность  собираться  с  силами  для

предстоящей борьбы,  осмотреться  и  прибраться,  подкрепиться

содействием  других православных обществ,  а для этого теснее

сойтись с ними. Так в лучших русских умах около середины XVII

в.  оживилась замиравшая мысль  о вселенской церкви, обнаружи-

вавшаяся у патриарха Никона нетерпеливой  и порывистой  дея-

тельностью, направленной к обрядовому сближению русской церк-

ви с восточными церквями.  Как сама эта идея,  так и обстоя-

тельства  ее  пробуждения и  особенно способы ее осуществления

вызвали в русском церковном  обществе страшную тревогу.  Мысль

о  вселенской  церкви выводила это общество из его спокойного

религиозного самодовольства, из национально-церковного самом-

нения.  Порывистое  и  раздраженное гонение привычных обрядов

оскорбляло национальное самолюбие,  не  давало  встревоженной

совести  одуматься и переломить свои привычки и предрассудки,

а наблюдение,  что латинское  влияние дало первый толчок  этим

преобразовательным  порывам,  наполнило  умы паническим ужасом

при догадке,  что этой ломкой родной старины двигает  скрытая

злая рука из Рима.

     ЗАКЛЮЧЕНИЕ.  Церковная   буря,

поднятая Никоном,  далеко не захватила всего русского церков-

ного общества.  Раскол начался  среди среди русского духовенс-

тва,  и  борьба  в  первое время  шла собственно между русской

правящей иерархией и той  частью церковного общества,  которая

была  увлечена  оппозицией  против обрядовых новшеств Никона,

проводимой агитаторами из подчиненного белого и черного духо-

венства.  Даже не вся правящая иерархия была первоначально за

Никона:  епископ коломенский  Павел в ссылке указывал  еще  на

трех  архиереев,  подобно  ему  хранивших древнее благочестие.

Единодушие здесь устанавливалось  лишь по мере того,  как цер-

ковный  спор  передвигался с  обрядовой почвы на каноническую,

превращался в вопрос о противлении  паствы законным  пастырям.

Тогда  в правящей иерархии все поняли,  что дело не в древнем

или новом благочестии,  а в том,  остаться ли епископской ка-

федре  без  паствы  или пойти  с паствой без кафедры,  подобно

Павлу коломенскому.  Масса общества вместе с царем относилась

к делу двойственно: принимали нововведение по долгу церковно-

го послушания,  но не сочувствовали  нововводителю за его  от-

талкивающий характер и образ действий; сострадали жертвам его

нетерпимости,  но не могли одобрять непристойных выходок  его

исступленных противников против властей и учреждений, которые

привыкли считать опорами церковно-нравственного  порядка. Сте-

пенных людей не могла не повергнуть в раздумье сцена в соборе

при снятии протопопа Логгина,  который по снятии с него одно-

рядки  и кафтана с бранью плевал через порог в алтарь в  глаза

Никону и,  сорвав с себя рубашку, бросил ее в лицо патриарху.

Мыслящие  люди  старались вдуматься  в суть дела,  чтобы найти

для своей совести точку опоры,  которой  не  давали  пастыри.

Ртищев,  отец ревнителя наук, говорил  одной из первых страда-

лиц за старую веру княгине Урусовой:  "смущает меня одно - не

ведаю,  за истину ли терпите". Он мог спросить и себя, за ис-

тину ли их мучат. Даже дьякон Федор, один из первых борцов за

раскол, в тюрьме наложил на себя пост, чтобы узнать, что есть

неправильного в старом благочестии  и что правильного в новом.

Иные  из таких сомневающихся уходили в раскол;  большая часть

успокаивалась на сделке с совестью,  оставались искренне пре-

даны  церкви,  но отделяли от нее  церковную иерархию и полное

равнодушие к последней прикрывали привычным наружнопочтитель-

ным отношением. Правящие государственные  сферы были решитель-

нее.  Здесь надолго запомнили,  как глава церковной  иерархии

хотел  стать выше царя,  как  он на вселенском судилище в 1666

г.  срамил московского носителя верховной власти, и, признав,

что от этой иерархии,  кроме смуты,  ждать нечего, молчаливо,

без слов,  общим настроением  решили предоставить ее самой се-

бе, но до деятельного участия в  государственном управлении не

допускать.  Этим закончилась политическая роль древнерусского

духовенства,  всегда  плохо поставленная и еще хуже исполняе-

мая.  Так как в этом церковно-политическом кризисе ссора царя

с  патриархом  неуловимыми узами  сплелась с церковной смутой,

поднятой Никоном, то ее действие на политическое значение ду-

ховенства  можно признать косвенной  услугой раскола западному